Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла Страница 45

Однако в комнате дежуривший при суде эскулап пользовал не только Лизу. На скамейке напротив лежал какой-то старик, и врач безуспешно пытался привести его в чувство.

— Что с моей сестрой? — воскликнула Анна, подбегая к доктору.

— Я дал ее сиятельству лекарство, чтобы унять кашель, но степень серьезности ее состояния должен определить домашний врач, а потому советую вам немедленно ехать домой, — кивнул тот. — Я уже попросил приставов помочь перенести княгиню в вашу карету.

— Господи, — прошептала Анна, случайно взглянув на его пациента, — борода…

— Что — борода? — не понял врач и, проследив за направлением ее взгляда, взялся за торчавший сам по себе фрагмент бороды, как-то странно отстававший от щеки.

— Это что же она — не настоящая?

— Забалуев! — вскричала Анна, когда врач убрал накладную бороду от лица старика. — Он все это время был здесь!

— Вы знаете этого человека? — удивился доктор. — Его принесли сюда с галерки, ему стало плохо, когда та женщина дала свои показания, но я ничем не мог ему помочь, старый человек, сердце… Все случилось так быстро…

«Быстро? — в последнюю минуту успел подумать Забалуев, смотревший угасающим взглядом на ненавистное ему лицо. — Будь ты проклята, Анька, девка, актриса!..»

Андрею Платоновичу казалось, что он все рассчитал. Тот случай в больнице, когда ему пришлось исповедовать метавшуюся в бреду незнакомку, — он его почти и забыл. Дело у него тогда в больнице было к другому — по заданию свыше Забалуев под видом священника ухаживал за одним политическим, его начальство надеялось, что, умирая, тот назовет и товарищей своих. Фильшина подвернулась ему под руку случайно: заплакала, схватила за рукав рясы в коридоре, когда он от своего политического уходил, говорила — кончаюсь. Впрочем, он так и думал, что померла.

Идея пришла ему в голову позже, когда Забалуев узнал, что Владимир Корф с супругою пропали где-то за границей. Вот тогда и пригодилась ему та история с умиравшей в захолустной больнице женщиной. Но, конечно, Андрей Платонович сначала все проверил — в Горы те съездил, узнал, что Фильшины без следа уехали куда-то и вроде как сгинули. В тот же приезд Андрей Платонович украл приходскую книгу, а с крестика мальчишкина хотел было надпись стереть, да вовремя имя прочитал — Корфом там и не пахло! То ли Фильшин, то ли Берг — одно слово, не барон.

А потом он решил к тому делу Митю подключить. Сына, Забалуев, конечно, любил, да ведь ради него все и устроил! Мальчик славный родился, но, видать, слишком много ума в одну голову вошло — вот она и не выдержала. По детству все не так заметно было, а потом пришлось его в Петербург вести, хорошим докторам показывать. И они вскоре сказали, что лучше стало ему. Одно Забалуева смущало: мальчик пару себе там нашел — Верой звали, девушка вроде хорошая, только зачем же к одному больному второго приписывать, а как дети пойдут! Вот он и сказал Вере и отцу ее, что Митя и не сын ему вовсе, а приемный и вроде как — от знатного человека… И пока врал — понял, что надо действовать.

Митя ему по недомыслию своему сразу поверил. И, хотя сердце Андрея Платоновича иногда побаливало, если слышал он, как сын из-за умершего Корфа убивается — вроде как по отцу сохнет, но потом брал себя в руки: вот станет он распоряжаться всеми деньгами Корфов, заберут они их и уедут за границу, чтобы безбедно жить. И надоели Забалуеву уже все эти политические — на покой потянуло, красивой жизни захотелось пуще, чем в молодости. Жене он, конечно, ничего не сказал — баба, дура, незачем ее в серьезные дела впутывать. А оно, вишь, как обернулась — пришла и продала! Ни за понюшку табаку — сыночка признала, и думает, поди, что права! Тьфу, окаянная!

А ведь так все сложиться могло! Правда, князь Петр все пытался до истины докопаться, даже сыщика нанял, да только ему, Забалуеву, про все те движения было известно, так что сыщика он подстерег, когда тот с копией из церковной книги к Долгорукому на свидание направлялся. И Марью Алексеевну на убийство подбить — дело простое было, она и так спала и видела, как от мужа избавиться. Главное, чтобы она его, Андрея Платоновича, участия в том не заподозрила — разошлась их дружба, когда она на него за дочку обиделась. Но сынок не подвел — он так со своей ролью молодого Корфа сжился: ни дать ни взять — барон, барон!

