Шарлотта Бронте - Джейн Эротика Страница 5

Прошли ноябрь, декабрь и половина января. Рождество и Новый год в Гейтсхеде прошли в обычном веселом оживлении. Здесь обменивались подарками, устраивали праздничные обеды и закатывали вечеринки. Я, естественно, была лишена права участвовать в веселье, ограничиваясь тем, что наблюдала, как Элиза и Джорджина спускались в гостиную, нарядившись в платья из муслина с алыми поясами и тщательно завив волосы. Я слушала звуки пианино или арфы, доносившиеся снизу, звон стаканов и фарфора, когда подавали угощение, и обрывки разговора, если открывалась дверь гостиной. Когда сидеть на верхней площадке становилось невыносимо скучно, я возвращалась в детскую, где царила тишина. Мне было немного грустно, но я не чувствовала себя несчастной. Я сидела, поджав под себя ноги, и думала о своем темноглазом возлюбленном, потому что мне казалось, что никто больше на всем белом свете не был ко мне привязан. Если бы Бесси выказывала чуть больше доброты и сочувствия, я бы с удовольствием проводила тихие вечера подле нее, но, одев юных леди, она удалялась на оживленную кухню или в комнату экономки, обычно унося с собой и свечу.

Я сидела перед угасающим камином, посадив куклу к себе на колени и иногда оглядываясь, чтобы убедиться, что тени, залегшие в углах комнаты, не таили в себе никакой опасности. Когда в камине оставались только тускло тлеющие красным угольки, я поспешно снимала одежду, обрывая крючки и тесемки, и пряталась от холода и темноты в своей постели. В кровать я обычно брала с собой куклу; людям свойственно к чему-то привязываться. Я никогда больше так страстно не желала появления моего возлюбленного с его темными глазами и черными волосами. Я больше не видела его портрета с тех пор, но я помнила каждую черточку его лица. Дикий огонек в его глазах, который так нравился мне, согревал меня в мрачные часы одиночества. Я представляла, как взгляд этих глаз устремлен на меня с любовью, которой мне так не хватало.

Иногда Бесси поднималась наверх, забыв наперсток или ножницы, или приносила мне что-нибудь, оставшееся от ужина, и присаживалась на край кровати, пока я ела. Потом она укутывала меня поплотнее в одеяло, целовала и говорила: «Спокойной ночи, мисс Джейн». Когда Бесси проявляла нежность ко мне, она казалась мне самым лучшим, милым и добрым существом на земле, и я страстно желала, чтобы она всегда была со мной так приветлива. Я хорошо помню эту стройную молодую женщину: у нее были черные волосы, темные глаза, приятные черты и свежий цвет лица, но характер – непостоянный и вспыльчивый. Как бы то ни было, она нравилась мне больше, чем любой другой обитатель Гейтсхед-холла.

Пятнадцатого января в девять часов утра долгий период ожидания наконец подошел к концу. Бесси ушла вниз завтракать, Элиза надевала шляпку и теплое пальто, чтобы идти кормить своих птиц. Джорджина сидела на высоком стуле, причесываясь перед зеркалом, а я заправляла кровати, получив от Бесси строгий приказ прибрать все до ее прихода (она часто использовала меня в качестве второй горничной).

Расправив пледы, я подошла к окну, чтобы сложить книжки с картинками и игрушечную мебель, разбросанную на подоконнике. Джорджина резко окрикнула меня – она запрещала мне трогать ее вещи (крошечные стульчики и зеркала, изящные тарелочки и чашечки – все это принадлежало ей), и я, не находя другого занятия, начала дышать на стекла, покрытые морозными узорами, чтобы посмотреть, что делается за окном. Растопив горячим дыханием просвет в причудливых листьях и цветах изморози на окне, я увидела, что ворота парка открыты и в них въезжает экипаж. Я безразлично наблюдала, как он катит к крыльцу, ведь в Гейтсхед часто приезжали гости, но ни один из них не имел никакого отношения ко мне.

Внезапно в детскую вбежала Бесси.

– Мисс Джейн, снимайте скорее передник. Чем это вы там занимаетесь? Умывались ли вы сегодня?

– Нет, Бесси, я только что закончила уборку.

– Несносная замарашка! Ну, что это вы там делаете?

Я была избавлена от необходимости отвечать, потому что Бесси слишком суетилась, чтобы слушать объяснения. Она потащила меня к умывальнику и поспешно бросилась меня умывать и, выпроводив на лестницу, приказала идти прямо в столовую. Я не успела спросить, кто меня ждет, так как Бесси уже умчалась, и медленно начала спускаться. Вот уже три месяца, как я не слышала от миссис Рид приглашения спуститься вниз. Столовая, зал и гостиная стали для меня заповедной зоной, в которую я не смела вторгаться.

