Тереза Медейрос - Озорница Страница 48

— Вы найдете внутри письмо от матери, — сказал Чалмерс, махнув рукой в сторону сумочки. — Она просит вас как можно скорее вернуться в Лондон и вступить в права наследства. Ваша мать нуждается в поддержке.

Последние слова затянули петлю на шее Джастина, и на какой-то миг стало трудно дышать. Теперь он владеет грязным пароходом, стоящим неподалеку на якоре, целым флотом парусных судов и других пароходов, бороздящих моря по всему миру от пролива Ла-Манш до Берингова пролива.

«Нет, — думал Джастин, — голыми руками меня теперь не возьмешь. Времена изменились, уже нет ни беспомощного ребенка, ни молодого бунтовщика, с мнением которого никто не хотел считаться. Теперь я сам себе хозяин, и все вокруг обязаны повиноваться. Никто не посмеет помешать, если мне вздумается вернуться в Новую Зеландию и управлять своей империей из жилища на солнечных берегах Северного острова. Выполнять скучные деловые операции можно поручить наемным специалистам, а я стану распоряжаться состоянием и новой властью по своему разумению».

Джастин хлопнул сумочкой по ладони, и на душе повеселело. Сейчас он держал в руке не смертный приговор, а счастливый лотерейный билет, открывавший широкие возможности. Теперь можно отдать долги своей семье, позаботиться о дочери Дэвида, но главное, ничто не могло омрачить будущую совместную жизнь с Эмили.

Тем временем Чалмерс продолжал:

— Найти вас было нелегко, и поиски наверняка заняли бы значительно больше времени, но, к счастью, нам повстречался детектив, которого наняла мисс Амелия Винтерс, и он подсказал ваш адрес.

Джастин его не слушал. Мыслями он был далеко, в Лондоне, перед ним сидела дочь Дэвида Скарборо, и следовало найти нужные слова, чтобы рассказать девочке, как погиб ее отец. Задача не из простых, но рядом Эмили, и решение найдется. Сразу возникло желание поделиться своими планами с любимой. Джастин повернулся и обнаружил, что Эмили исчезла.

14

«Твоя мама неоднократно повторяла: „Нельзя купить счастье“, и я это навсегда запомнил…»

Эмили положила сверху на стопку книг тетрадь в голубом переплете и обвязала все вместе полоской из кожи. Девушка не задумывалась над тем, что нужно делать, а просто делала свое дело: подбирала нужные вещи, аккуратно складывала их и упаковывала. Нужно было занять руки, чтобы успокоить душу и сердце. Эмили туго свернула две постели и принялась упаковывать остатки чайного сервиза, которым так дорожил Пенфелд, заворачивая каждый предмет в кусок мягкой фланели. И так постепенно добралась до коробки, в которой покоились часы отца. Рука дрогнула. Стоп! Это подождет. Теперь уже нет надобности отправлять посылку мисс Винтерс. Джастин вскоре поймет, что все золото в мире не способно помочь ему купить Клэр Скарборо.

Девушка прошлепала босыми ногами к столу и достала из ящика записи музыкальных творений Джастина. Вместе с ними показался документ, ранее попадавшийся ей на глаза, но тогда отброшенный в сторону. Эмили утратила всякий интерес к официальным бумагам и таинственным картам. Золотой прииск ушел в небытие, как и мечты отца.

На дне потайного ящика лежала связка писем, адресованных Клэр. Они так и не были отправлены, но Джастин почему-то хранил их. Автору скорее всего письма больше не понадобятся, зато ей останется память о нем, так что упаковывать их с другими вещами не надо.

От двери пролегла тень Джастина, и Эмили поспешно сунула письма за пояс юбки. Не поворачивая головы, холодно сказала:

— Боюсь, ты не сможешь забрать все книги, иначе под их тяжестью затонет шлюпка, а то и возникнет угроза для парохода.

— Ничего не понимаю. Чем ты здесь занимаешься? — удивился Джастин.

— Пакую вещи, — небрежно бросила Эмили, укладывая сахарницу в плетеную корзину, и сразу же взялась за скатерть. Она боялась остановиться и взглянуть на Джастина.

Цокот когтей по земляному полу выдал присутствие Пышки. Гаттерия воспользовалась открытой дверью, чтобы проникнуть без приглашения в комнату. Эмили взяла в руки чашку.

— Ящерицу, думаю, лучше оставить здесь, — сказала она. — Сам посуди, как на тебя посмотрят, если ты выведешь Пышку на прогулку на поводке в Кенсингтон-Гарденс. На мой взгляд, лучше купить обычного английского бульдога.

За спиной послышались шаги, Джастин приблизился почти вплотную — чашка выпала из рук Эмили, ударилась о край стола и разлетелась на мелкие кусочки.

— Ты поедешь со мной, Эмили.

— Нет, не поеду, — возразила она чуть ли не шепотом.

— Это еще почему? — потребовал ответа Джастин, схватил девушку за руку и развернул лицом к себе.

— Я не могу вернуться с тобой в Англию, — стояла на своем Эмили, низко опустив голову. Больше всего она боялась увидеть в его глазах отражение собственной боли.

Наступила длительная пауза. Джастин лихорадочно обдумывал слова Эмили, и, казалось, в мертвой тишине можно было услышать шелест мыслей, проносившихся в его голове.

— Если ты не в ладах с законом, — сказал он наконец, — я смогу тебе помочь. Теперь я стал достаточно влиятельным человеком, и при необходимости можно нанять лучших адвокатов.

— В таком случае придется потратиться и на судей, — с вымученной улыбкой добавила Эмили.

— О чем ты говоришь? Пытаешься копировать юмор висельника? — укорил ее Джастин.

Эмили вскинула голову, посмотрела ему в глаза, постаралась сдержать дрожь в голосе и отчеканила:

— Если ты твердо решил взять меня с собой, тебе придется связать меня и силой доставить на борт.

Джастина подмывало именно так и поступить, но решиться он не мог. Перед глазами стояла не бледная девушка, застывшая в напряженном ожидании своей участи, а витал образ веселой и беззаботной Эмили, несущейся по берегу моря в сопровождении стайки детей; волосы развеваются на ветру, лицо, усыпанное веснушками, обращено к солнцу. Вслед за тем вставало чудное видение танцующей богини, глаза закрыты, колышется и извивается юбка, пляшут тени в свете факелов. При всем желании невозможно представить эту девушку замороженной в Лондоне, где под тяжестью серого небосвода, сдобренного сажей, никнут плечи и на смену свежему румянцу приходит мертвенная бледность.

Острая боль пронзила сердце. Мысль о возможности расстаться с Эмили причиняла больше страданий, чем известие о смерти отца. Но приходилось признать ее правоту. «Ей нечего делать в Лондоне, они несовместимы, что в равной мере относится и ко мне. Место Эмили здесь, она будет по-прежнему купаться и загорать, обласканная сладкими песнями и любовью маори. Глядя на нее, можно подумать, что имеешь дело с крепким орешком, но на самом деле это дикий хрупкий цветок, и, если его пересадить на другую почву, он завянет и погибнет».