Сьюзен Виггз - Клятва над кубком Страница 48

– Тебе не нужно больше вина, – твердо сказала она, глядя в его мутные раскрасневшиеся глаза. – Судя по запаху, ты выпил его предостаточно, к тому же оно было не самого хорошего качества.

Тогда дай мне хорошего вина, чтобы прочистить глотку.

Покачиваясь, он подошел к столу. Расстегнутые полы сюртука развевались, как сломанные крылья. К ботинкам налипла грязь лондонских улиц, рубаха вылезла из штанов. Он потерял шляпу, и спутанные золотистые пряди волос торчали во все стороны.

Никто, с возмущением подумала Ларк, в подобном состоянии не выглядел бы так красиво. Оливер был красив даже пьяный.

Оливер заглянул в кувшин, стоящий на столе, и нахмурился.

– Немного осталось.

Ларк решительно направилась к нему.

–Тебе больше не нужно пить. Тебе нужно в постель.

Оливер схватил ее за руку и притянул к себе.

– Да. В постель. Мы...

– Оливер! – Ларк в ужасе попятилась назад. От него пахло дешевыми духами. Приторный густой запах женщины, какой-нибудь Клариссы или Рози.

Он протянул к ней руки с видом воплощенной невинности.

– Что-то не так?

– От тебя пахнет женскими духами!

– Ну это же лучше, чем запах дешевого вина. Ларк в ужасе смотрела на его пепельно-серое,измученное, но все равно красивое лицо. Жгучий комок рыданий сжал ей горло. Призвав на помощь весь свой многолетний опыт, она с трудом сдержала чуть не хлынувшие слезы.

– Ты мне отвратителен, – с гневом произнесла она. – Как ты посмел отправиться кутить в тот день, когда узнал, что станешь отцом? Ты говорил, что хочешь ребенка, но это были только слова. Пустые, никчемные слова. На самом деле ты испугался, не так ли, Оливер?

Она привыкла быть сдержанной, но нахлынувший на нее поток чувств нелегко было сдержать. Она вдруг поняла, что не хочет его любить, потому что он сводит ее с ума. Она должна сейчас же оставить его, дав гневу вытеснить в ней любовь, чтобы защититься от боли.

Но доводы рассудка не всегда встречают отклик в сердце.

– Почему ты не можешь вести себя как... как муж? – строго спросила она, стыдясь визгливых ноток в собственном голосе. – Почему ты не можешь быть... быть...

– Человеком, которого ты смогла бы полюбить? – едко спросил Оливер.

– Я не это хотела сказать. – Но, к своему ужасу, Ларк поняла, что невольно солгала. – Я хотела, чтобы ты сказал мне, что будешь любить нашего ребенка. Не той легкой, насмешливой любовью, которая приходит и уходит, как морской прилив, а искренне и глубоко. Ты можешь так?

– Если в твоей голове родился такой вопрос, Ларк, то и я начинаю сомневаться.

Отчаяние опалило ее, словно пламя.

Ты никогда не повзрослеешь! Никогда не возьмешь на себя ответственность за семью и детей. Твои обещания ничего не стоят!

В отчаянии она схватила глиняный кувшин. Он выпал из рук, упал на пол и разлетелся на куски. Темно-красное вино вылилось на ковер. Ларк стояла босиком среди обломков и смотрела на Оливера.

Одним резким движением Оливер поднял ее на руки и, не обращая внимания на хруст осколков под ногами, понес к кровати.

– Значит, ты не веришь моим пьяным клятвам? – спросил он игриво.

– Убирайся вон. Я не хочу тебя больше видеть! Никогда!

Ларк уткнулась лицом в подушку и сдерживала рыдания, пока он не вышел из комнаты и не закрыл дверь.

Несколько часов спустя Оливер прокрался в спальню Ларк. Он стоял, держа в руках свечу, и смотрел на жену. Она спала. На щеках остались белесые дорожки от высохших слез.

Она поверила в его ложь, как он и рассчитывал. Но только он не думал так больно обидеть ее.

Снова вспомнились события последних недель. Он постоянно чувствовал, что за ним наблюдают, его выслеживают, но ничего не говорил об этом Ларк.

Новости, которые удалось узнать с помощью вина и пары золотых монет, оказались плохими. Ищейки епископа Боннера полагали, что преподобный Спайд попытается сесть на корабль, чтобы покинуть Англию. Оставалось только разыскать мятежника и осудить его вместе с укрывателями.

– Я сделал это для тебя, Ларк, – прошептал Оливер спящей жене. – Для Слайда. Даже для бедняги Дикона.

Выйдя на цыпочках из комнаты, он направился в кабинет.

Он поставил свечу на стол и принялся писать письмо своему нерожденному сыну, которого, возможно, никогда не увидит. Потом он убрал письмо в ящик стола и написал еще несколько писем.

Оливер надеялся, что ему удалось сбить ищеек Боннера со следа хотя бы дня на три. Он должен хорошенько использовать это время. Он должен стать героем, даже если это грозит ему смертью.

14

– Что говорится в записке? – спросил Ричард Спайд, нетерпеливо убирая под чепец выбившуюся прядь. За последние месяцы его волосы отросли настолько, что начали виться.

Ларк непонимающе смотрела на измятый листок.

– Такой шифр я вижу впервые.

Оливер сидел за столом, скрестив перед собой руки и положив на них голову. Вчера днем он чуть не умер. Ночью своими словами его чуть не убила Ларк. Но письмо от агента самаритян отодвинуло все личные беды на второй план.

Втайне от Ларк и Ричарда Спайда Оливер побудил самаритян к действиям, поскольку только он один знал, что времени почти не осталось. Ларк получила из Лондона неожиданный подарок – белые лайковые перчатки и шляпку из лебединого пуха. Когда посыльный ушел, она вынула из пальца одной из перчаток крошечный, тщательно сложенный кусочек бумаги.

Сейчас, стоя возле стола, она, нахмурив брови, пыталась разобрать, что написано в послании. А Оливер смотрел на Ларк.

Ребенок. У нее будет ребенок. Его ребенок.

Она выглядела точно так же, как и вчера, когда он еще ничего не знал о подарке, который преподнесла ему судьба. Она была все такой же бледной темноволосой женщиной, чья красота была очевидна только для тех, кто любил ее.

А только бог знал, как он ее любит.

Стон отчаяния сорвался с его губ прежде, чем он успел сдержать его.

Ларк и Спайд удивленно посмотрели на Оливера. В их взглядах было столько тревоги, что Оливер чуть снова не взвыл.

– Ты болен? – спросила Ларк.

– Болен тем, что хочу тебя, – ответил Оливер, чтобы разозлить ее.

Но Ларк на этот раз не рассердилась. Она откашлялась и продолжала разбирать мелкие строчки записки.

Оливер смотрел на священника, несшего слово божье, и его бледную ученицу. «А они подходят друг другу, – подумал он. – Спенсеру следовало выбрать в мужья Ларк кого-нибудь вроде Ричарда Спайда, а не безрассудного эгоистичного распутника, которому суждено умереть молодым».

В галерее висели настенные часы с маятником, циферблатом в виде луны и медными полированными гирями. Их смастерил отец Оливера. В тишине их тиканье напоминало биение сердца.