Ольга Горовая - Любовь как закладная жизни Страница 50

Боруцкий молчал секунд двадцать. Она считала про себя.

- Помирились? - Переспросил он каким-то, совсем непонятным ей голосом. - Да, наверное. Если считать, что мы ссорились. - Вячеслав Генрихович опять щелкнул зажигалкой.

- Мне не надо было с вами спорить. - Агния вздохнула еще тяжелее. - Я теперь это понимаю. Правда. Вы правы были. Во всем правы.

Позади нее что-то стукнуло, словно Боруцкий уронил что-то и то треснуло. Но Агния, глянув на пол, вроде ничего не увидела.

- Бусинка, тебя кто-то тронул? - Спросил он голосом, в котором ей вдруг почудилась такая ярость, что Агния обернулась.

Боруцкий, действительно, выглядел злым. Нет, выражение его лица не поменялось. Но глаза. Те самые, которые ее саму так испугали при первой встрече - его глаза стали просто бешенными.

- Ну, не то, чтобы. Нет, наверное. - Она как-то растерялась. Только теперь не смущенно, а потому, что не знала, как на это реагировать. И отчего он злится.

- Наверное? Или тронул?! - Вдруг рявкнул Боруцкий.

Агния даже вздрогнула.

Он увидел это и, ругнувшись сквозь зубы, резко отвернулся.

- Ты мне скажешь, что случилось в этом долбанном поезде, или мне из тебя клещами все тянуть? - Гораздо тише, хоть и с раздражением потребовал Боруцкий, начав постукивать зажигалкой по столу.

А Агния вдруг увидела, что та - треснутая. Странно, пять минут назад, вроде, целая была.

- Агния?

Он очень редко называл ее по имени. Совсем-совсем. Наверное, сильно сердится.

- Вячеслав Генрихович, ну, ничего такого. Они просто выпили много, вот и все. - Затараторила Агния, пытаясь все объяснить. И надеясь, что он ее простит, что перестанет злиться на нее, если она расскажет, признает, что была неправа, осознала. - И Сашка этот полез ко мне целоваться. Я его оттолкнула, а тут поезд качнулся, и он упал. На меня. Ну а потом, я вам уже говорила, я его отпихнула, и сама упала. А поезд как раз остановился. Мы в соседнем городе были. И я выскочила из этого поезда. Ну и все. Позвонила Вове с вокзала. И на электричке вернулась. А он меня встретил и сюда привел. Вот и все. Не сердитесь, Вячеслав Генрихович, пожалуйста!

Попросила Агния, видя, что Боруцкий так и стоит к ней спиной, не поворачивается.

И даже не шевелится, кажется.

Боров знал, как минимум три способа раскрошить человеку голову. Пуля, к примеру, хорошо справлялась, особенно, если всадить их несколько, а еще лучше одну, но из дробовика. Машиной можно переехать. Да, хоть кирпичом или ботинком, если достаточно силы приложить. Но вот то, что череп можно взорвать одними словами - он понял только сейчас. И дело не в долбанном похмелье, от которого его голова просто гудит. По правде сказать, его сейчас пробрало так, что Боров даже отодвинул на второй план непонятки с поцелуем и тем, почему Бусинка о том промолчала.

Мать его так, а! Убьет. Он убьет этого сопляка. По земле размажет.

Боров не был фанатом воображения и всяких домыслов. Он предпочитал конкретику и реалии. Но сейчас, слушая ее сбивчивые оправдания, он, будто наяву, очень четко представлял себе все, о чем говорила Бусинка. И то, что она не говорила, потому что ни хера не смыслила в мозгах пьяных пацанов. А он смыслил.

Бля! Да он сам, что, о чем-то более возвышенном думал всю прошлую ночь? Потому и в намерениях тех сопляков не сомневался. Даже, если бы не в поезде, кто помешал бы им потом, по приезду, к его девочке подкатывать? Но и без этого, без того, что те могли бы вытворить в Киеве, ему хватало поводов, чтобы бушевать. И каждое торопливое, какое-то неуверенное слово Бусинки только добавляло силы его злости и ярости.

То, что кто-то полез ее целовать, то, что она ударилась, вынужденная сама защищаться и справляться с этим. И потом... Его девочка, его Бусинка одна в другом городе, на вокзале из-за каких-то пьяных недоумков! А эта гребанная Зоя Михайловна куда смотрела?! Где она была? Ведь знала же, что Агния еще ребенок...

Зажигалка хрустнула совсем, и по пальцам прошел холод от вытекших капель сниженного газа.

- Не сердитесь, Вячеслав Генрихович! - За его спиной Бусинка вскочила-таки с кресла и, кажется, подошла к нему.

Блин, она че, издевается? Реально решила, что это он на нее сейчас сердится? Он попытался, правда, попытался взять себя в руки. Только злоба клекотала в нем с такой силой, что задача казалась непомерно сложной.

"Урою, падлу", мысленно пообещал он себе, "все, что можно - переломаю".

- Я, действительно, поняла, что вы были правы. И не из-за того, как они в поезде себя вели. Еще до этого. Я и ехать уже не хотела, и вообще, очень жалела, что начала спорить с вами...

Совсем, как вчера, он вдруг почувствовал прикосновение ее ладони к своей руке сзади. Те же маленькие, тонкие пальчики, ладошка, которая просто утонула бы в его кулаке, позволь Вячеслав себе ее сжать.

И точно так, как вчера, ухнуло внутри так и не унявшееся желание. Только не злое уже, не обиженное. И не то, контролируемое и привычное. Иное, совсем не подчиняющееся его пониманию и воле. Такое, что пришлось зубы сжать до скрипу. Кажется, и сигарету уже до волокон фильтра разжевал. И поцеловать ее захотелось так, что аж нерв на виске задергал.

Все. Попал.

- Стоп. Все. Остановились.

Он не отскочил от нее, как сделал это вчера. Не заорал, требуя убраться. Просто обернулся, этим прерывая прикосновение, последствия которого пока не мог бы проконтролировать.

- Мы уже решили, что помирились, Бусинка. "Кто старое помянет..." - Стараясь сохранить как можно более невозмутимый вид, Боруцкий подмигнул ей и отошел к окну.

Вид. Блин.

Да он, наверное, вообще, сейчас на чудище какое-то смахивает. С такого бодуна, небритый, помятый весь. Прокуренный насквозь. Как это она еще не струхнула и не сбежала? Подошла, прикоснулась. И не противно, что ли? Ему самому было не особо в кайф. И в душ хотелось, и переодеться. И стопку. И чая крепкого, или хоть кофе, на крайняк. А тут девчонка, и не кривится.

И, почему, вообще, ночью не ушла?

- Да, Вячеслав Генрихович, - она с готовностью кивнула, кажется, успокоившись.

- А ты почему вчера домой не ушла? - озвучил он свой вопрос, наблюдая за пустым переулком и размышляя вовсе не об этом.

- Так, поздно было, Вячеслав Генрихович, почти два часа ночи. А мне как-то неудобно стало Вове звонить. А самой - страшно. И... - Девчонка как-то замялась. - И, просто.

Он повернулся, чтобы глянуть на нее и разобраться в том, о чем Агния думает, но она отвернулась от него.

Честно говоря, так и тянуло спросить про поцелуй. Вот, будто кто за язык тянул, как у любопытной бабы. И Боров усилием воли сдерживался. Но все же, пока не понял, чего же это она опускает такую деталь. В том, что ему самому это не привиделось, он был уверен. А она - что думает? Что, как тот пацан, о котором говорила только что - напился и полез приставать? По-детски не придала значения? Или еще чего, такое же "лестное". Или боится, что он...