Джоанна Борн - Мой милый шпион Страница 46

– Пора поесть пирожных. – Юнис уже разложила пирожные и тарталетки на столе в столовой, по соседству с выставкой доспехов. – Если замешкаемся, то придется довольствоваться ливером.

– Рекомендую абрикосовые пирожные, – с улыбкой сказал Себастьян.

Ей ужасно не хотелось от него уходить, но она должна была идти к полковнику. Ей предстояло сказать ему то, что собиралась сказать.

Джесс не могла припомнить, заключала ли она с кем-либо бесчестные сделки, но теперь, похоже, собиралась обмануть Римса. И тот факт, что Римс был свиньей и сам хотел облапошить ее, едва она поставит подпись под брачным контрактом, не приносил ей облегчения.

Из передней вышли и направились в столовую трое мужчин и женщина с белыми волосами. Все четверо яростно спорили о древних греках.

Внезапно откуда-то появилась Клодия:

– Ах, вот ты где, Себастьян. Ты нам очень нужен. Видишь ли, они перепутали плюмажи на костюмах, и Койнинг-Марш рвет и мечет. А Юнис просит масла, чтобы успокоить бурные воды.

– Но я ничего не смыслю в доспехах.

– Зато знаешь, как успокоить разбушевавшееся море. Я хочу поговорить с Джесс, а ты мешаешь.

Себастьян улыбнулся.

– Что ж, ладно. Только не бей ниже пояса, Клодия. А ты… – и прямо на глазах у кузины, не думая о том, что скажут люди, он провел пальцем по виску Джесс, – веди себя прилично. Я найду тебя потом. И постарайся не доводить дело до кровопролития своим острым язычком. – С этими словами капитан оставил ее на попечение кузины.

– Он может позволить себе экстравагантные выходки, – сказала Клодия. – А вы – нет. Я бы посоветовала вам держаться в тени.

Джесс приходилось задирать голову, чтобы смотреть на Клодию. В присутствии Эштонов она чувствовала себя ничтожной, как клякса.

– А знаете… Я с вами согласна. Вероятно, у нас с вами много общего и есть о чем поговорить.

– Брат сказал, что видел вас ночью в коридоре, у двери Себастьяна. Это было неблагоразумно.

– И в этом я с вами согласна. Послушайте, может, съедим по пирожному, пока толпа не опустошила все, как стая саранчи? Я, видите ли, не ужинала. День у меня выдался тяжелый, а все эти выставленные предметы просто вызывают дрожь.

– В этом доме вы – как рыба, выброшенная на берег, мисс Уитби. Я бы посоветовала вам уйти, но вряд ли вы меня послушаете. Слишком уж вы цепкая, к сожалению.

Это сильно смахивало на скрытую угрозу. А Клодия относилась к тому типу людей, от кого такая угроза могла исходить.

– Не стану ничего отрицать, особенно насчет выброшенной на берег рыбы. Хотя скорее я чувствую себя кораблем, зашедшим в мелкие воды.

Мимо проплывала еще одна стайка историков. Между двух денди с Аппер-Брук-стрит затесался неопрятного вида хромоногий мужчина в сюртуке с обтрепанными рукавами и немецким акцентом. Они обсуждали средневековые казни. Не потому, что одобряли, а лишь бы языком поболтать.

«Странные люди», – подумала Джесс.

– Ваш жемчуг несколько претенциозен, – продолжала Клодия. – Он… желтый. Вы все свои ожерелья раскрасили под цвет платьев? Как это предусмотрительно.

С Клодией нужно было держать ухо востро.

– Скорее розовый, чем желтый, но я вас поняла. Я поступаю как раз наоборот. Как женщина покупает платья под жемчуг. А эта ткань, – Джесс собрала в щепотку складки юбки, – couluer d'aube[4] от Демиль Фрер из Лиона. Для особых покупателей мы держим под прилавком на своем складе на Брод-стрит несколько рулонов их шелка. Если хотите, приходите посмотреть. Сошлитесь на меня и попросите показать вам «бронзовый блеск».

– Лавочница – она всегда лавочница, – заметила Клодия. – Но вы достойны восхищения.

В этот момент парадная дверь открылась, впустив новую группу историков – трех женщин довольно строгого вида и мужчину. Он пришел один. Когда он шел по холлу, Джесс его узнала.

Приблизившись к ним, он с улыбкой сказал:

– Здравствуй, Джесс.

– Вы знаете мисс Уитби? – удивилась Клодия. – Вероятно, вам приходится встречаться с разного рода людьми…

– Уйдите, – проворчал Эйдриан Хокхерст. Грубость заставила Клодию замолчать. Развернувшись, она удалилась.

Но это же Херст, ее старый друг. Даже сейчас, зная, что он наделал, Джесс радостно встрепенулась при мысли: «Он все исправит».

А он смотрел на нее, не мигая – очевидно, ждал, что она скажет. Джесс заставила себя улыбнуться:

– О, Херст…

Он с усмешкой покачал головой:

– Нет – нет, теперь я именую себя Эйдриан Хокхерст.

Он снял свою шикарную шляпу. Было странно видеть его в таком головном уборе. В стародавние времена, в Санкт-Петербурге, Джесс никогда не видела его в приличной шляпе. Там он носил пушистую шапку-ушанку из соболя. Многие годы она считала это подходящим нарядом для дворецкого.

– Мне все время хотелось спросить: ты получал мои письма?

– Получал, – ответил он. – Я поддерживал связь с Джосайей, а тебя решил оставить в покое.

Похоже, он по-прежнему считал себя другом папы. Хотя прислал за ним своих псов, чтобы увести со склада, даже не дав одеться. Запер папочку на Микс-стрит и говорит сейчас с ней так, будто они остались друзьями. А дальше последуют всевозможные оправдательные объяснения. Но ни одно из них не стоило и плевка. Будь она совсем уж глупой, раскричалась бы. Но она просто села на ступеньки и обхватила колени руками.

Херст присел рядом. Совсем рядом. Бок о бок. Как это было знакомо. Так знакомо, что она чуть не завыла от боли и тоски.

Немного помолчав, Джесс спросила:

– А помнишь, как мы с тобой сидели в нашем доме в Санкт-Петербурге? На той большой мраморной лестнице, помнишь? Русские всегда восхищались этим холодным мрамором, а у меня задница отмерзла.

–. Помню. – Эйдриан улыбнулся и положил шляпу на колено.

– Ты все время ворчал на меня, когда я так выражалась. Говорил, что даме неприлично так изъясняться. А я бы этого и не делала, если бы ты не пилил меня.

– Знаю.

– Я была тогда уже почти взрослой. Лет двенадцати, наверное.

– Да, что-то около того.

– Папа уезжал на прием с одной из своих любовниц, а мы с тобой сидели на лестнице и болтали о его любовнице. А потом шли на кухню, и babushka пекла мне blini. С тех пор я их не ела. Блинчики с медом.

– В Сохо есть одно местечко, где можно их попробовать.

– Правда? – Джесс взглянула на свои руки. – Так вот, мы сидели на кухне, ели блины и пили чай из расписных чашек, специально сделанных для меня по папиному заказу. И играли в шахматы. Ты научил меня играть в шахматы. У папочки не хватало на это терпения.

– Я подумал, что тебе стоит научиться играть хотя бы в одну игру, где ты не сможешь жульничать.