Знатная леди - Хейер Джорджетт Страница 47

Леди Уичвуд, по обыкновению, удалилась к себе в спальню, чтобы прилечь ненадолго после обеда, перед тем как провести следующий час со своим обожаемым отпрыском. Мисс же Фарлоу, по причинам, кои она неизменно долго и нудно объясняла, никогда не отдыхала днем и сейчас принялась самозабвенно живописать те обязанности, которые ей предстояло выполнить. Они были весьма разнообразны: от починки сломанной игрушки Тома до штопки дыры, образовавшейся в оборках одного из своих платьев.

– Хоть убейте, но я не представляю, как умудрилась порвать их! – заявила она. – Не припоминаю, чтобы я зацепилась подолом обо что-либо, а не заметить этого я просто не могла, потому что всегда приподнимаю юбки, когда поднимаюсь по лестнице, чтобы не наступить на них; и если бы это случилось, я бы наверняка упала, что со мной однажды и произошло, когда я была молодой и глупой. И уж это я бы заметила, потому что ушиблась бы. Кстати, раз речь зашла об ушибах, – проникновенно продолжала она, – то меня всегда удивляло, как люди ставят себе синяки и шишки, а потом не могут вспомнить, где и как они их набили! Это представляется мне крайне необычным, потому что после ушиба неизменно возникает боль, но так бывает. Помнится, однажды…

Но мисс Уичвуд так и не узнала того, что вспомнила кузина, поскольку в этот момент выскользнула из комнаты и удалилась в спасительную тишину библиотеки, намереваясь разобраться со счетами. Она и впрямь предприняла такую попытку, но ничего не добилась, поскольку никак не могла сосредоточиться, что изрядно вывело ее из себя. Перед ней то и дело вставало смуглое лицо мистера Карлетона, а в ушах звучал его язвительный голос, так что она постоянно сбивалась со счета и вынуждена была вновь и вновь начинать все с начала. После того как у нее получились три разные суммы, она настолько разозлилась на себя, что употребила выражение, неподобающее настоящей леди, проворчав:

– Дьявол тебя забери! Не думай, что ты мне нравишься. Я тебя ненавижу!

Она вновь склонилась над столбцами цифр, но десять минут спустя к ней опять вторгся мистер Карлетон, на этот раз собственной персоной. В комнату вошел Лимбури, осторожно прикрыл за собой дверь и сообщил, что явился мистер Карлетон и просит ее уделить ему несколько минут. На нее незамедлительно нахлынули противоречивые эмоции: она не хочет его видеть… нет никого, кого бы она хотела увидеть сильнее… Эннис заколебалась, и, увидев это, Лимбури с явным неодобрением произнес:

– Зная, что вы заняты, мисс, я сообщил ему, что сомневаюсь, дома ли вы и если да, то принимаете ли посетителей. Но, к сожалению, мистер Карлетон не из тех, кто понимает намеки, поэтому вместо того чтобы оставить мне свою карточку и уйти, он велел передать вам, что пришел по делу чрезвычайной важности. Я вынужден был согласиться, полагая, что это имеет какое-то отношение к мисс Лусилле.

– Да, должно быть, так оно и есть, – ответила мисс Уичвуд, сохраняя внешнее спокойствие. – Я немедленно выйду к нему.

Лимбури откашлялся и со смущенным видом сообщил ей, что вынужден был оставить мистера Карлетона в холле. Встретив изумленный и негодующий взгляд мисс Уичвуд, он пояснил свою оплошность следующим образом:

– Мисс Эннис, я уже собрался проводить его в гостиную, в чем, надеюсь, вы не сомневаетесь, но он остановил меня и поинтересовался в своей… откровенной манере, не рискует ли он встретиться там с мисс Фарлоу. – Он немного помолчал, и лишь дрогнувшие уголки губ нарушили бесстрастное выражение лица вышколенного слуги, что мисс Уичвуд без труда истолковала как явное сочувствие собрату-мужчине, столкнувшемуся с перспективой встречи с ее словоохотливой кузиной. Затем Лимбури справился с собой и продолжил: – Мне пришлось сказать ему, мисс Эннис, что, по моему мнению, мисс Фарлоу занимается там шитьем. После этого он пожелал, чтобы я передал вам его послание и сказал, что подождет в холле. Что я должен ему ответить, мисс?

