Елена Арсеньева - Тиран-подкаблучник (император Павел I и его фаворитки) Страница 5

– Какие глупости делает мама́! – в ужасе восклицал наследник. – Она совершенно не умеет себя вести!

А впрочем, и Нелидова, и липнувшая к ней императрица вовсе не были семи пядей во лбу и натворили множество глупостей. Они покровительствовали католической и иезуитской пропаганде в стране, они поощряли Юлия Литту, посланника Мальтийского ордена, и в конце концов в России возросло количество иезуитских школ, а сам император сделался гроссмейстером ордена.

В конце концов все это стало весьма беспокоить тех, кто недавно еще находил нужным быть с Нелидовой в союзе: Кутайсова, Растопчина, канцлера Безбородко. Они стали искать случая свести влияние фаворитки вообще до нуля. И, как ни странно, помогло им именно то, что так старательно декларировали в свое время Павел и его petit ange: якобы платонизм их отношений.

Дело в том, что как раз именно в это время Мария Федоровна родила своего десятого ребенка, и лейб-медик Иосиф Моренгейм констатировал, что во имя сохранения жизни и здоровья императрицы рожать ей больше нельзя. Ни-ког-да!

А это означало, что ночи ее отныне должны быть безгрешны. На-всег-да!

Эти два наречия, очень может быть, звучали бы не столь категорично, когда бы в спину Моренгейму не дышали вышеназванные господа, от камердинера до канцлера. Интрига, задуманная ими (придать женскому влиянию на императора совсем иной характер!), имела тем больший успех, что именно в это время Мария Федоровна получила известие о смерти своей горячо любимой матушки – и была так расстроена, что даже не смогла сопровождать мужа в его поездке в Москву, а затем в Казань. Разумеется, с ней в Петербурге остался и ее штат фрейлин – вместе с Нелидовой. Таким образом, Павел вырвался из-под присмотра жены и фаворитки – и…

Ему нужна была женщина. Жена больна, фаворитка безнадежно усохла, преждевременно постарела и больше не влекла к себе. И еще он хотел, чтобы с постелью сочеталась возвышенная, романтическая любовь…

Кутайсов, Растопчин и Безбородко знали, что делали, когда настаивали на этой поездке в Москву. Ведь именно там жила Анна Лопухина.

Собственно, эту юную особу Павел уже видел два-три года назад, во время какой-то прошлой поездки во вторую столицу. Тогда мадемуазель Лопухиной было лишь шестнадцать. Она отчего-то вдруг принялась безумно кокетничать с императором, не сводя с него своих прелестных черных глаз. Нет, они и впрямь были прелестны. Все остальное могло с натяжкой считаться хорошеньким, не более того.

Еще тогда Растопчин заметил как бы в шутку:

– Она потеряла из-за вас голову!

Павел рассмеялся:

– Она совсем еще ребенок!

Однако «ребенок» имел уже вполне сформировавшийся стан, да и действовал с натиском записной кокотки. Это насторожило Марию Федоровну и Нелидову – и они соединенными усилиями сократили время московского визита. И вот теперь Павел прибыл сюда вновь – уже без присмотра.

Официальной целью поездки Павла было участие в маневрах. В честь этих маневров в Лефортовском дворце императором был дан бал для московской знати. На этот бал были приглашены сенатор Петр Васильевич Лопухин с женой и дочерью Анной. Тем самым «ребенком».

Теперь «ребенок» настолько повзрослел, что вновь привлек внимание императора. Благосклонное мужское внимание… Кажется, это было то, что надо! Он спросил совета у трех своих ближайших друзей. Поскольку Лопухина была их, выражаясь по-старинному, креатура, а проще сказать, протеже, триумвират ответил, что лучше и быть не может, заодно разобрав по косточкам все стати барышни – с самыми благоприятными комментариями.

Теперь предстояло договориться с семейством. Было сделано самое недвусмысленное предложение: все Лопухины переезжают в Петербург. Там Петр Васильевич получает княжеское достоинство, титул его светлости, миллионное богатство. Если он этого получить не хочет, то может «отправиться путешествовать в Сибирь – ловить соболей». Этот эвфемизм означал опалу и ссылку.

Что взамен? Ах да… сами понимаете!

Дольше всех сопротивлялась жена Лопухина, мачеха Анны. О нет, не стоит обольщаться: ее заботило вовсе не целомудрие падчерицы и не откровенный позор семейства. Непременным условием переезда в столицу она ставила переезд и некоего Федора Уварова, молодого человека, которому она покровительствовала. Попросту говоря, Уваров был ее любовником.

Эта незначительная фигура едва не стала камнем преткновения и не исчерпала терпения Кутайсова, который вел переговоры. В самую последнюю минуту, когда он уже отчаялся сладить с дурой-бабой, в комнату, где велись переговоры, ворвалась сама Анна Петровна и сообщила, что хочет ехать в Петербург.

«Маменьке» пришлось затаиться. Впрочем, Кутайсов был настолько доволен, что не надобно искать новую протеже, что переговоры, зашедшие было в тупик, из него все же вышли: на радостях он дал согласие на переезд Уварова – только не со всем семейством, а чуть попозже. Дабы соблюсти приличия.

В то время, пока шли переговоры, Павел откладывал свой отъезд в Казань. Экипажи и свита ждали у крыльца, генералы и штаб-офицеры переминались в нетерпении тут же. Всем было не по себе, пуще всего – статс-секретарю императора Обрескову, на которого в первую очередь обрушивался монарший гнев. Обресков прекрасно знал, что, если Кутайсов привезет отрицательный ответ, на промысел соболей придется отправиться не одному Лопухину.

Вдруг все увидели – мчится карета, кони летят во всю прыть. Чуть не на ходу из кареты вывалился Кутайсов, мигнул Обрескову: «Наша взяла!» и ринулся докладывать императору. Через несколько минут руководитель маневров Салтыков, которому Павел доселе слова доброго не сказал, а мимикой выражал одно неудовольствие, был заключен государем в объятия и выслушал массу приятных слов насчет этих самых маневров. Благодарность получили также все московские офицеры.

С тех пор у них осталось самое умиленное отношение к той, кого петербургский свет откровенно презирал.

Строго говоря, Анна Лопухина была самой обычной женщиной, искательницей удачи, игрушкой мужских страстей. Презирали не столько ее, сколько ее властелина – императора.

Слухи, которым свойственно опережать сильных мира сего, на сей раз опоздали, так что императрица и Катенька Нелидова встречали «дорогого Павлушку» в Тихвине, не ведая беды. Однако он недолго оставлял их в неведении и как-то за обедом сообщил, что «пригласил» Анну Петровну для украшения своего досуга.

Мария Федоровна при этом известии утратила всякую сдержанность и так разошлась, что император приказал ей покинуть столовую комнату. Нелидова последовала за императрицей.

– Останьтесь, сударыня! – выкрикнул Павел.