И даже когда Анька эта воскресла, Забалуев не сильно в волнение пришел. Он о ее появлении еще из служебных записок знал, сообщили ему эту новость. Только думал он, что Анька сразу с сестрой на лечение поедет, а она, вишь, — к наследнику «на поклон». Но и тогда все удачно соединилось, он купил сыну лучшего адвоката — молодого, беспринципного. Только Аньке бы вот успокоиться, что Долгорукую в «тихий дом» упекла, но нет — мало ей, до конца пошла, а конец-то, как вышло, ему оказался…

Когда умершего стали из совещательной комнаты выносить, Анна его вещи со скамьи взяла, чтобы городовым отдать, да из папки, что при Забалуеве была, конверт выпал с документом. Это оказалась вырванная из копии церковной книги в Горах страница, где записано было о смерти Ивана Ивановича Корфа, приемного сына Дарьи Христиановны Фильшиной, урожденной Берг, и мужа ее.

— Я опоздал?.. — услышала Анна рядом с собой и вздрогнула.

Еще издалека различив шаги, она подумала было, что это Никита опять пришел звать ее домой. С тех пор как Анна вернулась в свое имение и перевезла из Петербурга детей, она первое время через день приходила на кладбище и подолгу сидела близ родных могил, а Никита по наущению Варвары с настойчивостью преданного друга являлся за нею и с уговорами уводил за собой. Что случилось, то случилось, твердил он, убеждая ее оглянуться и вспомнить о живых, о тех, кто рядом, и вернуться к обычным заботам, которых у Анны было предостаточно: собранные Никитой крепостные под начальством нанятого в столице архитектора в Двугорском восстанавливали имение отца, а в Петербурге — городской особняк Корфов, пострадавший от многое переустроившего внутри на свой вкус греческого миллионера. Да и подросшие дети требовали к себе значительно больше внимания, чем прежде, — они стали слишком многое понимать, а задаваемые ими вопросы уже давно не были детскими.

Но Анна все никак не могла прийти в себя после похорон сестры — она чувствовала себя виноватой в ее смерти. Лизе сделалось хуже на следующий день после успеха в суде. Еще накануне вечером, когда все собрались в особняке Репниных, чтобы отпраздновать победу справедливости, Лиза, казалось, ощущала себя прекрасно. Она была воодушевлена своим поступком, и, хотя Анна и Зинаида Гавриловна с Наташей мягко укоряли ее за неосмотрительность и тайное бегство, все прекрасно понимали, что именно ей обязаны положительным исходом судебного разбирательства. А Лиза, разрумянившись от волнения, с горячностью рассказывала всем собравшимся, как нашла памятный ей дом и знакомую женщину. И, странное дело, все удивлялась Лиза — старушка как будто припомнила меня, говорила, что лицо у меня доброе. Несчастная мать была потрясена, узнав, что ее сына подлые люди используют для осуществления своих нечестных целей — Лиза не стала открывать Глафире Федоровне, что придумал сделать это ее собственный муж. Забалуева уже давно не видела ни его, ни детей. Старшая дочь, служившая учительницей и вышедшая замуж за своего коллегу из мужской гимназии, наезжала к ней очень редко, а две другие девочки большую часть года жили в уезде, в пансионе, куда Андрей Платонович определил их по достижению учебного возраста. А вот маленький, младшенький сынок Андрюшенька умер от инфлюэнцы еще лет семь назад, и для супруга, сказала Забалуева, старший Митя стал единственной радостью и светом в окошке. Мужчины — они завсегда по сыновьям больше убиваются, грустно говорила старушка, потому как они — продолжатели рода и воплощение отеческих надежд. Нет, конечно, Андрей Платонович нас никогда не забывал, объясняла Забалуева, и денег нам присылал, пусть и не с регулярностью, но мы последнее время даже не голодали, но служба его требовала разъездов и секретности, а потому семья, наверное, была для него обузой. Но что тут поделаешь, кивала старушка, с сердечностью потчуя гостью чайком с собственным вареньем — Лиза вспомнила его вкус: в прошлый раз Забалуева тоже угощала их с Мишей чаем и домашним вареньем, и оно было замечательным, как и сейчас. Лизе даже пришлось взять с собою от старушки гостинчик — барыне для родных, в знак признательности за заботу о ее мальчике. Лиза так гордилась собой и все просила доктора Вернера оставить ее в покое и убрать свой стетоскоп, и, в конце концов, тот принужден был подчиниться, пообещав, что явится завтра к вечеру, когда утихнут восторги по поводу победы и он сможет приступить к своим прямым обязанностям. Но вызвать его пришлось раньше — утром, едва Лиза встала, у нее начался тяжелый кашель, а потом горлом пошла кровь, и срочно доставленный к Репниным доктор Вернер уже ничему не мог помешать.