Валери Кинг - Плененные сердца Страница 51

Здесь он остановился и сжал обе ее руки повыше локтей.

– Я не намерен отсюда уйти, пока ты не вернешь мне пояс мамы и ее эликсиры. После этого ты можешь делать что пожелаешь. Я никогда больше не стану спрашивать тебя, чем ты занята, куда ты направляешься, или убеждать тебя в бессмысленности твоих поступков. Отдай мне только то, что ты украла у матери. А затем я вернусь на Олимп и найду себе какой-нибудь другой дворец для жилья.

Психея никогда еще не видела мужа в таком состоянии. Она не знала, какое чувство в ней преобладало – страх, что они больше не будут вместе, или ярость оттого, что до самого конца он так и остался на стороне матери и все его мысли были только об Афродите. Этот олух не желал понять ее. Психею.

– У меня нет ни пояса, ни эликсиров, – сказала она.

– Так ты отрицаешь, что ты их украла?

– Нет, они были мне очень нужны, особенно когда ты вмешался, куда тебе не следовало. Как ты мог выстрелить в Брэндрейта, когда между ним и Эвелиной все так хорошо налаживалось?

Его суровое выражение слегка смягчилось, и он отпустил ее руки.

– Потому что ты разозлила меня своим упрямством, своим молчанием, своей лживостью. К тому же тебе так понравилось нарушать приказы Зевса, что я подумал, не развлечься ли и мне по твоему примеру, пробуя на смертных свою власть.

– Ты презираешь меня за то, что я тоже некогда была смертной?

Он смотрел на нее, упрямо выпятив подбородок. Психея вспомнила голос, донесшийся до нее с дуновением ветерка: она непременно должна узнать, почему сердце ее мужа полно гнева.

– Эрот, – сказала она, сделав шаг по направлению к нему, – скажи мне только одно: почему ты так сердит на меня?

– Что ты хочешь, чтобы я тебе еще сказал? – спросил он с удивленным видом. – Ты же все прекрасно слышала. Или ты не находишь, что кража вещей моей матери может быть достаточной причиной?

– Нет, не нахожу, – отвечала она уверенно. – Я чувствую, есть что-то более важное, о чем ты мне никогда не говорил. Ты иногда так на меня смотришь, что мне кажется, ничто не могло бы доставить тебе большего удовлетворения, чем взять меня за горло и задушить.

Эрот слегка откинул голову назад, как будто впервые видел свою жену. Ее слова, похоже, нашли отзвук в его сердце. Не в состоянии дольше оставаться в неподвижности, он взмахнул крыльями и, задев ими Психею, опрокинул ее на каменный пол террасы. Она упала, содрав себе кожу на коленях и локтях.

Увидев, что он наделал, Эрот немедленно оказался с ней рядом, подхватив ее в свои объятия.

– О моя любимая! – воскликнул он. – Я не хотел… Я бы ни за что… О моя любимая Психея, что нам делать?

У Психеи перехватило горло. Она обняла его за шею, притянув к себе и прижимаясь щекой к его щеке.

– Я люблю тебя, я так тебя люблю, – шептала она. Слезы струились у нее по лицу, смачивая им обоим щеки.

– Психея, – со стоном произнес он.

– Скажи мне, Эрот, умоляю тебя, что я такого сделала? Почему, когда ты приходишь ко мне ночью, ты тушишь свечи и смотришь на меня так гневно? Ведь это не может быть только потому, что я взяла что-то у твоей матери. Не может!

Он теснее прижал ее к себе. Его пальцы сдавили нежную кожу ее рук, причиняя боль. Она знала, что он собирается с мыслями, борется со своими чувствами. Наконец с видимым усилием он заговорил:

– Ты мне неверна. Я знаю, мне следовало бы быть великодушным, но я не могу тебя простить. Не могу!

С этими словами он оттолкнул ее от себя. Психея была поражена. Она никак не могла ожидать, что он обвинит ее в неверности.

– Я? Неверна? Что ты этим хочешь сказать?

– Что я хочу сказать? Психея, когда я принудил себя заговорить о том, что лежит между нами как адская пропасть, ты еще можешь спрашивать? Ты лжешь мне на каждом шагу! Вот во что превратилась деликатная, нежная, добродетельная женщина, на которой я женился! Ты воруешь, ты мне изменяешь и ты же еще и лжешь? Психея, что с тобой случилось?

– Но я не лгу! – воскликнула она. – Я никогда тебе не изменяла. Никогда!

Он смотрел на нее с жестокой усмешкой.

– Если ты даже не хочешь признать свою вину, как я могу когда-нибудь вновь полюбить тебя?

– Но на мне нет никакой вины, – в отчаянии твердила она. Ужас, поразивший ее при подобном обвинении, уступал место гневу. – Скажи, пожалуйста, кого же это я соблазнила?

Помолчав немного, он устремил на нее полный сдержанной ярости взгляд.

– Моего брата, – произнес он хрипло. – И тебе отлично известно, притворщица.

Психея даже не удивилась. Мысль ее лихорадочно работала в нескольких направлениях сразу. Видел ли он, как Энтерот поцеловал ее тогда, двести лет назад? И потом еще раз! Милостивый Зевс, неужели это было только вчера? Неужели это Эрот напугал голубей Афродиты, когда они внезапно взлетели в воздух? Значит, он все видел и истолковал это в самом худшем для нее смысле!

– Энтерот, – сказала она, обдумывая, что делать дальше.

– Стало быть, это правда.

– Он настоял, – сказала она наконец. – И он поцеловал меня не один раз, а два, хотя эти проявления его безобидного внимания ко мне разделяют двести лет.

– Безобидного? Как ты можешь так спокойно говорить об этом! Надо же! Безобидного… Я видел, как ты сама обнимала его! Всякий бы принял вас за влюбленных! Не только ревнивый муж!

Выпрямившись, Психея сказала:

– Да, я отвечала на его поцелуй, поддавшись его мольбам, я не стану этого отрицать. Но ты слышал, что я ему при этом сказала?

– Нет, не слышал. Представь себе, у меня не было ни малейшего желания задерживаться, чтобы слушать ваше воркование.

– Он хотел, чтобы я оставила тебя. Когда я отказалась, он напомнил мне, что я отвечала на его поцелуй. И тогда я сказала ему: «А чего еще можно ожидать от покинутой жены?» Энтерот понял, что у него нет никакой надежды, и отпустил меня.

– С поясом нашей матери и ее эликсирами?

– Да.

Эрот помолчал немного, устремив взгляд на каменные плиты террасы. Наконец он поднял на нее глаза:

– Что бы ни случилось прошлой ночью, ты не можешь утверждать, что тогда, двести лет назад, между вами все ограничилось только поцелуем. Я знаю, ты изменила мне тогда.

– Откуда ты это взял? Ты видел нас или тебе кто-нибудь сказал, что я была с Энтеротом? Кто это был? Хотя я бы не удивилась, если твой брат самолично похвастался тем, чего на самом деле не было. С него станется.

– Он никогда не говорил со мной об этом.

– Хорошо хоть это, – сказала Психея, довольная тем, что у Энтерота хотя бы на это хватило ума. – Но кто же тогда сказал тебе? – продолжала она настаивать. – Кто мог сказать тебе, что я тебе изменила?

– Я узнал об этом из более надежного источника, чем мой брат, – надменно произнес Эрот.