– Да, я очень занята, но вы, несомненно, правы в том, что он пришел посоветоваться со мной относительно мисс Лусиллы, – ответила она. – Так что, полагаю, мне лучше увидеться с ним. Прошу вас, пригласите его сюда.

Лимбури, поклонившись, удалился, а спустя минуту ввел в комнату мистера Карлетона. Мисс Уичвуд поднялась из-за стола и двинулась ему навстречу, протягивая руку и вопросительно приподняв брови. Ничто в ее голосе или выражении лица не дало бы повода даже самому внимательному наблюдателю заподозрить, что пульс у нее пугающе участился и вдруг странным образом перехватило дыхание.

– Здравствуйте еще раз, сэр, – с насмешливой улыбкой приветствовала его она. – Вы пришли, чтобы дать мне дальнейшие указания относительно того, как мне следует обращаться с Лусиллой? Или я должна была спросить у вас разрешения, прежде чем позволить ей провести остаток дня у Стинчкомбов? В таком случае покорнейше прошу простить меня, но спешу вас уверить, что миссис Стинчкомб пообещала вернуть ее мне в целости и сохранности.

– Нет, моя милая язва, – парировал он, – дело совсем не в этом. У меня нет желания видеть ее, и мне совершенно все равно, где она в данный момент пребывает, так что умерьте свой пыл, умоляю вас! – С этими словами он пожал ей руку и задержал на мгновение в своей ладони, окидывая девушку проницательным взглядом. Прищурившись, он быстро спросил: – Я причинил вам боль сегодня утром? Это вышло нечаянно. Все мой злосчастный язык; прошу вас, не обращайте на него внимания!

Она отняла у него свою руку и постаралась ответить как можно небрежнее:

– Боже милосердный, нет, конечно! Полагаю, что у меня довольно здравого смысла, чтобы не обижаться на те грубые вещи, что вы мне говорите.

– Я тоже на это надеюсь, – сказал он. – Но если мой язык здесь ни при чем, что же повергло вас в столь мрачное расположение духа?

– Во имя всего святого, что заставляет вас предположить, будто я пребываю в дурном настроении, мистер Карлетон? – спросила она с явным изумлением, усаживаясь на стул и жестом предлагая ему последовать своему примеру.

Он проигнорировал приглашение и остался стоять, хмуро глядя на нее, отчего она почувствовала себя неловко. После недолгой паузы он сказал:

– Этого я сказать не могу. Достаточно того, что я знаю: кто-то или что-то повергло вас в уныние.

– Что ж, вы ошибаетесь, – возразила она. – Я вовсе не пребываю в подавленном расположении духа, хотя и немного раздражена, признаюсь, потому что у меня никак не желают сходиться мои счета.

На губах у него появилась одна из редких улыбок.

– Позвольте мне помочь вам.

– Ни за что! Это будет означать, что я признала свое поражение. А теперь, прошу вас, присядьте и расскажите мне о том, что привело вас сюда.

– Во-первых, я должен сообщить вам, что завтра возвращаюсь в Лондон, – ответил он.

Она быстро взглянула ему в лицо, но тут же опустила глаза. Ей оставалось только надеяться, что он не успел прочесть в них разочарование, которое она почувствовала, и поспешила сказать:

– А, так вы пришли попрощаться с нами! Лусилле будет очень жаль, что она не сможет проводить вас. Если бы вы заранее предупредили нас о том, что собираетесь вернуться в Лондон, она бы наверняка осталась дома, чтобы сказать вам «до свидания».

– В этом нет необходимости. Я не собираюсь покидать Бат надолго.

– Вот как! В таком случае, полагаю, она будет рада.

– Очень в этом сомневаюсь. Однако чувства Лусиллы по этому поводу ничуть меня не интересуют. А вот будете ли рады этому вы?

Ее охватило нечто среднее между паникой и негодованием: паникой, потому что предложение руки и сердца становилось неизбежным, а она так и не решила, что ответит на него, и негодованием, поскольку не привыкла к столь прямолинейной напористости и она ее возмущала. Он был совершенно невыносим, и самым подходящим местом для женщины, которая хотя бы на мгновение задумается над тем, чтобы стать его женой, был бы сумасшедший дом. Негодование позволило ей ответить, сопроводив свои слова небрежным пожатием плеч и постаравшись вложить в голос как можно больше равнодушия: