Эльза Вернер - У алтаря Страница 47

— Вы этого не знали? — спросила она.

— Мы уже три дня отрезаны от всего мира, даже почта не доходит до нас. Я вообще не знал, что кого-нибудь подозревают, иначе бы я…

— Вы бы пришли и спасли моего брата, — прервала его Люси, — я так и думала.

Отец Бенедикт отступил на несколько шагов и взглядом, полным ужаса, смотрел на молодую девушку.

— Люси, ради Бога, скажите мне, кто направил вас сюда, — воскликнул он, — почему вы решили, что именно я могу спасти господина Гюнтера?

Губы молодой девушки так дрожали, что ей трудно было говорить.

— Я предчувствовала, я знала, что только у вас смогу найти помощь, — пробормотала она. — Мой брат сидит в тюрьме, его честь, его жизнь в опасности. Спасите его!

Люси взглянула на монаха, в ее глазах выражалась смертельная тревога и мольба, но в эту минуту она, думала не о брате. Она ждала и всеми силами души надеялась услышать отказ, а не согласие. Если бы Бруно с удивлением посмотрел на нее и сказал: «Я не в силах исполнить вашу просьбу», — она была бы счастлива; за такую фразу она готова была пожертвовать собственной жизнью, свободой брата, всем, чем угодно. Но этой фразы монах не сказал. Он несколько секунд молча смотрел на Люси, затем вдруг отвернулся.

Сомнений больше не оставалось… Люси опустилась на деревянный столб и прислонила голову к сырому дереву. Прошло несколько тяжелых минут. Они были так близки друг от друга, но их разделяла пропасть более глубокая чем та, в которой погиб Оттфрид. Над ними низко нависало серое небо, шумели верхушки сосен, внизу глухо бурлила вода.

Голос Бруно вывел Люси из забытья.

— Я не стану спрашивать вас, кто открыл вам ужасную тайну, — сказал он, — но ясно, что вы знаете ее, иначе не обратились бы ко мне. Во всяком случае, вы пришли вовремя. Не бойтесь за участь брата, я не стану больше молчать, и он будет свободен. Если бы я знал раньше, что подозрение падет на невинного, то давно положил бы этому конец. Я теперь никого не хочу щадить!

Люси поднялась с места и выпрямилась.

— Значит, вы знаете преступника? — чуть слышно спросила она.

Наступило минутное молчание.

— Да! — наконец с трудом произнес отец Бенедикт.

— И вы назовете его?

— Да! — так же лаконично ответил он.

— Благодарю вас! — прошептала Люси и повернулась, чтобы уйти, но последние силы оставили ее, она зашаталась и упала бы, если бы Бруно не подбежал к ней и не поддержал.

— Люси! — тревожно воскликнул он.

Молодая девушка задрожала от прикосновения его руки; ей показалось, будто острие ножа вонзилось в ее тело, но она все же осталась в объятиях монаха.

— Люси, ты верно проклинаешь меня за мое молчание? — тихо проговорил он. — Это будет последней жертвой, которую я принес им. Монастырь приказал мне молчать, и я повиновался, но теперь конец моей покорности. Я скажу все, и пусть делают со мной, что хотят. У меня хватит мужества для борьбы с настоятелем, для борьбы со всем монастырем, я могу вынести все на свете, не могу только допустить, чтобы ты с презрением отвернулась от меня.

В голосе молодого монаха снова зазвучала нежность, и этот голос, этот взгляд, полный страстной любви, уничтожили пропасть, которая недавно разделяла их. Все еще дрожа, но с чувством безграничной любви, Люси прильнула к Бруно и подняла на него свои прекрасные, полные слез синие глаза.

На лице монаха выразилось неземное счастье, но это длилось лишь мгновение, затем он, еще раз взглянув на прелестное бледное личико, склонившееся на его плечо, медленно выпустил молодую девушку из своих объятий, продолжая держать ее руку в своей руке. Грезы рассеялись, грозная действительность вступала в свои права.

— Я не могу сейчас идти с вами, — сказал монах, — мне необходимо вернуться к отцу Клеменсу, но сегодня вечером я буду в городе, и завтра вашего брата освободят. Не бойтесь, что меня может что-нибудь удержать. Я знаю теперь, в чем моя обязанность.

Люси ничего не ответила. Бывают минуты, когда боль достигает такой степени, что перестаешь ее ощущать, а Люси столько перенесла, что почти потеряла представление о действительности. Она безучастно пошла за Бруно, когда он за руку повел ее к гостинице, где ожидал проводник.

— Амвросий, я могу положиться на тебя? — спросил священник. — Ты будешь осторожен и благополучно доведешь барышню до ее экипажа? Не оставишь ее?

— Не беспокойтесь, ваше преподобие, я буду смотреть за барышней, как за малым ребенком.

Отец Бенедикт горячо пожал руку девушки и сердечно произнес:

— Итак, до свиданья!

Присутствие постороннего человека делало невозможным дальнейший разговор. В сопровождении своего проводника Люси отправилась в обратный путь. Через несколько минут крестьянин оглянулся назад и проговорил:

— Отец Бенедикт, видно, очень беспокоится, как мы сойдем вниз, он все еще стоит наверху и смотрит нам вслед.

Люси остановилась и взглянула по направлению руки крестьянина. Возле разбитого образа стояла высокая фигура. Бруно смотрел вниз, ветер развевал складки темного плаща, спустившегося с плеч. Он обещал, что завтра Бернгард будет свободен. Люси спасла брата, но какой ценой!

Глава 15

На следующее утро к начальнику тюрьмы явился молодой монах с просьбой позволить ему переговорить с заключенным Гюнтером, владельцем Добры. Отец Бенедикт приехал в город еще накануне вечером, но так поздно, что все присутственные места были уже закрыты. Начальник тюрьмы, увидев члена ордена бенедиктинцев, пользовавшегося большим уважением у должностных лиц, беспрекословно открыл перед ним двери тюрьмы. Он выразил лишь сомнение в том, согласится ли заключенный принять католического священника. Сверх ожидания Гюнтер сейчас же попросил гостя к себе, когда узнал, что это отец Бенедикт.

Тюремное начальство было убеждено, что монах явился по поручению настоятеля монастыря и потому не протестовало, когда отец Бенедикт выразил желание поговорить с заключенным наедине. Беседа продолжалась долго и, вероятно, представляла большой интерес, так как всегда спокойный Гюнтер казался очень взволнованным. Он с глубоким чувством протянул монаху руку и горячо благодарил его.

Отец Бенедикт молча, с мрачным видом пожал руку Бернгарда и собирался уйти, но тот задержал его.

— Вы все-таки хотите пойти в монастырь? — спросил Гюнтер.

— Да, к настоятелю. Он надеялся, что я не выдам монастырской тайны, а между тем я считал себя не вправе скрывать истину и скажу ему это. Я не хочу действовать тайно, он должен знать, что не может больше рассчитывать на мое молчание. На всякий случай оставляю вам свои письменные показания, им не могут не поверить, и вы при всех обстоятельствах будете свободны. Я делаю это из предосторожности, так как не исключено, что прелат не выпустит меня больше из стен монастыря.