Патриция Райс - Вулкан любви Страница 47

– Они ведь не причинили ему вреда? Слоан пожал плечами.

– Люди, которые строят железные дороги, не всегда слишком покладисты, по правде говоря. Вы не можете взрывать горы и вгонять в гроб сотни рабочих, будучи одновременно внимательным и любезным. – Он взглянул на ее изменившееся лицо и пожалел о своей резкости. – Но ваш отец вряд ли значил для них больше, чем надоедливый москит, если бы только он не надумал раззвонить о своих взглядах в газетах, чтобы взбудоражить публику. Он интересовался газетами?

– Прежде никогда. – Саманта помешала маисовую кашу, которую готовила на ужин. – Он в основном изобретал. К тому же всегда имел собственное мнение и не боялся его высказывать.

– Да, я заметил. – Толботт посмотрел на нее с любопытством. – Он вряд ли одобрил бы наше совместное времяпрепровождение.

Саманта повела плечом.

– Единственное, что имеет значение, – это то, что с ним все в порядке. Вряд ли мы найдем его в Сан-Франциско. Он всегда писал письма и никогда не отсутствовал так долго. Что-то случилось. Мне надо узнать что.

– Поэтому я и нанял Хокинса. Он отправится вслед за нами. Вы дадите ему эту вашу фотографию перед нашим отъездом.

Она кивнула, и от этих печальных глаз у него защемило сердце. Не было у него больше сердца. Слоан поморщился и пошел прочь – заниматься другими делами. И времени у него не было сочувствовать таким диким кошкам.

Позднее, уже завернувшись в свое одеяло, Слоан прислушивался к ее дыханию и рисовал себе сладкие картинки их любви в том отеле. Конечно, – возвращаясь к истинной причине их совместной поездки – можно понять, как чувствуешь себя, когда твой отец исчезает навсегда. Она еще хорошо держится. Но этих Нили всегда отличала уверенность в себе. Они не нуждались в вечно понукающем маньяке, которого называют отцом или мужем. И ему нечего стыдиться того, что он делает.

Но что-то, что Толботт еще хранил глубоко в сердце, беспокоило его каждый раз, когда он видел эту неизбывную печаль в глазах Саманты. Его фантазии поблекли, и он наконец уснул.

Утро следующего дня было ярким и неожиданно теплым. Оба увязали свои теплые вещи вместе с одеялами и от души радовались солнцу. Узнав у Слоана, что сегодня они доберутся до города, Саманта вновь надела свое серое габардиновое платье. У него все еще не было возможности рассмотреть, что она носит под ним, но сегодня она надела поверх какой-то глупый розовый жакет, который по размеру соответствовал ее талии и был застегнут до самой шеи. Широкие рукава не мешали движениям, а мягкий материал скрывал слишком много, по мнению Слоана. Он хмыкнул, но ничего не сказал. Они двинулись дальше.

Он решил избегать цивилизованных мест вдоль реки, где они могли сесть на пароходик до Фриско, считая, что делает это для сохранения ее репутации. На самом деле Толботт просто хотел наслаждаться ее обществом как можно дольше.

Но к полудню они почти добрались до залива. Саманта, похоже, поняла это. Она не переставая расспрашивала Слоана об окрестностях и весьма нетерпеливо покачивалась в седле.

– Мы уже у океана? Мы его увидим?

Ему не приходило в голову, что она, вероятно, никогда не видела океана. Слоан тотчас сориентировался.

– Мы к югу от залива. Океан немного в стороне, но если хотите, подъедем туда.

– Правда? – Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, и Слоан не смог ей отказать.

Они свернули с основной тропы и поехали полем. Сейчас она впервые увидит большую воду в ее природном окружении, а не с причалов Сан-Франциско с их рахитичными пакгаузами и брошенными судами. Даже он отдыхал и чувствовал себя, как дома, обдуваемый океанским бризом, в окружении великолепной природы этого дикого берега.

Слоан нашел защищенное от ветра место за дюной. Пока он стреножил лошадей, Саманта побежала по песку, поднимая юбку так высоко, что он видел не только ее щиколотки, но и икры. Весьма недостойно – для человека с его-то воспитанием – напрягаться, чтобы увидеть чьи-то икры! Но с Самантой все выходило как-то само собой. Она была отнюдь не расшалившимся ребенком, но и приличной леди того круга, к которому он когда-то принадлежал, ее тоже не назовешь. И тем не менее он никогда бы не сравнил ее с этими чересчур вольными женщинами, которые были у него позднее. Она не походила ни на одну из женщин, и потому Слоан чувствовал себя совершенно свободно. Похоже, она и не возражала.

К тому времени, когда Толботт перебрался через дюну и увидел прибой, Саманта уже добежала до самой воды. Она сбросила обувь и чулки и даже свой изящный жакет, но, кажется, совершенно забыла про юбку, которую могли намочить обрушивавшиеся рядом волны. Слоан сунул руки в карманы, сдерживаясь, чтобы не присоединиться.

Чайки кричали у них над головами, и зимнее солнце блестело в ее красных волосах, а она зачарованно застыла на ветру, обхватив себя руками. Волны бились у ее ног, пенились и уползали назад. Намокший подол платья облепил ее изящную фигурку, и Слоан вдруг увидел богиню, вышедшую из морской пучины. Она была частью природы, он не мог бы отделить одно от другого, и желание его бесконечно усилилось.

Он вдруг заметил гигантский вал, который накатывал из-за линии прибоя. Саманта никогда не видела океана и не знала ничего о его мощи, но он-то знал! Он вырос в Бостоне, ходил под парусом в Атлантике и знал, что Великий океан коварен. Не знал только, как круто в глубину уходит шельф в этом месте. А Саманта вообще ничего не ведала.

Слоан огромными прыжками ринулся вперед по ползущему под ногами песку. Саманта даже не слышала его приближения. Ее глаза расширились от ужаса и посинели, как море в глубине, когда она увидела, как выросла огромная волна и как на ее гребне появилась пена. С победным криком Слоан схватил девушку в тот самый момент, когда волна обрушилась на песок, обдав их брызгами снизу доверху.

Убегая, они споткнулись и упали на твердый песок, и веселый смех Саманты до краев заполнил его сердце. Оба мокрые, дрожащие, все в песке, а она смеялась так, будто это самый счастливый момент в ее жизни. Руки девушки инстинктивно сомкнулись на шее мужчины, когда он обнял ее, и они даже не пытались подняться.

Затаив дыхание, Слоан не открывал глаз, чувствуя ее под собой.

Их соленые теперь губы каким-то образом нашли друг друга. Глаза его были по-прежнему закрыты: он боялся спугнуть момент этого невинного отступления. Волны разбивались в нескольких дюймах от их ног, но сейчас имело значение только ощущение ее близости. Слоан скользнул языком между ее зубами, ощущая пламя взаимного желания, и перестал думать о чем бы то ни было.

Она промокла насквозь, он тоже. Но мужчина чувствовал отнюдь не холод, а напряжение ее сосков и ее груди, готовые вырваться из-под мокрой материи навстречу его ласкам. Он накрыл одну из них ладонью, она застонала, чуть изогнувшись и всецело принадлежа ему. Сотрясаясь от желания, такого сильного, что едва ли можно было его обуздать, он впился в ее рот и накрыл ладонями обе груди.