К. У. Гортнер - Откровения Екатерины Медичи Страница 5

Я ошеломленно воззрилась на тетушку. С ума она сошла, что ли? Карл V, из рода Габсбургов, был императором Германии, Австрии, Испании и Нидерландов. Он провозглашал себя защитником веры, хотя я помнила, как мой дядя однажды обронил, что Карл в то же время скуп и безжалостен, охоч до завоеваний и вечно ссорится либо с хитроумными французами, либо с еретиками-англичанами. И все же Карл носил корону Священной империи, осененную благоволением папы римского… И мне никак не верилось, что он осмелился вторгнуться в Рим.

— Клименту следовало бы внять требованиям императора и снабдить его деньгами для жалованья имперским войскам, — продолжала тетушка срывающимся голосом. — Вместо этого он предпочел лелеять свою нелепую гордыню и поддерживать французов, хотя солдатня уже барабанила в дверь его дома! — Она яростно взмахнула кулаками. — И вот теперь священный город в огне, а Флоренция восстала против нас, Медичи! Он погубил всех нас!

Тетушка повернулась ко мне. Ее внезапное молчание испугало меня даже больше, чем все услышанное до сих пор.

— Ты меня предупреждала, — прошептала тетушка. — Маэстро предрек все эти события, он говорил, что Рим падет, но я, как и злосчастный Климент, оказалась слишком упряма, дабы внять ему!

Мне отчаянно хотелось опрометью взбежать по лестнице и запереться в своих покоях, но неотступный взгляд тетушки словно пригвоздил меня к месту.

— Синьория обещала, что тебе не причинят вреда… Но, Екатерина, ты должна их слушаться. Ты должна делать все, что они велят.

Волна черного ледяного страха накрыла меня с головой. Я не заметила, как тетушкин лакей бесшумно приблизился ко мне сзади, покуда его огромная ладонь не легла на мое плечо. Внезапно я поняла: происходит нечто немыслимое. Тетушка присутствовала при моем появлении на свет, стояла у смертного одра моих отца и матери. Она отправила меня в Рим, поскольку у нее не было другого выхода, но все же вернулась за мной, чтобы забрать во Флоренцию и вырастить. Какое бы негодование ни вызывала у меня ее строгость, я никогда ни на йоту не сомневалась в ее любви. Она просто не могла так поступить. Не могла от меня отречься.

С губ моих сорвался пронзительный крик, но лакей тотчас зажал мне рот и без труда оторвал от пола. В ноздри ударил запах загрубевшей мужской кожи. Вспышка гнева придала мне сил: я попыталась укусить его, неистово лягалась и извивалась, хотя руки его стискивали меня, словно железный обруч.

— Дитя мое, не нужно! — со слезами умоляла тетушка. — Это только ради твоего блага! Мы должны уберечь тебя!

Но отчаяние в ее голосе лишь побудило меня сопротивляться изо всей силы: я лягнула лакея в бок, а он забросил меня на плечо и целеустремленно направился к выходу. К горлу подкатила тошнота. Я безнадежно молотила кулаками по твердой, точно камень, спине лакея, который как ни в чем не бывало вышел в темный внутренний двор с чудным фонтаном посредине, украшенным вычурной бронзовой статуей Давида в нелепой шляпе. А потом уверенно двинулся дальше, к парадным воротам дворца.

Едва мы оказались на улице, я услышала вой — точно булыжная мостовая разверзлась, выпустив на волю демонов ада. Из тени у самых ворот к нам шагнул человек в плаще с капюшоном.

— Отдай ее мне, — промолвил он.

Я завизжала и начала отбиваться, однако лакей вручил меня незнакомцу. От того пахло сажей и мускусом; когда он усадил меня на гнедого коня, я заглянула в его темные глаза. Незнакомец оказался молод и хорош собой.

— Герцогиня, — прошептал он, — я Альдобринди, секретарь синьории. Веди себя тихо, иначе погубишь нас обоих.

Я услышала, как распахнулись ворота, и представила демонов, которые с вилами в руках поджидают нас снаружи. Альдобринди взобрался в седло позади меня и набросил мне на голову темную и тяжелую полу плаща, чтобы укрыть от чужих глаз.

Потом мой спутник направил коня на улицу. Мне не была видна толпа, заполнявшая Виа Ларга, зато хорошо слышен слитный оглушительный рев:

— Смерть Медичи! Смерть тиранам!

Свистнула плеть, конь возбужденно заплясал.

— С дороги, чернь! — прорычал Альдобринди. — Я — секретарь синьории!

На миг воцарилась пугающая тишина. Я теснее прижалась к Альдобринди, стремясь сделаться как можно меньше и незаметней; казалось, если меня обнаружат, то выдернут из седла и разорвут в клочья.

Мы снова двинулись вперед. Конь ступал будто украдкой, пробираясь по городу; пропитанный дымом воздух дрожал от неистовых выкриков. Через прореху в плаще я видела, как тут и там над головами бегущих мелькают маслянистые язычки факелов; крик стоял оглушительный. Я старалась сохранить спокойствие, однако чем дальше мы продвигались, тем мне становилось страшнее. Я не имела ни малейшего представления, куда везет меня Альдобринди и что там меня ждет.

К тому времени, когда конь остановился перед высокими воротами в массивной кирпичной стене, я уже почти теряла сознание от изнеможения. Альдобринди снял меня с седла. Не чуя под собой ног, я вместе с ним вошла в ворота и очутилась в безлюдном внутреннем дворе. Единственный факел озарял жутковатым светом каменные, грубо вытесанные колонны и полуразрушенный колодец посредине.

— Добро пожаловать в монастырь Святой Лючии. — К нам подошла фигура в черной рясе.

Я невольно вскрикнула и с ужасом взглянула на Альдобринди. То была обитель сестер Савонаролы, рьяных сторонниц этого безумного пророка, который проповедовал против Медичи и был моим прадедом сожжен на костре. Монастырь Святой Лючии был самым нищим среди всех обителей Флоренции, и то, что он по сию пору кичился голыми стенами, наглядно свидетельствовало о том, как упорно монашки ненавидят наш род: они скорее умерли бы, чем воспользовались щедротами Медичи. Тетушка не могла знать, что меня повезут именно сюда, иначе ни за что не дала бы согласия на это.

— Не оставляй меня здесь! — прошептала я, и голос мой сорвался.

Альдобринди, однако, отвесил мне поклон и удалился, а монашка схватила меня за плечо.

— Все кончено! — прошипела она. — Твой дядя, папа римский, трусливо укрылся в своей крепости в Орвието, а волки императора между тем вольно рыщут по Риму. Вот что сотворила гордыня вашей семейки — навлекла на наши головы гнев Божий! Ну да на сей раз от расплаты не уйти! Здесь, в этих стенах, ты искупишь все грехи Медичи.

Я посмотрела в ее бесцветное, искаженное злобой лицо, в поблекшие глаза, не ведающие милосердия, и поняла, что видит она сейчас вовсе не меня. Из-за жгучих слез я почти ничего не различала, а монашка поволокла меня мимо призрачной череды фигур в черных рясах, недвижно взиравших на нас с галереи. Протащив по пыльному коридору, она втолкнула меня в глухую, без окон келью, где уже поджидала другая монашка.