Рексанна Бекнел - Супруг по заказу Страница 46

Нужно заставить его остановиться. Нужно! Но Оливия застыла на месте, а он ласкал ее так, как имеет право ласкать только муж.

Он сжал ее грудь, взяв в ладонь округлый тяжелый холмик, и снова прижал палец к ноющему соску.

— О Боже! — выдохнула она, чувствуя, что вот-вот растает. — О Боже…

Жар скапливался в животе, влажный и сладостный, и она едва удерживалась на ногах. Но тут он сжал ее вторую грудь и стал мять, и ей пришлось вцепиться в его плечи, чтобы не стечь на пол безвольной лужицей.

Именно в этот момент он и поцеловал ее, завладев губами и вторгаясь языком в рот.

Как же Оливия любила его поцелуи! Несмотря на все протесты, в глубине души она признавала, что обожает его поцелуи. Но этот поцелуй, глубокий, исступленный, сводящий с ума поцелуй, был каким-то неправильным. Непристойным.

И хотя она отдавалась поцелую и его дерзким, возбуждающим ласкам, какой-то частью сознания пыталась отстраниться. Уйти.

И тут она поняла, в чем проблема.

Виски. Она ощущала на языке сладковатый, терпкий вкус.

Оливия отвернула голову. Как могла она забыть, что он пьян? Пьян, как в первую встречу, и готов поцеловать любую женщину, которая попадется ему на пути… а может, и не только поцеловать…

— Нет! — Она толкнула его в грудь, но с таким же успехом можно было пытаться повалить стену. — Немедленно оставьте меня, иначе закричу!

Он сжал ее попку и прижал животом к своим чреслам. Оливия вздохнула. Существует ли какая-то часть ее тела, которую не пробудило бы к жизни его жаркое прикосновение?

— Помогите, — пробормотала она, хотя это прозвучало скорее молитвой, чем призывом о помощи. Она отдавалась его ласкам, хотя и сознавала, что гибнет.

Похоже, и он это почувствовал.

— Наконец-то ты моя, Хейзл, — горячо прошептал он ей на ухо. — Наконец-то ты моя.

Но она уже немного отрезвела и вновь обрела решимость.

— Я не ваша Хейзл, — процедила она и, ловко нырнув ему под руку, ухитрилась избежать хмельных объятий. — И вообще никакая я не Хейзл!

Выкрикнув все это, она сбежала без оглядки и даже не поинтересовалась, идет ли он за ней.

Оказавшись в своей комнате, она задвинула засов, прислонилась лбом к панели и зажмурилась.

Но перед глазами по-прежнему стоял Невилл, высокий и сильный… и одновременно слабый и пошатывающийся, сбитый с ног огромным количеством спиртного.

Совсем как в ту, первую, ночь.

Несмотря на возрастающее желание объяснить себе случившееся обычным заблуждением, попытаться его оправдать и проигнорировать связанные с ним осложнения, она понимала, что не сделает этого. Та ночь не была плодом ее воображения. Как и эта. Заблуждением было поверить в уязвимость спавшего в экипаже человека.

Она прижалась ухом к двери и прислушалась. Ни звука.

Сердце медленно обретало нормальный ритм. Паника постепенно отступала, вытесняемая правдой, которую так не хотелось признавать: несмотря навесь его шарм, на опасную притягательность, в Невилле Хоке было нечто трагическое. Шрамы не только на его лице, но и на душе. Такие глубокие, что никак не исцелятся. Сон не дарит ему покоя, как и виски… Наверное, только она могла бы исцелить его, поддавшись чувственному притяжению.

Но он не годится для нее. Как и для любой другой разумной женщины. Она знала это инстинктивно, хотя чуть было не забыла. Но больше не забудет.

В молчании ночи, нарушаемом только стуком капель дождевой воды, падающих с крыши, Оливия неуклюже забралась в постель. Подтянула простыни к подбородку, уставилась в темный потолок. Как в начале ночи. Но сейчас все изменилось. Она стала другой. Тело стало другим, потому что мужчина касался его там, где никогда не касался раньше. Касался так, что она не сможет этого забыть.

И мысли стали иными. Мрачнее. Угрюмее.

И надо всем этим висела уродливая правда, которую она должна признать раз и навсегда. Несмотря на все ее усилия, Невилл Хок ухитрился завоевать ее привязанность.

Но она должна положить конец своим глупым эмоциям. Должна разорвать все связи с ним, пока не разорвалось ее сердце.

Невилл проснулся с тяжелой головой. Во рту было гаже некуда. В комнате было светло. Слишком светло.

Он не смел открыть глаза. Но уши функционировали достаточно хорошо, чтобы можно было понять: он не у себя дома, в Вудфорд-Корте. Где же тогда?

За окном раздался крик мужчины. Заржала лошадь, и экипаж с шумом покатился по вымощенной брусчаткой мостовой. Невилл прижал руку к глазам и поморщился. Голова сейчас точно расколется!

Он медленно повернул голову. Он не у себя дома и не в своей постели. Где же он, черт возьми?

И тут он все вспомнил и застонал. Гостиница вблизи города Прадхо, в Нортамбрии. Очередной день путешествия в Вудфорд-Корт… и Берд-Мэнор, где живет Оливия.

Он сел и стиснул зубы, борясь с ужасной волной тошноты. Последнее время он почти не пил. Что толкнуло его на вчерашние похождения? И, что важнее всего, не наделал ли он чего такого, о чем будет жалеть? Что-то глупое, жестокое или разрушительное?

Он долго сидел на краю кровати, собираясь с силами и с мыслями. Сегодня ночью он так устал… слишком устал, чтобы бороться со сном до рассвета. Поэтому и искал облегчения в спиртном, в таком количестве спиртного, чтобы оглушить мозг и держать кошмары в узде.

Но ничего не вышло.

Невилл вздрогнул, когда смутные воспоминания начали оживать. Барт, дремлющий в пивной… все остальные ушли. Он остался один в компании бутылки крепкого шотландского виски. Потом появились другие. Люди, вот уже четыре года лежавшие в безымянных могилах. Атакующие враги, умирающие друзья, вопли извивавшихся в агонии раненых… Он содрогнулся от вновь нахлынувшего ужаса, непроглядно-черного и кроваво-красного, и он боялся, и изнемогал от боли, и боролся за жизнь. Снова.

Желудок свело так, что он вскочил, схватил тазик, и его вывернуло наизнанку. На глазах выступили слезы, но он содрогался в судорогах, до полного опустошения. Полного.

Только тогда он вытер глаза и прерывисто втянул в себя воздух. Нужно прийти в себя. Приниматься за утренние дела. Узнать, что он вчера натворил. Какой урон нанес людям или мебели. А потом сесть в седло и проехать последние пятьдесят миль до Вудфорд-Корта. В этот момент он не был уверен, что способен на это.

Потом он вспомнил Оливию, которая так неохотно разрешила ему ехать в своем экипаже. Ее настороженность. Ее робкий интерес к нему. Она снова будет удивляться его отсутствию сегодня утром. К этому времени он уже хорошо ее знал, чтобы понять: она не удовлетворена его уклончивыми ответами на вопросы о его странной ночной жизни.