Джейн Фэйзер - Коршун и горлица (Орел и голубка) Страница 45

Сарита пожала плечами и встала, Она чувствовала себя ужасно голодной. Вчерашний обед был так давно, и только сейчас до нее дошло, что ей следовало бы попросить Кадигу и Зулему принести себе ужин, перед тем как прогонять их. Но теперь ошибку эту было уже не исправить, так что оставалось только ждать завтрака в Гранаде. Она попила из реки, брызнула на лицо водой и провела по волосам расческой. Обернувшись, она увидела крыши Альгамбры — о ее побеге скоро уже узнают.

Как же отреагирует Абул на ее исчезновение? «Вероятно, он почувствует облегчение, — подумала Сарита, — после того, что она ему вчера наговорила…» Перед ее мысленным взором снова встало его лицо, искаженное болью и гневом. Да, это воспоминание было не из приятных. Но она решительно повернулась в сторону Гранады. Выход из ущелья был нетруден, не то, что ее давешняя дорога. Дойдя до вершины, она нашла тропу, которая кишмя кишела крестьянами, тащившими поклажу, погонщиками мулов, караванами торговцев, снующими из города и обратно. Там было много женщин, все они тщательно закрывали свои лица и склоняли головы, приближаясь к мужчинам. Сарита в оранжевом платье и с огненно‑рыжими распущенными волосами выделялась из общей массы так же сильно, как метеор на ночном небе.

Совершая подобные путешествия раньше, она всегда находилась в компании матери и других женщин. Кроме того, их сопровождали мужчины. Она быстро достала шарф и покрыла им голову, не забыв при этом закрыть и лицо, опустила глаза, чтобы усилить сходство с мавританскими женщинами. Теперь она, по крайней мере, привлекала к себе меньше внимания.

Пройдя через городские ворота, Сарита покрепче прижала к себе узелок. В ее испуганном воображении 12 серебряных монеток казались ей целым состоянием, которое могло привлечь грабителей. Ее никто не окликнул и она пошла по боковой улочке, столь узкой, что верхние этажи домов почти встречались на середине, образовывая темный туннель.

Когда она был уже почти на середине улицы, навстречу ей шли двое мужчин. На талиях их сверкали инкрустированные каменьями рукоятки изогнутых ножей. В дверях одного из домов появилась женщина, вытряхивающая ковер. Где‑то за ее спиной плакал ребенок. Это было так обыденно, что Сарита почувствовала, что страх ее отступает.

Она помнила, что эта улица должна закончиться площадью, которая в свою очередь соединялась с базаром еще одной маленькой улочкой.

Таким образом она была очень близко к своей цели.

Мужчины, шедшие позади Сариты, не боялись потерять ее — оранжевое платье было трудно упустить из виду. Та улочка — Сарита помнила — закончилась площадью В центре ее стоял усталый осел, ожидавший, пока его хозяин наберет воды в бочки из колодца. Над кучей отбросов жужжали мухи, тут же рыскала стайка голодных котов… Почувствовав городские запахи, Сарита сморщила нос. Оливковые рощи и горные пастбища пахли намного приятнее. С одной из боковых улиц появилась группа женщин. Они несли кувшины, чтобы набрать в них воды. Сарита вышла на площадь, имея намерение слиться с ними, но они остановились, осуждающе глядя на нее. В глазах их было явное отвращение к ее загорелым ногам и яркому платью. Они тоже были босиком, но их платья скрывали ноги. Она забылась на какой‑то миг и ответила им неосторожным взглядом, но, почувствовав их враждебность, поспешила скрыться в другую темную улочку.

Шум базара достиг ее ушей. Он складывался из звона колокольчиков, крика, звона железных бочек и пронзительного скрежета. Придя на базар, Сарита почувствовала себя в большей безопасности.

Тут были и такие, как она, люди в одежде христиан.

Женщины здесь были тоже, правда, не одни, а с кем‑нибудь. И тут она увидела Тарика. Он стоял у прилавка и пил из кожаной фляжки. Рядом с ним находились старейшины их племени. Они разглядывали руно и разговаривали с его продавцом — согбенным и беззубым стариком, имеющим бесцветную бороду. Сердце у Сариты ушло в пятки и она бросилась обратно в темную аллею. Почему она не предвидела возможность встречи с кем‑либо из их племени? Потому что из сказочного царства Абула они казались ей бесконечно далекими. А ведь они все еще находились в оливковой роще, поэтому вполне могли оказаться в городе. Конечно же, они могли узнать ее… ее оранжевое платье, волосы, фигуру. Кругом была опасность. Она стояла, ожидая, когда пройдет дрожь, не дающая возможности ясно мыслить. И в этот момент поняла, что к ней приближаются двое мужчин. Сарита огляделась. С одной стороны был Тарик, с другой — эти люди. А что было сзади? Сзади была открытая дверь хибарки. Между ног Сариты полз голый ребенок, сжимая в руке корочку хлеба. Она попятилась назад. Но тут один из мужчин подпрыгнул так быстро, что она не смогла даже побежать бы в том случае, если бы ей было куда. Он схватил ее и набросил на голову широкий рукав своего бурнуса, так что крик ее мгновенно был заглушен. Впрочем, в базарном шуме ее все равно никто бы не услышал. Второй мужчина обернул ее плащом, как когда‑то Абул. Вот только теперь она точно знала, что в конце этого пути ее не ждет его вежливое ухаживание, башня с покорными слугами, окно в благоухающий сад. Почему же она пренебрегла Абулом? Потому что предпочла рискнуть. И вот теперь… погибла. Совершенно погибла.

Глава 12

Сарита боролась против этой жаркой, удушающей темноты с гневом столь сильным, на который было способно только животное пойманное в капкане. Зубы ее вонзились в железную руку ее похитителя. Тогда на лицо ей натянули одеяло, а рот заткнули. Сарита почувствовала, что задыхается, и перед глазами заплясали черные точки. Она перестала бороться, и давление на нее тут же ослабло.

Поэтому больше она уже не смела двигаться, боясь, что это может быть истолковано, как попытка к сопротивлению.

Сариту охватила злость на собственное недомыслие. Как могла она не предвидеть встречу с Тариком? Ей следовало надеть на себя одежду женщин Альгамбры… Следовало немедленно пойти горной дорогой. Никогда не входить в этот город.

Но самообвинениями она ничего не могла изменить. Куда ведут ее? Зачем? Чтобы изнасиловать, убить, ограбить? А может быть, для того, чтобы сделать все вместе? Жизнь ее — жизнь женщины и не правоверной не значит для них ничего. Абул говорил ей об этом. Если она сделает все, что они от нее захотят, даст им все, что они потребуют, будет вести себя так, как одна из их собственных женщин, тогда, возможно, они и не нанесут ей вреда. Но знать это наверное она не могла.

Ее несли очень быстро, похитители ее почти что бежали, и по тому, что мужчины обменивались друг с другом репликами, она поняла, что тот, другой, шел рядом с ним. Как хотела бы она иметь возможность видеть, дышать чистым воздухом, почесать нос, который щекотала шерстяная ткань. Она чихнула — в горло и нос ей забилась пыль от одеяла. Глаза ее наполнили слезы, и соленая влага обожгла щеки.