Елена Арсеньева - Звезда на содержании Страница 5

При этих словах мадам Жужу восторженно вскинула глаза на Хвощинского. Она тоже любила водевили и была завзятой театралкою, а значит, усвоила некие общепринятые сценические ужимки. Знала, когда и какую реплику подать, какою гримаской вовремя выразить свои мысли и чувства, истинные и предназначенные для публичного выражения... истинные-то она скрывала, а вот выражать наигранные была великая мастерица. Истинные мысли ее в данный миг были таковы: «Не ее ты жалел, а состояние, которое из рук твоих выходит, коли она не Осмоловская, а ты не опекун больше! Вот уж ни за что не поверю, что такой хитрец, как ты, не нагрел руки на вверенных тебе капиталах!» Разумеется, об сих мыслях никто не догадывался и догадаться не мог. Любой и каждый мог увидеть только выражение восхищения добродетельным человеколюбием рассказчика.

Именно это увидел и господин Хвощинский – и продолжал, весьма воодушевленный:

– Однако же вообразите мое... – Он замялся и поискал подходящее слово, – вообразите замешательство мое, когда в ответ получил я не просто вежливый отказ – сие было бы хоть как-то объяснимо, учитывая разницу нашу в летах и мечтания молодых девиц о сказочных принцах, – по лицу Хвощинского, впрочем, видно было, что никакую причину для отказа он объяснимой и извинительной не считает, – а выслушал грубую и вульгарную отповедь о том, что мне пора на свалку или уж прямиком на кладбище, а я вместо этого протягиваю руки к прелестям и деньгам несравненной Анны Викторовны. В ее замыслах сыскать себе, с таким-то приданым и красотою, не просто мужа, но и очень богатого, родовитого, красивого мужа – наилучшего из всех возможных, – а для сего она вот уже год как составляет список возможных своих женихов. И я, с моими летами и наружностью, никоим образом даже приближаться к сему списку не смею... подобно той свинье, которая не смеет соваться со своим-то рылом в калашный ряд.

Подвижная физиономия мадам Жужу выразила неприкрытое осуждение и даже ужас.

– И тогда я понял, что был слишком самонадеян, решив взять на себя роль ангела милосердного, – сказал Хвощинский. – Это юное создание, зачатое и рожденное во грехе, уже несло на себе неискоренимую наследственную печать. Женившись на ней, я бы навесил на себя такой камень, с которым непременно потонул бы в мутной пучине жизни. И тогда я утратил жалость и решил предоставить ее той участи, для которой она была рождена. Я привез ее к вам.

– Однако же странно, что вы не предложили сей девице замолить грехи ее матери в монастыре, – усмехнулась мадам Жужу.

– У меня было такое намерение, а как же, – кивнул Хвощинский. – Однако девушка сама сказала, что для нее лучше в веселый дом или на панель, нежели в монастырский затвор. Ну что ж, я решил воспользоваться последними правами опекуна и удовлетворить ее самое заветное желание.

– Скажу по правде, – осторожно начала мадам Жужу, – Анюта ваша...

– Ради всего святого, не называйте ее моей! – с отвращением воскликнул Хвощинский и даже весьма выразительно передернулся, чтобы подчеркнуть это свое чувство.

– Пардон, пардон, – кивнула мадам Жужу. – Извольте-с, не стану. Пусть так: Аннета, – она выделила имя голосом, и Хвощинский, поняв, одобрительно хмыкнул, – не слишком похожа на человека, чье самое заветное желание исполнилось. С тех пор, как ее сюда привезли, она лежит, не вставая с места, не двигаясь, не шелохнувшись, как убитая.

– Она и впрямь была истинно убита тем, что ее происхождение открылось, – пояснил Хвощинский. – Я подробно обрисовал обстоятельства ее рождения, ну а когда она весьма грубо усомнилась, призвал в свидетельницы Каролину, которую предусмотрительно задержал в своем доме до приезда моей бывшей воспитанницы.

– В самом деле, вы были весьма предусмотрительны, – сказала мадам Жужу и сделала восхищенную улыбку. – Точно так же, как и щедры, – она ласково улыбнулась солидной пачке ассигнаций, которая лежала на краю стола и символизировала собою ту сумму, которую Хвощинский пожертвовал на содержание в публичном доме бывшей наследницы многочисленных осмоловских тысяч. – Однако как мне поступить, если девушка спохватится – и окажется, что она ни в коей мере не желает пойти по нашей весьма веселой, но и весьма скользкой дороге? Такое мне приходилось наблюдать... Должна ли я отпустить ее восвояси?

– Моя милая мадам Жужу, – сухо произнес Хвощинский, – мне бы не хотелось напоминать вам, что мои деньги вложены в ваше дело, а закладные на ваши дома в Москве и N выкуплены мною. Фактически вы живете сейчас в здании, принадлежащем мне. Кроме того, напомню, что несколько месяцев назад вы брали у меня в долг некую сумму, но я и не заикаюсь о возврате, хотя срок уже наступил и даже миновал. Также прошу вас учитывать, что обер-полицмейстер N – мой добрый приятель.

Мадам Жужу взглянула на посуровевшее лицо гостя и кивнула:

– Я поняла вас, прекрасно. Ну а теперь, когда у меня появилась новая... воспитанница, я бы хотела узнать, не желаете ли вы встречи с мадемуазель Аннетой. Бутон невинности, розовый флер и сладость первой ночи...

– Бр-р! – снова передернулся Хвощинский. – Довольно я хватил с ней хлопот. Пускай малость пообтешется. Я лучше вернусь домой, а вы займитесь тем, что подготовьте вашу новую девицу к выходу в мужское общество. Мне желательно, чтобы он состоялся как можно раньше и чтобы у сей особы за самый краткий срок побывало как можно больше гостей. Ну и вы понимаете, мадам Жужу, на случай каких-то вопросов... она явилась к вам сама, – он подчеркнул это слово, – по доброй воле, и для меня станет совершенным ударом увидеть однажды ее здесь, просто страшным ударом...

– Само собой, – кивнула мадам Жужу, и Хвощинскому на миг показалось, что глаза ее остекленели, настолько старательно мадам лишила их даже намека на какое-то выражение, – разумеется, она пришла ко мне сама и по доброй воле! И можете не сомневаться – нынче же вечером ознакомится с тонкостями ремесла. Но все же, коли не ее, может быть, соблаговолите выбрать другую девушку? Маришку? Мюзетку? Фанни? Затейницу Марго?

– Не сегодня, – покачал головой Хвощинский, и лик его был скорбен и значителен. – Я должен пережить случившееся. Это такой удар – узнать, что девушка, в которую были вложены мои надежды, надежды ее родителей и воспитательницы, предпочла доле порядочной женщины участь... – Он вздохнул, мотнул головой и, простившись с мадам Жужу только беглым, печальным взглядом, удалился, оставив ее под пение Мюзетки размышлять о случившемся и прикидывать, как наивыгоднейшим образом распорядиться свалившимися на ее голову деньгами – и девицею по имени Аню... то есть Аннета.

...Внезапно Мюзетка оборвала свои трели и прислушалась. Насторожилась и мадам. Хлопали двери, раздавался громкий мужской смех, приближались шаги.