Я остановилась в пустом коридоре перед дверью столовой, дрожа от страха. Я не решалась войти, но и вернуться в детскую я тоже никогда не решилась бы. Целых десять минут я провела в смятении. Яростный звон колокольчика, призывающего к завтраку, заставил меня принять решение.

– Кому я могла понадобиться? – спрашивала я себя, обеими руками нажимая на тугую дверную ручку, которая пару мгновений не желала поддаваться. Наконец, ручка опустилась, дверь распахнулась, я вошла, присела в низком реверансе и увидела мужчину.

Миссис Рид сидела на своем обычном месте возле камина. Она показала мне жестом, что можно подойти, и представила меня человеку, на лице которого застыло холодное выражение.

– Вот девочка, в отношении которой я писала вам, – сказала она.

Человек медленно повернул ко мне голову и, внимательно изучив меня серыми глазками, поблескивавшими из-под кустистых бровей, величественным низким голосом произнес:

– Как тебя зовут, девочка?

– Джейн Эйр, сэр, – вымолвила я, подняв голову. Он показался мне очень высоким, но тогда я была невелика ростом. У него было крупное лицо, и весь облик его был жестким и неприступным.

– Ну, Джейн Эйр, ты хорошая девочка?

Миссис Рид ответила за меня, многозначительно покачав головой:

– Вероятно, чем меньше об этом говорить, тем лучше, мистер Брокльхерст.

– Мне жаль это слышать. Нам нужно побеседовать.

Переломившись под прямым углом, он опустился в кресло напротив миссис Рид.

– Подойди сюда, – сказал он.

Я шагнула на ковер, и он поставил меня строго перед собой. Ну и лицо у него было! Теперь, когда он был на одном уровне со мной, я смогла его рассмотреть. Огромный нос! А рот! И эти выступающие вперед зубы!

– Нет зрелища более горестного, чем непослушный ребенок, – начал он. – Знаешь ли ты, куда попадают плохие люди после смерти?

– Они попадают в ад, – последовал мой заученный ответ.

– А что такое ад?

– Яма, полная огня.

– Хотелось бы тебе оказаться в этой яме и гореть в огне вечно?

– Нет, сэр.

– Так что же нужно делать, чтобы не попасть туда?

Мгновение я раздумывала.

– Нужно заботиться о своем здоровье, чтобы не умереть.

Здесь миссис Рид вмешалась, приказала мне сесть и взяла беседу в свои руки.

– Мистер Брокльхерст, в письме, которое вы получили от меня три недели назад, я упомянула, что нрав и поведение этой девочки не вполне отвечают моим упованиям. Если вы примете ее в Ловудскую школу, я бы советовала вам предупредить учителей, что стоит держать ее в строгости, стараясь искоренить самый худший из ее пороков – склонность к притворству.

Эти несправедливые слова задели меня тем сильнее, что были высказаны перед незнакомым человеком. Я смутно сознавала, что она хочет лишить меня даже этой неясной надежды на то, что в моей жизни произойдет перемена к лучшему. Мне казалось, что она старается посеять ростки недоверия и злобы на новом пути, который открывался мне. Я чувствовала, как, лишенная возможности оправдаться, я превращаюсь в глазах мистера Брокльхерста в хитрую, испорченную девчонку.

– Печально замечать притворство в ребенке, – сказал мистер Брокльхерст. – За ней нужно присматривать, миссис Рид. Я поговорю с мисс Темпл и учителями.

– Я надеюсь, что методы воспитания будут соответствовать ее склонностям. Ей нужно научиться скромности и трудолюбию. Что касается каникул – их она будет проводить в Ловуде.

– Вы рассуждаете в высшей степени благоразумно, мадам, – отозвался мистер Брокльхерст.

– Таким образом, я могу положиться на то, что это дитя будет принято в Ловуд?

– Можете, мадам.

– Девочка будет отправлена в школу как можно скорее. Уверяю вас, я стремлюсь снять с себя груз ответственности, который стал чересчур обременительным.

– Разумеется, разумеется. А сейчас разрешите откланяться. Я извещу мисс Темпл, что ожидается прибытие новой девочки, чтобы с ее приездом не возникло никаких осложнений. Прощайте, – и мистер Брокльхерст вышел.

Мы с миссис Рид остались вдвоем, и на несколько минут воцарилось молчание. Она занималась шитьем, я смотрела на нее. Я болезненно ощущала привкус разговора, звуки которого только что стихли в этой комнате. Каждое слово все еще резко отдавалось у меня в ушах, и в глубине души копилось негодование.

Миссис Рид подняла на меня глаза, приостановив ловкие движения пальцами.

– Выйди из комнаты и поднимайся в детскую, – последовал приказ.