Клаудиа Дэйн - Игра с огнем Страница 48

Джордж вновь посмотрел на леди Пейнтон. Бернадетта выглядела ужасно соблазнительно, впрочем, как и всегда. Неудивительно, что Джордж испытывал сильное искушение.

Кстати, о соблазнах. Интересно, чем занимались мисс Прествик и лорд Айвстон наедине за пределами парадного зала?

Глава 14

В парадном зале дома Ланрита господствовал цвет слоновой кости с оттенками розового. Гостиная была не менее нарядной: цвет слоновой кости сочетался здесь с позолотой. Эти две комнаты отличались друг от друга лишь узором лепнины и количеством позолоты. В гостиной позолоты на стенах присутствовало меньше, зато все стулья были позолочены и обтянуты чудесным узорчатым шелком цвета кофе со сливками.

Лорд Айвстон, со своей бледной кожей и светлыми волосами, казалось, должен был потеряться на фоне стен. Но этого не произошло. Он не исчез, даже наоборот. Видимо, все дело было в его глазах. Эти глаза, такие голубые, сейчас горели огнем праведного гнева и готовы были прожечь в Пенелопе дыру.

И кто мог подумать, что он способен на такое?

Конечно, они не были в полном одиночестве. Множество слуг сновали взад и вперед по дому, а прямо за дверью находилась столовая зала, в которой полным ходом шла подготовка к ужину. Званый ужин организовать непросто, ибо он предполагает множество развлечений для гостей. Все три огромных зала на этом этаже заполнятся гостями, которые останутся до рассвета, если, конечно, все соберутся. Пока многие еще не прибыли. И все из-за того, по мнению Айвстона, что брат Пенелопы Джордж заключил для нее это малюсенькое пари.

Айвстон говорил и говорил, а Пенелопа смотрела на него и молчала. После первых фраз она уже перестала слушать, ибо сразу поняла, о чем пойдет речь, но он все продолжал говорить, постоянно повторяясь, и не мог остановиться. Мужчины так часто поступают, поэтому она отрешенно смотрела ему в лицо и мысленно твердила себе, что ему не удастся опозорить ее, ведь они не в полном одиночестве.

Казалось бы, это хорошо, и она должна быть счастлива, но радости Пенелопа не испытывала.

Это было очень странно.

Она поймала себя на мысли, что только и думает об этом. До встречи с Айвстоном ее не волновали подобные вещи. И теперь она решила все разложить по полочкам. Пенелопа обожала все тщательно обдумывать и взвешивать. Она не верила, что можно чего-либо добиться, действуя импульсивно и эмоционально. Ни в коем случае. Если вас застигли врасплох, нужно взвесить все «за» и «против», прежде чем принимать решение.

Но лорд Айвстон не вписывался в рамки ее логических умозаключений, ибо был совершенно непредсказуем.

— Я был бы признателен, если бы вы снизошли и послушали меня, мисс Прествик, — сухо сказал Айвстон, угрожающе нависая над ее хрупкой фигуркой.

Опомнившись, Пенелопа тряхнула головой и вернулась к реальности.

— Естественно, вы были бы признательны, лорд Айвстон, как и любой нормальный человек. Я и сама не выношу, когда меня не слушают.

Она рассмешила его, и он чуть было не улыбнулся, но взял себя в руки и подавил улыбку. И правильно сделал. Поскольку ему стоило немалого труда доказать Пенелопе, что он действительно зол на нее, а улыбка все испортила бы.

Зато его внутренняя борьба вызвала улыбку у Пенелопы, но в отличие от Айвстона она не собиралась ее прятать.

— Вас это даже не смущает, а по-моему, вам должно быть стыдно, — сказал он. — Я выгляжу полным идиотом из-за этого второго пари относительно вас и Иденхема. Мы так не договаривались, мисс Прествик.

— Я прекрасно вас понимаю, лорд Айвстон, но я оказалась в таком положении, что у меня просто не было другого выхода.

— И что же это за положение, позвольте узнать? — спросил он. Он стоял очень близко, склонив голову так низко, что его губы почти касались ее уха, очевидно, чтобы слуги не слышали. Он проявлял максимум осторожности, что было очень разумно с его стороны.

Очень.

По спине пробежала дрожь, ноги подкашивались. Пенелопа не могла понять, что происходит. Ведь это был всего-навсего маркиз Айвстон, и он не был тем самым мужчиной, который мог вогнать ее в пот и дрожь.

— Положение? — повторила она еле слышно.

Чтобы слуги не услышали, естественно. Здесь должны быть слуги. Не так ли? За Айвстоном ей ничего не было видно. Так казалось или действительно вокруг царила тишина?

— Да, — выдохнул он, почти прижавшись к ней. — Ваше положение. Ну что, сдаетесь? Не можете дать сдачи?

Пенелопа глубоко вздохнула, с силой мотнула головой, стряхивая слабость и дрожь.

— Я всегда могу дать сдачи, лорд Айвстон. И я никогда не сдаюсь и не поддаюсь. Это было бы предосудительно.

— А вы, конечно, никогда ничего предосудительного не делаете, — сказал он и нежно провел пальцем по шву ее перчатки.

— У меня нет такой привычки, — сказала она.

— Может быть, иногда, случайно.

— Случайно? Нет, конечно, — сказала она.

— Ну а в виде исключения? — спросил он и, запустив палец под ее перчатку, стянул ее вниз на дюйм, два, три. Глупые, бесполезные перчатки. Она неотрывно следила за его движениями, но и не думала это прекращать.

— В виде исключения? — тихо спросила она. — То, что вы говорите, не имеет смысла, лорд Айвстон. Вам не кажется?

И здесь Пенелопа допустила ошибку, ужасный просчет — она подняла голову и взглянула в эти яркие голубые глаза. Она погрузилась в пучину голубого яркого, сверкающего океана, так что у нее захватило дух.

— Это имеет смысл, Пенелопа, — едва слышно прошептал он. — Я — исключение. Со мной вы поступили предосудительно.

И он прильнул губами к ее губам, хотя она знала, что все к этому шло, но почему-то игнорировала предостерегающие знаки.

Она не отстранилась. Она ответила на поцелуй. Не слишком страстно, не слишком бесстыдно и чувственно, но ответила.

К своему ужасу, Пенелопа даже приподнялась на цыпочки, чтобы прильнуть к его губам.

Айвстон сиял от радости.

Он обхватил ее руками за талию и притянул к себе. Ей понравилось. Пенелопа решила, что нет ничего страшного в том, что они поцеловались. Почему бы нет? Это было потрясение, но очень приятное.

Очень приятное.

Его губы были… о Боже, с чего вдруг ее потянуло на лирику? Но это было восхитительно. В его руках, таких больших и сильных, она чувствовала себя маленькой и хрупкой, почти невесомой.

И еще она вспотела. Она была мокрая с головы до ног.

Он приоткрыл рот, коснулся ее губ и начал нежно покусывать их. Ему очень не хотелось останавливаться, и это было так мило, но, сделав усилие над собой, он прервался.