Татьяна Вяземская - Ночи Клеопатры. Магия любви Страница 5

– Твой папаша сбежал. Ты сейчас никто, и звать тебя никак! Незаконнорожденный ублюдок трусливого бывшего царя.

Он приблизил свое лицо прямо к ее; от него несло вином и луком.

Она сцепила зубы, чтобы не плюнуть в эту наглую пьяную рожу. Не сейчас. Надо немного потерпеть.

– А ты красивая девочка, – вдруг сменил тон Бабейфми. – Небось еще девственница, а? Ну, конечно, ты ведь еще малышка… Хотя в вашей веселой семейке все может статься. Хочешь попробовать, что такое настоящий мужчина? Хочешь?

Его рука больно сжала ее грудь, вернее, место, где когда-нибудь – Клеопатра очень надеялась на это – она вырастет.

Стать женщиной? При помощи вот этого грязного животного?!

– Да я скорее пересплю с шакалом, чем с тобой!

Он зарычал, и девочка поняла, что допустила ошибку. За которую сейчас скорее всего ей придется расплачиваться.

– Давай. Во дворце как раз нехватка евнухов, – бросила она в гнусную ухмыляющуюся рожу первое, что ей пришло в голову.

– Евнухов? – Бабейфми не понял, но чуть отодвинулся и хватку ослабил.

– За то, что ты переспишь с ее сестрой, которую она ненавидит, царевна Береника прикажет отрезать тебе твои… причандалы. А может, даже заставит съесть их. На глазах у всех. Придворные любят подобные развлечения.

– Ах ты ж…

Бабейфми изо всех сил толкнул ее; девочка буквально отлетела к стене и сильно ударилась лицом.

Больно. Но, по крайней мере, от изнасилования она спасена. Что же, за все надо платить.

Следующие месяцы превратились в ад.

Нет, больше на ее честь никто не посягал. Ее просто сделали служанкой.

Она спала на дырявом грязном тюфяке – прежде, посещая комнаты слуг, ей таких даже видеть не доводилось. Где Береника раскопала такую мерзость, было просто непонятно. Поглощенная ненавистью к младшей сестре, на которую вдруг обратил внимание ее собственный любовник, Береника даже не думала о том, что этот мерзкий, грязный тюфяк находится в ее покоях – покоях царицы (Клеопатра теперь спала прямо перед дверью сестриной спальни, на случай, если той вдруг придет в голову чего-то потребовать посреди ночи). А Береника периодически ночью выходила из собственной спальни только для того, чтобы пнуть спящую сестру ногой.

Спать под звуки любовных утех, раздающихся из спальни сестры, она сперва не могла. И думала, что никогда не сможет. Но прошел всего месяц, и измученная девочка научилась засыпать в любом месте, в любом положении. Наверное, если бы у нее прямо над ухом играли музыканты, а рядом маршировал полк римских легионеров, она бы все равно могла спать.

Один раз, почти в самом начале своего правления, сестра потребовала, чтобы Клеопатра причесала ее.

Конечно, девочка не сдержалась и больно дернула «любезную сестрицу» за волосы.

И конечно, была наказана.

Ее вывели на задний двор и дали плетей. При этом присутствовали придворные – человек тридцать. Кто-то наблюдал за экзекуцией с откровенным любопытством, кто-то стыдливо отводил глаза: все-таки девочка была дочерью царя, пускай и бежавшего, и всегда сохранялась вероятность, что царь этот при помощи римских копий вернет себе трон.

Клеопатра не проронила ни звука, вцепившись зубами в собственное запястье и прокусив кожу до крови. Ничего. Ничего. Главное – сдержаться сейчас, а шрамы исчезнут… А если не исчезнут, она станет носить браслет, из-под которого их не будет видно. Когда станет царицей. Она станет царицей, и все, кто сейчас глумится над ней, будут наказаны.

Наконец, наказание завершилось.

Она поднялась; растерзанная одежда не прикрывала тела, но девочка и не пыталась прикрыться.

– Теперь я равна тебе, о моя царственная сестра! Я младше тебя, но уже получила столько же плетей, сколько и ты! – голос ее раздавался звонко и громко. Придворные застыли. Лицо Береники стало серым.

– Только у отца хватило жалости к тебе, чтобы не выставлять твою неприглядную наготу напоказ и не позорить царскую дочь. А у тебя не хватило… Что же, это говорит о том, что тебе никогда не стать настоящей царицей.

Взбешенная Береника, задыхаясь, схватилась за ожерелье, украшавшее ее шею; крупные жемчужины посыпались на мраморные плиты.

Кто-то подошел сзади и настойчиво – но и довольно аккуратно – потащил Клеопатру прочь.

Она лежала на тюфяке плашмя. Больше всего сейчас ей хотелось заплакать. Нет, неправда: больше всего ей хотелось умереть, чтобы не чувствовать этой боли, как будто прямо на спине у нее горит костер.

С другой стороны, она хотя бы не в покоях своей сестры. И тюфяк другой – почище и потолще. И свет в глаза не бьет – окна затемнены. Или, может, просто наступила ночь? Хотя в комнате не совсем темно, несмотря на то что светильник не горит.

Дверь тихонько скрипнула, пропуская невысокую фигурку.

– Как ты, моя царица?

Мардиан. Ее единственный друг.

Он всегда называл ее по имени либо царевной; царицей – впервые. Нет, во второй раз: первый был года четыре назад: он тогда пообещал ей рассказать свою историю, когда она станет царицей. Что же, вот она сейчас возьмет и умрет, так и не узнав, что же с ним произошло…

В носу защипало, и по щекам побежали слезы.

Юный евнух присел около нее на корточки и осторожно коснулся спутанных волос.

– Поплачь, моя царица. Поплачь. Ничего в этом такого нет, тем более о твоих слезах никто не узнает. Очень больно?

Закусив губу, она судорожно кивнула.

– Я принес мазь. Ее сварила Ати специально для тебя.

– Но рискнул ко мне прийти только ты, верно?

– Да нет. Никакого риска. Береника… боится. Думаю, она тебя больше не тронет.

Девочка криво усмехнулась.

Юный евнух поправился:

– Конечно, она будет продолжать унижать тебя. Но жизни твоей ничего не грозит, это точно.

Мардиан откинул покрывало, и на спину Клеопатры что-то полилось.

– Ткань присохла к ранам. Потерпи, будет немного больно, но ее надо убрать.

Боги, как больно! А еще какие-то несколько мгновений назад ей казалось, что больнее уже быть не может…

– Потерпи, потерпи…

Теперь Мардиан емкими аккуратными движениями втирал в ее спину что-то прохладное и хорошо пахнущее.

Боль начала стихать почти сразу.

– Тебе придется полежать на животе пару часов, пока мазь окончательно не впитается. А потом можешь повернуться.

– Мардиан…

– Что, моя царица?

– Скажи, как мне выдержать… все это? Может, лучше просто прекратить это… раз и навсегда… самой?

Глубокий вздох.