Александр Дюма - Парижские могикане Страница 47

Да и к чему, в самом деле, предупреждать ее заранее, хотя бы даже за час? Разве не были все уверены в ее согласии? Разве сестрица Селеста и папаша Мюллер не поручились за нее? Разве не доказывала она каждую минуту свою признательную любовь к семейству, глубокую нежность к молодому человеку? Двадцать раз хозяйка пансиона исподволь расспрашивала Мину, неизменно получая — и передавая Жюстену — подтверждение того, что в юном сердечке зарождается любовь, готовая вот-вот разгореться.

Итак, в эти блаженные дни оставалось только радоваться.

Под тем предлогом, что необходимо снять мерки для платья к межсезонью, к Мине прислали портниху, которая обычно шила ей то, что называется выходными платьями, то есть туалеты, надеваемые по праздникам; повседневные платья, то есть те, что носят в обычные дни, Мина и сестрица Селеста шили себе сами.

Пятого февраля Мину собирались забрать из Версаля.

Не раз Жюстен спрашивал:

— На чем мы поедем за Миной?

И каждый раз старый учитель отвечал:

— Не беспокойся, мальчик: это мое дело.

Накануне Жюстен снова обратился с тем же вопросом.

— Я заказал отличную карету! — успокоил его г-н Мкхилер.

Жюстен обнял учителя.

Все вместе — правда, пока еще без Мины — они провели восхитительный вечер, сто раз все обсудили, спрашивая себя, не забыли ли они чего-нибудь, вовремя ли будет сделано оглашение, подходящее ли время назначил кюре церкви святого Иакова-Высокий порог, будут ли готовы в срок белые атласные туфельки, муслиновое платье и букет флёрдоранжа.

К концу вечера г-жа Корби припасла детям и г-ну Мюллеру сюрприз.

Она объявила, что поедет с ними завтра в Версаль.

Напрасно они пытались ей объяснить, что если от Парижа до Версаля пять льё, то от предместья Сен-Жак — все шесть, что путь туда и обратно составит двенадцать льё, что она очень устанет, что она шесть лет не выходила из дому и такое путешествие вредно для ее здоровья. Она ничего не хотела слышать, стояла на своем, находила слабые места в самых серьезных возражениях и закончила бесповоротным решением:

— Я первой ее провожала, я хочу первой ее встретить!

Пришлось уступить ее желанию.

Впрочем, отговаривая ее, каждый в душе надеялся, что она поедет с ними.

Договорились собраться на следующий день в семь часов. И вот утром, без четверти семь, к неописуемому изумлению соседей, к дому подъехала великолепная карета, обещанная накануне г-ном Мюллером.

Это был гигантский фиакр с гербами на дверцах, выкрашенный в ярко-желтый цвет. До наших дней дожили всего одни-два таких допотопных фиакра — это мамонты, мастодонты; вот уже лет десять как они перешли в разряд достопримечательностей, и мы непременно укажем музей, где они выставляются, если только услышим о таком.

Это настоящий ковчег, где в дождливые воскресные дни укрывалась целая семья буржуа; там можно было держать четыре пары животных, а семь или восемь человек помещались совершенно свободно, не стесняя друг друга; в наши дни для восьми человек понадобились бы четыре кареты: это в четыре раза удобнее, что верно — то верно, но в восемь раз дороже!

В этом ли заключается прогресс? Не знаем; стыд или славу этого решения, отчет за него перед потомством мы оставляем на совести тех, кто сдает кареты внаем.

Итак, у дома остановился огромный ослепительно желтый фиакр, и с него не сводили испуганных глаз дикари предместья.

Из фиакра вышел старый учитель и поднялся в дом; соседи не знали, что и думать: спустя некоторое время в фиакр сели Жюстен, его сестра и мать, а ведь старуху до той поры вообще никто ни разу не видел!

Господин Мюллер вышел последним и передал аптекарю-травнику, стоявшему, как и другие, у своей двери вместе с помощником и служанкой, которую все звали аптекаршей, ключ от квартиры. Он попросил, в случае если приедет деревенский священник и спросит г-на Жюстена или мадемуазель Мину, отдать ему этот ключ и сказать, что все в Версале и вернутся вечером вместе с его питомицей.

Священника просят подождать.

Учитель занял место рядом со своими нетерпеливыми друзьями, и лошадь побежала крупной рысью, унося счастливое семейство в версальский пансион, а Мина и не подозревала, какой ей готовится сюрприз.

Не успел фиакр проехать и двадцати шагов, как все соседи бросились к двери аптеки, расспрашивая ее хозяина, что ему дали и о чем попросили.

Господин Луи Рено хотел было сохранить все в тайне и напустил на себя важный вид. Но аптекарша была другого мнения.

— Подумаешь! — хмыкнула она. — Это ни для кого не секрет, еще чего! И потом, это дурным людям надо прятаться. Оставили ключ от квартиры и велели отдать его деревенскому кюре, который спросит свою питомицу.

— Мадемуазель Франсуаза! — произнес г-н Луи Рено, с величественным видом возвращаясь в дом. — Я вам всегда говорил, что вы слишком болтливы!

— Ну, болтлива или нет, а свое сказала, — отпарировала мадемуазель Франсуаза, — меня так и распирало, не разорваться же мне!

Новость стремительно облетела предместье Сен-Жак: все семейство поехало в Версаль; Мина — питомица кюре; днем ожидают прибытия ее опекуна.

Так как это происходило в воскресенье и, значит, заняться было нечем, с улицы в этот час дня никто не расходился, все начали обсуждать событие и строить догадки.

Потом стали по очереди отходить, чтобы позавтракать, оставляя боевой дозор на тот случай, если в их отсутствие появится на горизонте священник.

Восемь, девять, десять, одиннадцать часов пробило на часах церкви святого Иакова-Высокий порог, но сутаны не было видно, и кумушки ни на шаг не приблизились к истине. Наконец в половине двенадцатого несколько женщин высыпали после мессы, опередив других верующих как авангард — основные силы, и побежали, размахивая руками, задыхаясь, крича налево и направо:

— Женятся! Они женятся! Кюре от святого Иакова сделал оглашение! Они женятся! Они женятся!

Новость облетела квартал Сен-Жак со скоростью электрического разряда.

Только тогда обитатели предместья успокоились: теперь они знали великую тайну учителя!

Как и повсюду, нашлись умники, которые говорили:

— А я так и думал!

— Тоже мне, хитрость великая! — бросил на ходу мальчуган. — Еще бы не догадаться! Красивый парень женится на хорошенькой девчонке! Чтобы это предсказать, гадание Броканты ни к чему!

Тем временем фиакр подъезжал к Версалю; проехали три или четыре улицы, гулкие, как некрополь, и остановились у ворот пансиона как раз в ту минуту, как другой фиакр, точно такой же, стремительно отъезжал в противоположном направлении.