Кэтлин Уинзор - Навеки твоя Эмбер. Том 1 Страница 45

— Роджер! Я хочу поговорить с вами!

Не выпуская ручку двери, он повернулся и взглянул на нее:

— Слушаю, мадам.

— Убирайся отсюда, Уортон, — она махнула рукой, прогоняя камеристку, но начала говорить прежде, чем та успела выйти из спальни. — Считаю, что вы должны остаться сегодня, Роджер. Если не останетесь, его величество сочтет это чертовски подозрительным.

— Не согласен, мадам. Думаю, его величеству покажется более подозрительным, что мужчина на глазах половины королевского двора соглашается потворствовать распутству своей жены.

— Любовница короля — не распутница, Роджер! — Барбара рассмеялась неприятным злым смехом. Ее глаза неожиданно сузились, взгляд стал жестким. — Сколько раз вам это повторять! — возмутилась она, повысив голос. Потом вдруг смягчилась и промурлыкала язвительно: — Или, может быть, вы не заметили, что теперь ко мне относятся с вдвое большим уважением чем раньше, когда я была просто женой обыкновенного достопочтенного джентльмена? — В последние слова она вложила все свое презрение к нему и к тому незначительному социальному положению, которое давало ей супружество.

— Мне кажется, это следует назвать более правильным словом, чем уважение, — он холодно взглянул на Барбару.

— Да? И каким, скажите на милость?

— Личные интересы.

— О, чума на вас и вашу проклятую ревность! Мне осточертело ваше нытье! Но сегодня вы придете на ужин и примете на себя обязанности хозяина, иначе, клянусь Богом, вы сгорите в аду за это!

Роджер внезапно подошел к Барбаре, внешнее безразличие мгновенно исчезло, и лицо его исказилось от гнева. Он схватил ее запястье.

— Успокойтесь, мадам! Вы кричите, как торговка! Я глупо поступил, что не отвез вас в деревню, когда женился, — отец предупреждал меня, что вы нас опозорите! Я уже давно понял, что для некоторых женщин свобода означает вседозволенность. Кажется, вы как раз из таких.

Барбара пристально и с усмешкой посмотрела на неге.

— Если даже и так, — медленно произнесла она, — то что из этого?

Вся неуверенность, с которой Роджер вел себя вначале, исчезла полностью, и он стал решительным и твердым.

— Завтра мы уезжаем в Корнуолл. Не сомневаюсь, что два-три года в деревне помогут вам вернуть благоразумие и достоинство.

Барбара резко отшатнулась от него.

— Проклятый дурак! Только попробуйте заточить меня в деревню и сами увидите, что значит быть в фаворе у короля!

Они стояли, в ярости глядя друг на друга и тяжело дыша, когда раздался стук в дверь, и послышалось:

— Его величество король Карл Второй!

Барбара обернулась к двери:

— Ну, вот и он!

Она машинально подняла руки и поправила прическу, глаза возбужденно вспыхнули, и хотя лицо еще оставалось сердитым, оно мгновенно разгладилось, Барбара подхватила юбки, взяла в руки веер и воскликнула:

— Итак, вы спуститесь и возьмете на себя роль хозяина или нет?

— Нет.

— О, как вы глупы!

Она взмахнула рукой и сильно ударила Роджера по лицу, затем поспешила к выходу, задержавшись на секунду, чтобы придать лицу приятное выражение, и распахнула дверь. Она прошла по широкому коридору, стены которого украшали многочисленные портреты, и вышла к лестнице.

Внизу король беседовал с ее кузеном Букингемом, но когда Барбара появилась, мужчины замолчали и обернулись к ней. Она медленно спускалась по просторной лестнице, потому что беременность вынуждала ее проявлять осторожность, но более для того, чтобы дать им возможность любоваться ею. Спустившись на нижнюю площадку, Барбара сделала реверанс обоим мужчинам, те церемонно поклонились, а король — единственный, кто мог не снимать шляпы, тем не менее обнажил перед ней голову.

Барбара и король обменялись многозначительными улыбками, во взглядах сквозила скрытая страсть, воспоминание о недавних встречах. Потом она повернулась к герцогу, наблюдавшему за ними с циничной улыбкой.

— О Джордж, я не ожидала, что вы так скоро возвратитесь из Франции.

— Я и сам не ожидал. Но… — он пожал плечами и бросил взгляд на Карла.

Карл усмехнулся:

— У Филиппа начался приступ ревности. Думаю, он испугался, что его милость пойдет по стопам отца.

В обоих королевствах ходили слухи, что старший Букингем был в свое время любовником прекрасной Анны Австрийской, которая теперь превратилась в старую, жирную и сварливую мамашу Людовика XTV. А его сын не делал секрета из своего пылкого восхищения Ринетт.

— Согласился бы с превеликим удовольствием, — отшутился Букингем и весело поклонился королю.

— Не угодно ли пройти в гостиную? — предложила Барбара. По дороге она мягко, просительно, почти по-детски взглянула на Карла.

— Ваше величество, я в чрезвычайно затруднительном положении. На сегодняшнем ужине нет хозяина.

— Нет хозяина? А где же… Вы хотите сказать, что он решил не появляться?

Барбара кивнула и опустила свои черные ресницы, будто стыдясь невоспитанности своего мужа. Но Карл придерживался другого мнения.

— Нет, я не виню его, беднягу. Бог ему судья, но мне кажется, муж. прекрасной дамы скорее заслуживает жалости, чем зависти.

— Если живет в Англии, то — да, — заметил герцог.

Карл добродушно засмеялся, он не мог обижаться, когда речь шла о его образе жизни, он не обманывался на этот счет.

— И все-таки хозяин необходим на всяком приеме. Если вы позволите мне, мадам…

В фиолетовых глазах Барбары вспыхнуло торжество.

— О, ваше величество! Если только вы согласны! Теперь они подошли к парадным дверям, ведущим в зал, остановились на мгновение, и головы всех присутствовавших, как намагниченные, повернулись к ним. Мужчины сняли шляпы с низким поклоном, дамы грациозно присели в глубоком реверансе, словно широко распустившиеся цветы, ставшие слишком тяжелыми для стебля. Барбара пользовалась столь высокой популярностью и влиянием, что не считала необходимым приветствовать каждого прибывающего. Любой, независимо от его социального и политического положения, счел бы за счастье получить приглашение от миссис Пальмер и не стал бы обижаться, что его не так приняли. И многие были совершенно убеждены, что в один прекрасный день, возможно скоро, она станет королевой Англии.

Еще год назад Барбара и представить себе не могла, что когда-либо будет принимать в своем доме всех этих мужчин и женщин одновременно и столь небрежно относиться к ним.

Среди гостей присутствовал Энтони Эшли Купер, маленький, болезненный и худосочный господин, род которого относился к самым могущественным фамилиям страны. Посредством какого-то ловкого трюка ему удалось превратиться в роялиста как раз во время Реставрации. В таком чудесном превращении не было, однако, ничего необычного. И сочувствовавшие, и активные сторонники старого режима отнюдь не подвергались наказанию — повешению, четвертованию или ссылке, многие из них теперь активно поддерживали монархию и даже формировали основу нового правительства. Карл, слишком практичный и опытный политик, не считал, что Реставрация означает полный слом всего созданного за последние двадцать лет; недавние изменения носили лишь поверхностный характер. Купер, как и многие другие, примирился с новыми порядками при дворе Карла, но он не изменил ни своим принципам, ни намерениям.