Элизабет Фэрчдайл - Возвращение лорда Рэмси Страница 5

Чарльз держал доверчиво вложенную в его ладонь руку молодой женщины и спрашивал себя, какие невидимые силы пришли в действие, чтобы дать ему возможность завладеть этими сильными, красивой формы пальцами.

Было ли это судьбой, кисметом, или, может, стараниями дьявола мисс Стэнхоуп лежала сейчас перед ним, накрытая тонкой водонепроницаемой тканью, облепившей ее влажную грудь? Ему нравилась форма этой груди, она будила в нем желание.

Проказа, затеянная ради таких вот пикантных моментов, казалась теперь, когда он массировал расслабленную руку ничего не подозревающей женщины, детской, глупой и недопустимой.

Молодая женщина пришла сюда в надежде поправить свое самочувствие. Чарльз в задумчивости массировал пальцы, ладонь, запястье, в котором бился пульс, сначала на одной руке, потом на другой. Под пальцами он ощущал твердые, словно окаменевшие, мышцы. Они были напряжены так, подумалось ему, словно женщина крепко схватилась за что-то, стараясь не упасть.

Что беспокоило мисс Стэнхоуп? Что довело ее до такого состояния, что она теперь боится упасть?

Чарльза Рэмси неожиданно растрогало то, что женщина производит впечатление человека, балансирующего на краю пропасти. Усилием воли он закрыл глаза, отгораживаясь от соблазнительного зрелища ее груди, и сосредоточился на том, чтобы снять ощущаемую пальцами напряженность ее мышц.

Она спросила его, как достичь состояния расслабленности. Что ж, он повторит ей объяснение, услышанное когда-то от турецкого массажиста.

– Представьте себе ворота, – начал он.

Ворота? Ворота, ведущие – куда? Пруденс испытывала едва преодолимое желание откинуть полог и посмотреть в глаза человеку, который дал ей этот странный совет. Его голос заставил ее вообразить заморские страны, которые ей так хотелось исследовать.

– Кому нужны ваши дурацкие ворота, молодой человек, – перебила его миссис Мур, – вы должны заняться ее шеей. Пруденс, скажите ему, что шея и плечи беспокоят вас больше всего.

Массаж рук был завершен.

– Можете убрать руки, – велел голос. Пруденс втянула руки внутрь, как черепаха.

Ткань зашуршала. Прошло не больше секунды, и она зашуршала снова – это массажист, сжимая в одной руке кусочек мыла, просунул руки под ее полог в пустые рукава, словно забрался под ее панцирь.

Его вторжение заставило Пруденс поморщиться и защитным жестом прикрыть руками грудь. Ей вдруг пришло в голову, что этот Чаз может, воспользовавшись случаем, прикоснуться к ее груди. Она вспомнила, как не так давно к ней прикасался ее кузен. Возникшие в голове картины возбудили ее, но и вызвали чувство стыда. Она прогнала их.

Когда массажист наконец прикоснулся к ней, осторожно ощупывая ее шею и плечи наподобие слепого, пытающегося найти дорогу, она сильно вздрогнула.

Руки покрылись мурашками от запястий до плеч.

Чужие руки замерли.

– Вам холодно? – заботливо спросил мужчина.

– Нет, в общем нет. – Пруденс почувствовала, что ведет себя глупо.

– Значит, вы нервничаете? – предположил он.

– Да, – со вздохом призналась она.

– Во время массажа нервничать не следует. Нужно стремиться достичь состояния…

– Расслабленности, – закончила она фразу одновременно с ним, подумав, что ее мурашки свидетельствуют отнюдь не о расслабленности.

Он засмеялся. Ей понравился его негромкий грудной смех – теплый и заразительный. Она засмеялась вслед за ним – ежик, проявивший вдруг чувство юмора.

– Вот так-то лучше, – сказал он. – При помощи смеха тоже можно расслабляться. Попробуем еще раз.

Простые слова, простые чувства. У этого мужчины все было простым – голос, манера поведения, прикосновения, и эта простота благотворно подействовала на Пруденс. На этот раз, когда его мыльные руки заскользили по ее спине и плечам, она была готова и изо всех сил постаралась расслабиться. Возможно, ни он сам, ни его прикосновения не представляли для нее опасности. Ведь он хотел только одного – чтобы она расслабилась.

– Представьте себе ворота, – повторил он.

Что же он имел в виду?

На секунду его пальцы задержались на чувствительном участке спины, от прикосновения к которому ей захотелось застонать. И именно в эту секунду его руки стали воротами, о которых он говорил, чувственными воротами в царство, где Пруденс царила, не ощущая ничего, кроме прикосновений. Она попыталась отступить, не желая стать пленницей собственной чувственности, возбужденной прикосновениями незнакомца.

Ворота. Он хотел, чтобы она представила ворота.

– Какого рода ворота? – спросила она. О Боже, его пальцы снова нащупали этот участок. Блаженство. Вот что она ощутила – чистое блаженство! Неужели он пытался соблазнить ее, как сделал это Тим, – одним лишь прикосновением?

Массажист склонился над ее плечом. Его голос, глубокий и спокойный, звучал не как голос человека, вознамерившегося смутить ее:

– Ворота, ведущие в сад.

Он дал ей время подумать, и она сумела оправиться от головокружительного ощущения, вызванного прикосновением его рук к ее плечу.

– Вы видите их? – В его голосе не было ни малейшего намека на принуждение, а лишь бесконечное терпение и спокойствие.

Пруденс не видела никаких ворот. Сейчас она плыла на дождевом облаке, обволакиваемая со всех сторон звуком голоса массажиста, покачиваясь в такт ритмичным движениям его рук, массирующих ей шею. Но внезапно, словно вызванные его мягкой настойчивостью, перед ее мысленным взором предстали ворота – старые деревянные ворота, наполовину сорванные с петель.

Она с удивлением проговорила:

– Да, я их вижу.

– Войдите в ворота и оглядитесь вокруг. Он закончил массаж одного плеча. Когда он заговорил, его голос, звучавший сначала с одной стороны, а потом переместившийся на другую, усилил владевшее Пруденс ощущение то ли парения в облаках, то ли падения в бездну.

– Что вы видите? – продолжал он.

Не желая рассказывать о странном, похожем на сон видении, завладевшем ее воображением, Пруденс ответила вопросом на вопрос:

– А что вы видите в вашем саду?

Его голос и настойчивые руки продолжали ткать волшебную сеть.

– Я вижу дикий тропический сад. В нем растут деревья, такие высокие и мощные, что кое-где они полностью закрывают небо. В моем саду есть обезьяны, прыгающие с ветки на ветку, и птицы с ярким оперением, красивые, как драгоценные камни. В центре сада стоит полуразрушенный храм, стены которого украшены старинной резьбой по камню, оскверненный недавно ворвавшимися сюда варварами.

Пруденс затихла, слушая его голос. Под его безостановочно двигающимися пальцами ее шея и плечи стали, как теплый воск. Она была свечой, а он пламенем. Она поскорее выбросила из головы это сравнение. Сегодня ее воображение то и дело подсовывало ей какие-то странные образы.