Роберта Джеллис - Пламя зимы Страница 47

– Ты бы хотела оставить его себе? – спросила я в ответ.

– Если это не слишком нагло с моей стороны, – засомневалась Эдна, – я могла носить бы это как шаль. Скоро совсем похолодает.

Она была такой худенькой, что я подумала: она, наверное, замерзает уже тогда, когда я только радуюсь легкому ветерку.

– Тогда бери это.

– Я теперь должна идти?

Из-за того, что я не знала, что ответить, я чуть не вышла из себя, но злилась-то я на Бруно, а не на бедную Эдну. Подумав о Бруно, я вдруг вспомнила, что не могла бы раздеваться без чьей-либо помощи. Его помощи? Эта мысль ужаснула меня. И я быстро сказала, сама тогда не зная почему (позже я это поняла):

– Нет, оставайся здесь. Ты можешь понадобиться мне ночью. А пока потренируйся шить. Подруби этот кусок ткани, там где отрезано. Шитье – полезное занятие.

Она так трогательно поблагодарила меня, что я подумала: а может быть, ей некуда идти? Но она была слишком чистенькой. Вряд ли Бруно привел ее совсем уж с улицы. Потом я вспомнила промелькнувшие синяки у нее на ногах. Когда я увидела, что под верхними лохмотьями на ней ничего нет, я отвернулась, чтобы дать ей переодеться, и больше ничего не заметила. Должно быть, подумала я, с ней плохо обращались там, где она жила. Мне захотелось спросить, хочет ли она остаться со мной и быть моей служанкой, но я сдержалась. Я не скажу ей ничего до тех пор, пока не пойму, почему Бруно выбрал для меня такую служанку.

За оставшиеся полдня не произошло ничего, что бы прояснило мне хоть что-нибудь, и я уже думала ограничиться тем, чтобы пристыдить Бруно, хотя, должна признаться, кое в чем Эдна умела очень хорошо прислуживать, и я опять подумала оставить ее у себя. Она, например, нашла какую-то веревку и продернула ее в мои жакет и блузку таким образом, что смогла потом повесить их перед окном проветриться. И она расчесала мои волосы, как никто другой: так безболезненно и тщательно, как раз, чтобы и голова, и волосы были чистыми и свежими, и так ритмично поглаживая их, что я чуть не заснула на табуретке.

Похоже, события дня меня утомили. Я вспомнила только, что надо сказать Эдне оставить балдахин открытым. И потом, видимо, я, как только легла в кровать, сразу уснула. Но все же я не была теперь настолько потрясена и измучена, чтобы не смочь легко проснуться. Глухой удар напротив кровати разбудил меня.

– Эдна, если ты не можешь вести себя тихо, – начала я с раздражением, но поняла, что удар был с другой стороны. Эдны не было. Я села и злобно посмотрела на Бруно, наткнувшегося на что-то напротив кровати.

– Извини, – сказал он. – Я только что потушил свечи и ничего не вижу.

– Ну ты можешь их опять зажечь и поискать где-нибудь еще место, чтобы поспать, – огрызнулась я. – Как ты смеешь посылать свою шлюху прислуживать мне?

Он замер там, где стоял. Он был раздетым. Рукой он все еще держался за угол кровати, чтобы обойти ее. В прошлую ночь я увидела только то, что у него очень мускулистая, сильная фигура. Теперь я могла различить детали – треугольник черных волос у него на груди, бледные шрамы на плече, руке и бедре, которые выделялись на коже, смуглой даже в таком тусклом свете. Я смогла разглядеть такие подробности, потому что фитиль ночника был высоким, да и глаза мои после пробуждения уже привыкли к темноте. Вглядываясь в него, я снова почувствовала тот странный страх, что охватил меня раньше, когда я представила, как он раздевал меня, но это был какой-то незнакомый страх, который я никогда не испытывала прежде. Мне стало не холодно, а, наоборот, слишком жарко, и у меня как-то все задрожало внутри.

Значит, ты знала, кем была Эдна, – сказал Бруно, опять двинувшись вперед. – Когда я пришел утром и обнаружил, что она все еще здесь, я подумал, что ты не будешь надоедать с расспросами.

Он забрался в постель, как будто я ему только что и не предлагала найти место где-нибудь еще и я не смогла говорить, потому что поняла, что голос мой дрогнет.

– И не надо прикидываться со мной злючкой, после того, как ты была такой доброй с ней, – продолжал он, поворачиваясь ко мне и улыбаясь.

– А почему я должна быть недоброй к девочке? – произнесла я, хотя с трудом могла говорить ровным голосом. – Она не может изменить того, что есть. Вряд ли она счастлива своей работой и вряд ли в состоянии ответить отказом на любое приказание, которое ей дали. Это не она, а ты оскорбил меня тем, что поставил свою любовницу прислуживать мне.

– Нет! – воскликнул Бруно, протянув руку, чтобы взять мою. Я вздрогнула. Он отдернул руку, и тревога промелькнула на его лице. – Клянусь, я не хотел обидеть тебя, Мелюзина, клянусь, не хотел. Слава богу, Эдна не моя женщина. Я, может, однажды и пробыл недолго с ней, но абсолютно все забыл, пока вот ты не напомнила.

Я взглянула на свою руку, до которой дотронулся Бруно, и увидела, что она лежала повернутой ладонью вверх, как будто была готова обнять его руку.

– Тогда почему ты прислал ее? – спросила я, уставившись на свою руку и удивляясь: неужели она лежала вот так все это время? Это невозможно. Это было слишком неудобно. Наверное, я непроизвольно отреагировала так, когда он повернулся ко мне.

– Бели это не самый глупый вопрос из тех, что я когда либо слышал, то где-то около этого, – сказал Бруно с раздражением. – Ты же знаешь, я должен быть при короле на рассвете. Где, черт побери, как ты думала, я бы за час до рассвета нашел женщину, которая могла бы прислуживать тебе, была бы достаточно чистоплотной и говорила по французски? Ты что думаешь, я должен был разбудить королеву или кого-нибудь из ее дам, чтобы попросить у них служанку на часок? И не говори мне, что я должен был бы подумать об этом заранее, – сердито рычал он повышая голос. – У меня было, о чем подумать, помимо того кто же вчера должен был помочь тебе одеться.

Это был логичный ответ, и произнес он его просто, без тени кокетства. У меня не было причины сомневаться в том, что Бруно сказал правду о путане. В конце концов, женщина совсем другого материального положения не посещала бы часто неженатого мужчину.

– Но почему Эдна? – настаивала я. – Почему именно твоя путана, а не другая?

Лучше бы я прикусила язык сразу, как только первые слова вылетели из моих уст. Он мог подумать, что я ревную.

– Я сказал уже, что я с ней не сплю, – Бруно просто все это стало надоедать, может, даже слегка сердить. – Уверяю тебя, какую бы глупость ты про меня ни придумала, я никогда не позволил бы ни одной моей женщине умирать от голода или одеваться в лохмотья. Я пошел в тот дом, потому что он лучший в нашем городе, и женщины там все чистоплотные и понимают французский. А пригласил я Эдну из-за того, что, когда она открыла мне дверь, она попросила у меня что-нибудь поесть. Я пожалел ее и к тому же подумал, что она, скорее всего, не станет тебе перечить и будет гулять с тобой.