Дженна Питерсен - Скандальная история Страница 47

Что ж, оставалось только надеяться, что Доминик все-таки придет в себя и не станет лезть на стену из-за того, что отношения между его другом и сестрой зашли довольно далеко.

Кэтрин несколько раз громко кашлянула, затем снова открыла дверь. Как она и предполагала, парочка поспешила разойтись. Джулия – глаза ее сияли, а щеки раскраснелись–тотчас же вернулась на диван, а Адриан принялся перебирать какие-то безделушки на каминной полке. У обоих был виноватый вид – точь-в-точь как у детей, пойманных на том, что они посмели смеяться во время воскресной службы.

– Ты нашла Доминика? – спросила Джулия, расправляя свою юбку.

Кэтрин кивнула:

– Да, нашла. Хотя я сомневаюсь, что он спустится. Не знаю, что ему померещилось, но он очень огорчился. Думаю, надо дать ему время прийти в себя.

Адриан нахмурился:

– Доминик всегда был очень вспыльчивым.

– Верно, – сказала Джулия и улыбнулась барону. – Но несмотря на вспыльчивость, он всегда был справедлив. Я уверена, он скоро успокоится, и мы сможем обсудить ситуацию как цивилизованные люди.

– Любой брат мог бы вспылить в подобной ситуации и повести себя подобным же образом, если бы вдруг решил, что его сестре грозит опасность быть обманутой. Тем более – его собственным другом. – Кэтрин пристально посмотрела сначала на золовку, затем на барона. Оба смогли выдержать ее взгляд не более мгновения.

Адриан в смущении пробормотал:

– Я понимаю, что вы имеете в виду, миссис Мэллори, И намереваюсь серьезно поговорить с Домиником, когда он придет в себя настолько, что не станет сразу же набрасываться на меня с кулаками. Но неужели его гнев был вызван одними только братскими чувствами? Или какими-то еще?

Кэтрин с вызовом вздернула подбородок:

– Какими, например?

Адриан пристально взглянул на нее:

– Возможно, он так сильно огорчился потому, что понимает, насколько уязвимо его собственное сердце.

Кэтрин вздрогнула. Она поняла, что Адриан намекает на их с Домиником отношения. На то, что не все у них так гладко, как казалось.

– Мужчины редко бывают настолько чувствительны, барон, – сказала Кэтрин, отворачиваясь к камину. – Они не любят, они обладают. А когда им становится скучно – бросают.

Джулия шумно вздохнула, услышав, в каких мрачных красках Кэтрин описывает романтические чувства.

– Может, в отношении некоторых мужчин это и верно, – сказала она, – но мой брат не таков. Что бы он ни… – Джулия внезапно умолкла и с тревогой взглянула на Адриана. – Что бы он ни натворил, бросить он не способен. Он знает, что такое одиночество. – Джулия вновь устремила взгляд на Кэтрин: – И ты тоже это знаешь, я уверена.

Слова подруги резанули Кэтрин как ножом по сердцу. Она тихо ахнула и отступила на шаг. Совсем не свой собственный брак собиралась она обсуждать, возвращаясь в гостиную. И как это разговор так быстро вышел из-под ее контроля?

– Прошу простить меня, – сказала она, стараясь не обращать внимания на жгучие слезы, которые наворачивались ей на глаза. – Знаете, у меня голова вдруг ужасно разболелась, а завтра рано вставать. Джулия, позвони Мэтьюзу, когда захочешь спать. Он проводит тебя в твои покои. Доброй ночи. – Она коротко кивнула золовке, затем барону. И тотчас же, подобрав юбки, вышла из комнаты.

Вихрем взлетев по лестнице, Кэтрин заперлась в своей спальне. Тяжело вздохнув, привалилась к двери.

Джулия и Адриан облекли в слова ее собственные мысли, которые так мучили ее в последние недели. Конечно же, Доминик Мэллори не так уж сильно от нее отличался. И он смог бы понять, как ей было больно, как одиноко. Да, он смог бы понять ее.

Кэтрин вдруг заметила, что уже стоит возле двери, соединявшей ее личные покои со спальней мужа. Она осторожно приоткрыла дверь и посмотрела на кровать Доминика.

На их кровать.

Немного помедлив, она проскользнула в спальню. Взяв подушку мужа, прижала ее к лицу. Подушка до сих пор хранила его запах.

Ей потребовались все ее силы, чтобы побороть нараставшие чувства. Если Джулия и Адриан правы, если Доминик и в самом деле начал питать к ней те же чувства, что и она к нему, то как же ей сохранить ту стену отчуждения, которую она воздвигла между собой и мужем? Она понятия не имела.

Она даже не понимала больше, хочет ли она эту стену сохранить.

Доминик заглянул в гостиную и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Его сестра сидела на краешке дивана и занималась каким-то рукоделием. Джулия старалась сосредоточиться на своей работе, но было очевидно, что она ужасно нервничала. Доминику захотелось уйти побыстрее. И не важно, что сестра из-за него нервничала, что угодно – только бы избежать неприятного разговора с ней.

Но если он сейчас спрячется, их отношения могут разрушиться окончательно. Нет, он должен взять себя в руки и сделать то, чего так не любил делать. Должен признать, что был не прав.

Он вошел в гостиную и без всяких предисловий сказал:

– Прости меня, Джулия.

Она в испуге вздрогнула и подняла глаза от своего шитья. Но, увидев, что перед ней брат, тут же нахмурилась и, отложив рукоделие, пристально взглянула на брата, стоявшего в дверях. Какое-то время она молча смотрела на него, затем, указав на кресло подле себя, сказала:

– Сядь, Доминик.

Коротко кивнув, он сел, и кресло показалось ему ужасно неудобным. Конечно же, его грызло раскаяние. Хотя голос Джулии звучал бесстрастно, глаза ее были полны боли. И ему вдруг вспомнились тяжелые годы детства. В те времена одна лишь сестра была ему опорой и утешительницей.

Сегодня он отплатил сестре за ее верность и любовь жестокой и дикой выходкой. Да и вспылил-то он по причинам, которые не имели ни малейшего к ней касательства.

– Думаю, тебе следует хорошенько подумать о том, почему ты так вспылил, – сказала Джулия, глядя на него все так же пристально.

Доминик заерзал под ее взглядом.

– Я что-то плохо сплю последнее время.

Она едва заметно улыбнулась:

– Ты всегда спал не слишком хорошо. Я помню, как ты даже в детстве часто расхаживал по ночам по своей комнате. Иногда – всю ночь напролет. Если я не спала, то слышала.

Он нахмурился. Да, верно. В юности ему не раз случалось проводить целые ночи без сна, бесконечно решая вопрос: было ли правдой то, что Коулден сообщил ему о его происхождении? Он гадал, наступит ли когда-нибудь день, когда человек, которого он называл отцом, подтвердит или опровергнет слова, брошенные его братом. Иногда ему даже хотелось, чтобы слова эти оказались правдой. Он мечтал об отце, который никогда не питал бы к нему ненависти, никогда не поднимал бы на него руку.

Теперь все было по-другому. Теперь он не спал ночами из-за Кэтрин. В те часы, когда он сжимал жену в объятиях, он готов был забыть о мучивших его так долго вопросах. Но так было по ночам, а утром… Утром реальность вновь вступала в свои права. Правда, в последнее время реальность и днем не очень-то его тревожила. И это тоже заслуга Кэтрин.