Карен Рэнни - Превыше всего Страница 5

Дункан подумал, что это не совсем так, но вслух ничего не сказал. Он сам займется этой последней находкой Мириам и если что-нибудь выяснит, то даст знать об этом графу. Дружба дружбой, но в жизни случаются вещи, в которых мужчины разбираются лучше, и женщина должна доверять им.

Мириам взглянула на него понимающе.

— Лучше убери это выражение мужского превосходства со своего лица, Дункан, или я запущу в тебя эту вазочку с повидлом.

Глаза графини решительно блеснули, и ее старинный друг, припомнив множество случаев, когда он имел несчастье стать объектом ее раздражения, глубоко вздохнул и опустил голову.

Глава 2

Пятый граф Монкриф не обратил ни малейшего внимания на то, что ступеньки лестницы были до блеска отмыты щелоком, а тропинка, ведущая к главному входу, тщательно вычищена граблями. Заводя Монти в стойло, он не заметил, что конюшня сияла чистотой и благоухала свежестью, будто весенний луг. Даже перемазанный дорожной грязью костюм и нижнее белье, пропитавшееся потом, словно он не менял его целую неделю, его не заботили. В данный момент у него было только два желания: поскорее ощутить в своей руке бокал с бренди и увидеть Джули. Все остальное, включая неудобства последних трех часов, было не важно.

Правда, графа беспокоили мысли о письме к матери. Как написать, чтобы успокоить ее и убедить, что он честно выполняет отцовский долг, заботится о воспитании и покое своей незаконнорожденной дочери и что она находится в хороших руках. Пожалуй, только это избавит его от вмешательства матери и даст ему возможность продолжать прежнюю жизнь, сохраняя мир и спокойствие в семействе. Однако послание может подождать. Сначала бренди.

Граф с удивлением поприветствовал ошеломленного дворецкого. Боже мой, Таунсенда надо было давно уже отправить на покой, подумал он, видя, как старый человек, взяв у него сюртук, сгорбился под его тяжестью. Движением плеч граф сбросил жилет и направился в гостиную прямо к буфету с заветным графином, наполненным бренди. Никто, кроме него и его взмокшей лошади, не знал, как тяжела была его поездка из Монкрифа.

Граф дернул тесемку колокольчика и стал с нетерпением ждать, когда послышатся шаркающие шаги дворецкого. Но, к его приятному удивлению, на пороге появилась румяная, миловидная девушка.

— Считай, что тебе удалось поразить меня своей услужливостью, — произнес граф во время третьего реверанса девушки. — Можешь на этом остановиться, — добавил граф, видя, что она вновь берет свой фартук и собирается кланяться.

Развлекаться с горничной у него времени не было, ведь «Экзетер» должен прийти в порт в один из ближайших трех дней.

— Таунсенд! — крикнул он, отсылая служанку взмахом руки прочь.

Девушка рванулась к двери с таким испугом, словно у хозяина на лбу начали расти рога.

— Да, милорд. — Седые брови дворецкого подчеркивали бесстрастное выражение лица. Но в глубине выцветших некогда голубых глаз старика метались подозрительно веселые искорки. Фрэдди было сейчас не до веселья, и он не собирался поощрять юмористический настрой слуги.

— Найди в этом мавзолее кого-нибудь, кто бы мог приготовить мне ванну и принести чего-нибудь поесть.

— Да, милорд.

— Кого-нибудь, кто не так часто кланяется.

— Да, милорд.

— Если в имении остались только мальчики, прибирающие конюшню, пусть это сделают они. Ты понял?

— Да, милорд.

У Таунсенда хватило ума, отвечая хозяину, лишь слегка кивать головой.

Это была его собственная ошибка, подумал Фрэдди. Он пожалел старика. В конце концов тот ни в чем не виноват. Монкриф был домом графа, где он жил, если дела не требовали его присутствия в Лондоне. В его владении было еще семнадцать поместий, в пятерых из которых имелись такие же старинные хозяйские дома, как здесь. Несомненно, Мертонвуд был настоящим сокровищем. Процветающие фермы окружали его с трех сторон, а с четвертой до самого горизонта раскинулся густой лес. Но место это, черт побери, вызывает слишком много воспоминаний, слишком много призраков бродят по окрестным холмам и резвятся в заброшенных конюшнях. Он не был здесь с тех пор, как умерла жена. Но не из-за любви Моники избегал он Мертонвуд; все было гораздо проще и очевиднее.

Из экономии он не держал полный штат прислуги в доме, который никогда не посещал и который сейчас надо было подготовить для няни и маленькой девочки.

— Хозяйские апартаменты, надеюсь, готовы, Таунсенд, — спросил со вздохом граф.

Еще раз кивнув головой, старик поплелся на кухню.

Фрэдди сердито взглянул в испуганные глаза кормилицы, стоящей перед ним с глупой улыбкой. Итак, сначала он чуть не утонул в потоке дождя, подобного всемирному потопу, затем его встретило трогательное древнее создание, не скрывающее радости при виде хозяйских неприятностей и неудобств. А еще через некоторое время его чуть не сварили в ванне чудовищных размеров, купленной еще его отцом. Далее ему подали скудный завтрак, состоящий из хлеба и сыра, приправленный объяснениями кухарки, которая, заикаясь, сообщила, что все остальное съела прислуга, поскольку «милорда ожидали только к обеду». Но это еще не все. Когда Фрэдди решил переодеться во что-нибудь более сухое и теплое, выяснилось, что его старую одежду раздали бедным. Натянув в конце концов прежнее мокрое и пропахшее лошадиным потом платье, он пошел в детскую к дочери. Однако не успел сделать граф и двух шагов, как ему сообщили, что девочки в ее кроватке нет — она с мисс Кэтрин.

А где, черт побери, эта мисс Кэтрин? Похоже, ей нет никакого дела до его прибытия. И почему она не встречает его в холле с ребенком на руках, как положено. Или мама посчитала излишним предупредить новую работницу о приезде хозяина?

Он нетерпеливо выслушал шепелявые, похожие на змеиное шипение объяснения испуганной няньки и решительно направился к комнате мисс Кэтрин, когда граф добрался до двери, он был готов, забыв все правила приличия, наброситься на воспитательницу дочери с кулаками. Кроткий ответ, раздавшийся на его стук, нисколько не смягчил раздражения. Но, войдя в комнату, Фрэдди увидел перед собой картину, от которой у него перехватило дыхание, и от гнева не осталось и следа. В приглушенном свете дождливого дня его взору воочию предстало изображение мадонны с младенцем на руках. Златовласая сирена сидела на венском стуле, и его малиновая с голубым обивка превосходно оттеняла ниспадающие на плечи вьющиеся локоны. Край слегка приспущенной желтой накидки прекрасной незнакомки сжимали пальчики закутанного в одеяло спящего дитя. Щека малютки покоилась на груди девушки, а розовый ротик уткнулся в кружево рубашки. Губы женщины слегка касались золотистых завитков на головке ребенка. Увидев вошедшего, она вздрогнула и попыталась поправить накидку, стараясь не разбудить малышку.