Барбара Вуд - Свитки Магдалины Страница 45

– Нет, не можете, – тихо сказала она.

Бен взглянул на нее. И снова это чувство – необъяснимое желание, чтобы эта девушка была рядом с ним. Это было смутное, мимолетное чувство, он не смог ни объяснить, ни уловить причину его возникновения. Разве он уже не давал себе слово, что не будет говорить ей о следующих свитках? Разве он уже не принял твердого решения не посвящать ее в эти тайны? Теперь он не мог понять, что именно, какое необъяснимое желание взяло верх над его рациональным мышлением и вынуждало все время приглашать ее к себе?

Бен снова покачал головой. Это чувство исчезло до того, как он успел зафиксировать на нем свое внимание. Оно было как-то связано с Давидом…

Бен отошел от нее и большими шагами расхаживал по комнате. Он ходил перед ней, как адвокат перед жюри, его мысли все время перескакивали то на одно, то на другое. Эта быстрая смена настроения была неподвластна ему и непредсказуема. Бен этого не чувствовал, но другие замечали, в том числе и Джуди. Она следила за тем, как его лицо то озабоченно напрягалось, то хмурилось, когда его мысли сосредотачивались на чем-то другом.

В голове Бена происходило что-то новое и отразилось на его лице беспокойством.

– Знаете, мне снятся самые невероятные кошмары с тех пор, как я начал переводить эти свитки. А когда я просыпаюсь, то не владею своими мыслями. – Он застыл на месте и уставился на нее.

Джуди встала и повернулась лицом к нему.

– Быть может, эти свитки вам напоминают о…

– В этом нет никакого сомнения! – выпалил он. – Только представьте себе эти чертовские совпадения!

– Видите ли, бывает…

– Джуди, я понимаю, что это похоже на безумие, но я не могу избавиться от ощущения, что… что… – Он озирался вокруг себя как безумный, скривил губы, собираясь произнести следующее слово.

– Избавиться от какого ощущения? – шепотом спросила она.

Бен прикусил нижнюю губу, словно запрещая себе говорить. Затем он сказал:

– От ощущения, что Давид бен Иона и в самом деле разговаривает со мной.

Глаза Джуди сделались большими.

– Понимаю, это какой-то абсурд, но я верю этому! У меня такое ощущение, что Давид еще жив, что он наблюдает за мной, пока я перевожу.

Бен отвернулся и начал ходить по комнате, словно зверь, угодивший в клетку.

– Хуже всего, что я с этим не могу ничего поделать! Как бы я ни старался, я не могу выбросить Давида из головы. Я ловлю себя на том, что воображаю, о чем он мог бы думать. Я представляю Магдалу, точно вспоминаю собственное детство. Я мечтаю наяву о Ревеке о летнем времени в Иерусалиме. У меня наступают провалы в памяти. Я не помню, переводил ли я свитки. Я часто забываю о том, какое в данный момент время дня.

Вдруг он умолк.

– Вы думаете, что я сумасшедший, правда?

– Нет, я так не думаю.

– Честно?

– Честно.

– Ладно, мне кажется, что эти свитки так или иначе вызывают воспоминания о прошлом. Воспоминания, которые хотелось бы забыть, которые до сих пор удавалось не ворошить. Может быть, даже ощущение вины…

– Вины!

– Вы просили меня говорить честно. Да, вины.

– В чем вы виноваты?

– В полном отрицании прошлого и древнего народа Израиля, В детстве в тебя внедряли ортодоксальный иудаизм, затем ты неожиданно отказываешься от него. Ты зашел так далеко, что почти стал считать евреев не своим народом, а иным видом животных. Ты не задумывался о том, почему тебя всю жизнь тянет переводить древние священные тексты? Ты пытаешься обнаружить собственные истоки. Изучая еврейские рукописи, ты, возможно, хочешь обнаружить утерянные еврейские корни.

– Чепуха!

– Хорошо, но, оставив иудаизм, ты не покинул его целиком, верно? Вместо этого ты подходишь к нему с иного угла. Теперь ты беспристрастный ученый, читаешь древние тексты вместо того, чтобы стать талмудистом. Каким-то уродливым способом ты осуществил ту цель, какую тебе определила мать, – стать раввином. Занимаясь тем, чем ты занимаешься, ты служишь двум господам одновременно – евреям и неевреям.

– Это притянутая за уши идея. Я изучаю древние рукописи, потому что получила хорошую подготовку еще в ортодоксальной еврейской школе. Я могла бы заняться чем-то другим, но тогда я растратила бы приобретенные отличные знания. Вы все еще не ответили на мой вопрос: в чем вы виноваты? Ладно, пусть будет так. Может, виновата ваша мать, а не иудаизм сам по себе.

– Боже, моя мать! Вы представить не можете, каково мне было вынести ее воспитание! Мне каждый день твердили, что евреи самые святые в мире. Что все гои – это зло. Ради всего святого, не одни евреи подвергались гонениям. Не их одних отправляли в концентрационные лагеря. Уничтожали и поляков, и чехов, и других людей, которых немцы считали низшей расой! Какого черта мы должны быть страдающими слугами Бога!

Последние слова Бен выкрикнул так громко, что на его шее и лбу набухли вены. Он неожиданно умолк и, тяжело дыша, уставился на Джуди.

– Извините, – прошептал он.

Он подошел к дивану и устало опустился на него.

– Я никогда так не вел себя. Должно быть, Давид заставил меня излить все свое недовольство. Прошу извинить меня, Джуди.

Она села рядом с ним.

– Все в порядке.

– Нет, не все в порядке. – Бен взял ее за руки и крепко сжал их. – Я приглашаю вас поздно вечером, а затем кричу на вас, как сумасшедший. Правда, я не знаю, что в меня вселилось. Может, я и вправду сумасшедший.

Джуди посмотрела на две пары соединившихся рук, душу ее согрела накатившая волна тепла – незнакомого, неизведанного.

– Я одержим навязчивой идеей, – сказал он. – Я это знаю. Но ничего не могу поделать с этим. Давид не отпустит меня.

Бена снова мучили странные сны и кошмары. Оказавшись во власти сна, он был вынужден стать свидетелем неописуемых ужасов концентрационного лагеря, унизительной смерти собственного отца, пыток, которым подвергали его мать. Всю ночь он страдал за гонения, которым евреи подвергались столетиями. Он видел средневековые массовые убийства и религиозные погромы. Он видел, как убивали евреев в пылу маниакальных приступов христианского рвения.

Однажды он проснулся от бившей его дрожи, его одновременно бросало в жар и в холод. Постельное белье спуталось. Шатаясь, Бен вышел в коридор и включил термостат, затем снова забрался в постель и натянул на себя одеяла. Он обильно потел и дрожал так неистово, что постель тряслась.

– Боже мой, – простонал несчастный. – Что со мной происходит?

Когда Бен снова погрузился в бессознательное состояние, на него обрушились новые кошмары. Он видел, что стоит под виселицей и смотрит на злую толпу, осыпавшую его насмешками. Рядом с ним стоял безликий человек. Он крикнул: «Среди вас есть тот, кто заступится за этого человека?»