Эллен Марш - Очарованный принц Страница 47

Глава 21

Оказавшись позади хижины, Коннор остановился, чтобы стереть со лба пот. Он провозился с разгрузкой повозки намного дольше, чем ожидал, но в конце концов цыплята были помещены в сарае у пони, а все до единого бочонки с гвоздями и дегтем, а также тюки соломы оказались под навесом. Если еще несколько дней не будет дождя, то сарай достаточно просохнет, и тогда можно заняться сооружением надежной крыши и стен.

Со временем у нас будет неплохая ферма, с удовлетворением думал Коннор, оглядываясь вокруг и растирая ноющие мышцы. С наступлением весны он займется самим домом, устроит просторный чердак и расширит кухонный угол. С потом с помощью Джеммы можно как следует возделать и засеять землю, и, если зима не затянется и репа прорастет достаточно рано…

Тут Коннор самым жестоким образом похоронил свои сладостные грезы. Святая кровь Христова! Да что это за чертовщину он напридумывал? Ведь на какое-то. безумное мгновение он и вправду позабыл, кто он такой.

Вы только взгляните, как он стоит тут, засунув руки в карманы, и грезит наяву о своем будущем, словно какой-нибудь простой крестьянин! Сеять пшеницу, сажать репу, перекрывать крышу, собирать урожаи, чтобы прожить зиму? Нет уж, благодарствуйте!

С дальнего края фермы донесся яростный лай Попа. Коннор не обратил на него внимания и со всей силы пнул один из бочонков, который только что с такой осторожностью устанавливал. Во имя всего святого, что за помутнение рассудка у него случилось? С какой это стати он взялся строить подобные планы, да к тому же еще на такое продолжительное время? Ведь эта жизнь совершенно не для него — да и не для Джеммы.

— Заткни пасть этой собаке! — взревел он, так как Поп не умолкал, и его пронзительный лай и визг нестерпимо терзали взвинченные нервы Коннора.

Чем скорее он вернется в Эдинбург, тем лучше, раздраженно думал он. Если осень можно было считать приятной интерлюдией, проведенной в обществе Джеммы, то с зимой шутки плохи. Игра в крестьян наверняка скоро надоест и ему самому, и его молодой жене, коль скоро они окажутся запертыми здесь, в горах, жестокими метелями и обильными снегопадами.

Его жена…

Он остолбенел.

Что же станет с его женой, когда он вернется к своей прежней милой и беззаботной жизни в Эдинбурге?

С дальнего края фермы по-прежнему доносился дикий лай Попа. Разъяренный, Коннор пошел вокруг сарая, собираясь дать щенку хорошего пинка и заранее предвкушая то наслаждение, которое при этом получит.

Завернув за угол, Коннор замер. В их маленьком дворике было тесно от трех лошадей. Сидевшие на них незнакомцы громко хохотали над яростными попытками несчастного Попа вцепиться в их ноги, обутые в щегольские сапоги. Вся троица была одета в дорогие охотничьи костюмы из зеленого сукна, а к их седлам приторочены самые дорогие ружья.

Коннор с первого взгляда понял, что эти охотники — не шотландцы, а скорее всего англичане, из тех, что имеют привычку в это время года отправляться в Шотландию, чтобы пострелять куропаток, оленей или еще какую-нибудь дичь. На удивление мягкая погода последних недель объясняла то, что число этих искателей приключений оказалось намного больше, и они успели забраться даже в такую глушь, как эта долина.

Но вот Поп заметил Коннора. Прекратив нападать на огромных лошадей, он с визгом бросился к хозяину за помощью. Поскольку трое незнакомцев в его глазах явно представляли угрозу для Джеммы, бедняга ожидал, что Коннор должен что-то предпринять.

Только сейчас Макджоувэн заметил Джемму, настороженно замершую на пороге дома. Ее лицо было бледнее обычного, но не казалось испуганным. Наоборот, она выглядела сердитой. И даже не просто сердитой, а разозленной донельзя. Он тут же понял причину ее гнева, когда один из незнакомцев, очевидно, главный, заметил приближение Коннора и заговорил с ним.

— А! Ты наверняка муж этой девчонки! — В его речи ясно слышался акцент уроженца Йоркшира, а манера вести себя поражала наглостью и самоуверенностью. — Мы тут аж глотки надорвали — все толковали твоей девке, что невежливо не пригласить нас в дом, да все без толку.

Коннор промолчал. Он не спеша скрестил руки на груди и расставил ноги пошире. На лице его было ясно написано, что он совершенно согласен со своей женой.

— У нас выдалось нелегкое утро, — добавил приятель главаря, жирный, с широкоскулым лицом, покрытым нездоровым синюшным румянцем.

Третий незнакомец кивнул в подтверждение. Его глаза с нескрываемым презрением окинули Коннора, словно хозяин стоил ненамного больше собаки, жавшейся теперь к его ногам.

— Мы хотим обогреться и выпить виски, — в этой фразе не прозвучало и тени просьбы.

— У меня нет виски, — холодно ответил Коннор.

— Вот-вот. Вы слыхали этот тон? Ты кем это себя воображаешь, а? — вмешался первый всадник. — Было бы с чего. — И выразительно глянул в сторону хижины. — Недаром говорят, что горцы изрядные невежи. — С этими словами он сплюнул темную табачную жвачку прямо под ноги Коннору.

Его дружки расхохотались. Коннор не отвечал. Наступило неловкое молчание, прерывавшееся лишь пофыркиваньем лошадей, громко переступавших копытами.

— Ну? — настойчиво спросил третий. — Так как у тебя насчет виски?

— Коннор… — взмолилась Джемма.

— Ступай в дом! — Он даже не взглянул в ее сторону.

— Верно, — подхватил широколицый. — Залезай-ка к себе в постельку да подожди меня. Нам не помешает малость сбить спесь с этой сучки, верно, парни?

В ответ раздался взрыв хохота.

— Да ты не хмурься, малый, — обратился к Кон-нору главарь. — Мы тебе заплатим, так что будешь доволен. У тебя есть пара медяков, Фрэнк? — спросил он толстяка.

Тот извлек из жилетного кармана мелочь и бросил к ногам Коннора.

— Отлично, ребята! Пойдем позабавимся с сучкой!

В следующее мгновение все трое обнаружили, что свалены в кучу, по которой едва не прошлись копытами испуганные лошади. Столь молниеносно спешивший их Коннор уже возвращался из дома с оружием в руках. С громким клацаньем он взвел курки обоих пистолетов.

— Убирайтесь отсюда вон. Считаю до пяти. Толстяк обалдело потряс головой, словно собака, выскочившая из воды.

— Какого черта… Да только попробуй!

— Один.

— Может, ты из-за денег? Ну так бы и сказал, мы бы заплатили больше, много больше!

— Два.

— Поехали, Фрэнк, — вмешался главарь. — Этот дикарь к тому же еще и тронутый, ты разве не видишь?

— Точно, чокнутый, — подхватил третий, торопливо вскарабкавшись в седло.

— Верно. — Толстяк, которого звали Фрэнком, неловко поднялся с земли.

— Три.

Чертыхаясь, Фрэнк взгромоздился на спину лошади. От удара о землю шляпа свалилась с его головы, а в волосы набилась грязь. Главарь, все еще стоявший в нерешительности, поднял шляпу и подал ее приятелю.