Татьяна Богатырева - Загробная жизнь дона Антонио Страница 51

Один из котиков выбрался на берег. Крупный, гладкий, с седыми усами и длинными желтыми клыками.

Огляделся, потряс головой и заревел. Ему откликнулись другие, из воды, и непонятно было — голоса котиков или людей?

Марина непроизвольно вздрогнула. Так же в точности селки кричали перед тем, как сожрать Фитиля.

Заживо.

О черт. Надо успокоиться. Селки не причинят мне вреда. Селки — мои братья и сестры. Все будет хорошо.

Она глубоко вздохнула и старательно расслабила сжавшиеся на поясе в поисках оружия кулаки.

Все хорошо.

Хорошо?..

Дыхание снова перехватило, но уже не от страха: из моря выходил мужчина. Вот только что в волнах прибоя было почти черное, огромное и с виду неповоротливое тело, а стоило моргнуть, и появился человек.

Такой знакомый, темноволосый, с ястребиным носом, загорелый…

— Отец?.. — еще тише спросила Марина, прижав ладонь к снова взбесившемуся сердцу, и сама себя оборвала: — Генри?

Он был неожиданно взрослым и невероятно похожим на отца. Те же глаза, та же улыбка. Только чуть моложе, и борода заплетена в косицу. И из одежды — ничего.

Марину обдало жаром смущения: не то что она не видела голых мужчин, но вот так… естественно, что ли?

Как будто иначе нельзя. И… он двигался совсем не как человек. Тек волной, стелился туманом, и от него веяло дикой непредсказуемой силой. А еще теплым, почти горячим любопытством и приязнью.

Дух моря. Брат.

Кровь грохотала в ушах, хотелось отвести глаза, или отвернутся, или вовсе зажмурится, но она сдержалась.

Вдруг он оскорбится или подумает, что она боится?

Нет. Все хорошо.

Марина встала с камня и шагнула навстречу. Позвала снова, уже увереннее:

— Генри?

Он ясно улыбнулся и оказался совсем рядом, обдав ее теплым запахом мужского тела и морских водорослей.

— Ты звала, моя Марина, — в его голосе смешались рык урагана и ласковый плеск прибоя, а в глазах читалось… любовь? Восхищение? Что-то еще?..

Селки протянул к ней руку, потрогал волосы, щеку. Чуть склонил голову набок.

От его взгляда Марину снова бросило в жар. Она не привыкла, чтобы на нее смотрели так откровенно. Тем более — брат!

Ей сложно было совместить маленького брата Генри и этого взрослого мужчину, так похожего на отца, но в то же время незнакомого. И совершенно не хотелось тянуться к нему за лаской и надежной опорой — а он обещал, всем своим видом, своим теплом, близостью…

«Нельзя! Это брат, селки. Не смотри на него!» — в попытке одолеть наваждение убеждала она себя, и ей почти удалось, когда Генри засмеялся и сгреб ее в объятия, закружил, а потом подбросил к небу, совсем как отец когда-то, и поймал, прижал к себе.

Марина от неожиданности положила голову ему на плечо, вдохнула морской запах, и почти забыла, кто она и где она, когда Генри ее поцеловал. Горячо, властно и нежно, словно имел на это непререкаемое право.

Это было хорошо, так хорошо, словно замерзла под проливным дождем, а тебе дали подогретого вина со специями и усадили в горячую ванну… Ровно два удара сердца, прежде чем Марина опомнилась и застыла. Нет, нет, так нельзя. Не здесь, не с ним! Не с братом!

Наверное, Генри почувствовал ее панику.

Отстранился от ее губ, недоуменно улыбнулся и поставил на землю. Погладил по волосам.

— Не надо бояться, моя Марина.

Марина растерянно кивнула. И В самом деле, не надо бояться, ничего ведь не случилось, Генри не причинит ей вреда. И надо улыбнуться. Они ведь так долго не виделись.

— Хочешь лакричных конфет, Генри? — спросила она первое, что пришло в голову. И улыбнулась.

В глазах брата мелькнуло удивление, непонимание, но тут же сменилось восторгом. Он вспомнил.

— Да! Ты принесла мои любимые леденцы! — он обрадовался, как в семь лет, и полез потрошить корзинку. — И молоко! Марина, я тебя люблю!

Он вытащил бутыль, выдернул пробку и стал жадно пить. Молоко струйкой потекло по бороде, по заросшей темным волосом груди… Марина отвела глаза: не годится так рассматривать брата, никакое он не чудо морское, — и тихонько засмеялась. Генри так мало изменился! Только что вырос. А молоко любит по-прежнему, даже пить любит, как и раньше, из бутыли, а не из кружек, хоть кружка и лежит в той же корзине. Сейчас еще и леденец сунет за щеку и скажет: «шпафыбо, Маина».

Он именно так и сказал, и глянул на нее лукаво — лукаво, даже похлопал ресницами в точности как в детстве, когда хотел ее рассмешить. Марина тоже похлопала на него ресницами. И посмотрела искоса — тоже, как в детстве, когда они играли в пиратов и пленниц. И, увлекшись, не заметила, как рядом оказались другие селки. С виду такие тяжелые и неуклюжие, морские котики двигались на диво быстро и неслышно. Несколько усатых морд сразу ткнулось ей в ноги, в живот, кто-то пощекотал усами руку.

Она даже вздрогнула от неожиданности, но пересилила себя. Погладила ткнувшуюся в руку мохнатую морду.

— Они… красивые, Генри.

Котик лизнул ее пальцы и посмотрел в глаза с немым вопросом: а мне конфету? Марина, устав удивляться, протянула котику леденец. Неужели и правда съест?

Съел, облизнулся и перевернулся на спину, похлопывая себя ластами по животу и издавая что-то среднее между кашлем и похрюкиванием. Смеется?

Марина взглянула на Генри — он тоже смеялся. Весело и совершенно беззвучно. А еще один котик заглядывал в корзинку и любопытно шевелил усами, кидая на Марину невинно — лукавые взгляды.

— Они… голодны? — и снова, в который уже раз, противно сжалось сердце. Как же некстати!

Генри посмотрел на нее удивленно и немного обиженно.

— Они не голодны. Ты им нравишься, и они хотят поиграть. Почему ты нас боишься?

О все морские твари и Дейви Джонс в придачу! Он все же обиделся! А Марина не представляла, как объяснить, что до сих пор видит во сне ту волну и как наяву слышит предсмертный вой Фитиля. Да и нужно ли объяснять? О Фитиле никто не плакал, все предпочли его забыть. Но что сказать брату?

«Правду, как раньше», — подсказал холодный голос то ли внутри Марины, то ли где-то в море.

— Боюсь, что захотят съесть меня, — призналась Марина. Тут же стало легче, и мысль эта показалась такой глупой, что и подумать смешно.

— Съесть тебя?.. О… — Генри с очень серьезным видом повернулся к ближайшему котику. — Ффайн, ты хочешь съесть мою Марину?

Котик сделал жалобные глаза, помотал головой и попытался закрыть ластами голову.

— А ты, Нерис?

Другой котик встопорщил усы, зевнул и отвернулся, мол, я такой ерундой не занимаюсь.

А Генри обернулся к Марине, покачал головой.

— Мы не едим маленьких девочек, — сказал тоном заботливого брата — зануды.