Диана Хэгер - Рубин Рафаэля Страница 51

Рафаэль в это время рассматривал большую пустую нишу рядом с алтарем. Потом резко обернулся с выражением искреннего интереса на лице.

– Здесь бы прекрасно смотрелось «Успение Богородицы», – объявил он, показывая на пустое пространство. – А тут – небольшое изображение Мадонны в золотом окладе.

– Моему приходу такая роскошь не по карману, синьор Рафаэль.

Он улыбнулся.

– Так вы знаете, кто я?

– Весь Рим знает своего художника. Я падре Джакомо, – представился священник, вежливо улыбаясь.

– Маргарита много рассказывала о том, как вы были к ней добры после смерти ее матери. Мне кажется, что я уже давно вас знаю.

– Мне очень приятно, что вы обо мне такого мнения. – Он почтительно опустил взгляд, но тут же снова посмотрел на гостей с широкой улыбкой. – Так чем же я обязан удовольствию видеть вас?

– Мне очень хотелось сюда прийти, – призналась Маргарита. – И еще хотелось, чтобы синьор Санти увидел это место, которое так много значит для меня и моего квартала.

– В таком случае это для меня двойная честь. – Он сложил оплавленный воск в пеньковый мешочек, который держал в руках, и продолжил: – Мне нечем вас попотчевать, но я сочту за честь предложить вам вина и хлеба из пекарни Луга. Я рад приветствовать в нашей скромной церкви великого художника и женщину, которая его сюда привела.

Рафаэль улыбнулся.

– Мы с радостью примем ваше предложение, падре.

Они устроились в маленькой, отгороженной занавесками комнатке позади часовни. Скромную белизну стен оживляло только маленькое застекленное окно со свинцовыми переплетами и железной ручкой. Они толковали об искусстве, Церкви и исключительной простоте Маргариты в образе Мадонны.

– Я помню ее еще маленькой девочкой. Кажется, это было совсем недавно! – с гордостью сказал падре.

– Жаль, что я тогда ее не видел, – отозвался Рафаэль. – Какой она была?

– О, она всегда была славной девчушкой. Все те же круглые глаза, все тот же смех. В ней с самого начала теплилась Божья искра. Совсем крошкой она любила во время службы прятаться за столиком при алтаре. Так ей было лучше слышно, вот какая была набожная! Помнишь, Маргарита?

– Конечно помню, – засмеялась она. – Отец тогда показал мне, где раки зимуют!

– А теперь она выросла и стала красавицей, уверенной в себе женщиной, у которой целая жизнь впереди.

Я только могу себе представить, как прекрасна наша Маргарита на картинах такого художника!

– Приходите к нам в мастерскую. Увидите своими глазами.

– Это невозможно!

Рафаэль наклонил голову на бок.

– Вы не хотите?

– Что вы! Я не смею об этом мечтать. Я бедный священнослужитель, и мне не пристало выходить за пределы своего прихода, который мне знаком и понятен.

Рафаэль сдержал улыбку, приложив к губам палец, на котором поблескивало золотое кольцо.

– А как вы тогда отнесетесь к тому, что мои помощники придут сюда и украсят стену храма изображением Успения Богородицы?

– Зачем вам брать на себя такие хлопоты? – недоумевал священник – У вас наверняка достаточно срочных заказов от влиятельных людей, способных к тому же заплатить столько, сколько заслуживает ваш: талант!

– Затем, что это место и вы, падре, дороги синьорине Луга. Ее счастье делает счастливым меня. А вторая ниша на той стене так и просит, чтобы в нее поместили маленькое изображение Мадонны. Я готов написать его для вас собственноручно.

– Ни я, ни эта церковь никогда не забудут того, что вы для нее сделаете, синьор Санти. Если вам когда-нибудь понадобится наша помощь, мы исполним любую вашу просьбу, – с искренней благодарностью сказал священник.

Прошло шесть недель, наступил новый год, и в церковь Санта-Доротеа явился молодой, хорошо одетый посыльный из мастерской синьора Рафаэля с пакетом. Внутри свертка падре Джакомо нашел маленькое круглое и удивительно тонко выписанное изображение Мадонны, одетой весьма необычно: в тюрбане, голубой шелковой робе и зеленой шелковой шали. Пресвятая Дева смотрела прямо на падре глазами, полными спокойной, безмятежной любви к младенцу, играющему у нес на руках. Падре безошибочно узнал в нем младшего сына Легации Перацци, Маттео. На заднем плане священник узрел юного Иоанна Крестителя, написанного с другого ее отпрыска – Луки. Мадонна была прекрасна и неподвластна времени. У Той, что воплощает вселенскую любовь и всепрощение, было лицо простой девушки из семьи пекаря, Маргариты Луги.

16

На закате холодного дня, когда солнце заливало горизонт красноватым светом, Рафаэль стоял возле раскопок Домус Ауреа – дворца, принадлежавшего печально знаменитому римскому императору Нерону. Десятки рабочих в свободных рубахах, перехваченных кожаными поясами, в темных штанах, пыльной обуви и грязных шапках, сновали перед ним, как муравьи. Они приносили и уносили корзины с почвой и камнями, осколками целого мира, который когда-то назывался Золотым Домом.

Чудо из камня разрушили до основания и засыпали землей по велению преемника Нерона, Траяна, который хотел поскорее освободиться от прошлого, чтобы на обломках его воплотить собственные грандиозные замыслы. Имя им было Колизей. Теперь же попасть в сохранившиеся подземные залы можно было только спустившись туда в подвешенной на веревке корзине.

Рафаэлю вменялось в обязанности надзирать за раскопками в этой части города и в нескольких других местах. Как будто мне нечем себя занять, думал Рафаэль, морщась от усталости. Весь прошлый вечер он провел в Ватиканском дворце, трудясь над новыми фресками. Потом они с Джулио несколько часов обсуждали позу и цветовое решение каждой фигуры. Он не видел ни Маргариты, ни собственной кровати вот уже двое суток. От усталости он едва держался на ногах, а рабочий день его был только в самом разгаре.

В это время Джулио и Джанфранческо Пенни работали над фресками в Ватикане, а Джованни да Удине и целая группа других помощников недалеко от них наконец взялись за ванную комнату, которую Биббиена хотел украсить изображениями фруктов и животных. Здесь, как и в росписи коридора, уже завершенной Рафаэлем, следовало воспроизвести мотивы Домус Ауреа, милые сердцу Биббиены. Слава Рафаэля распространилась настолько широко, что на столе его валялись нераспечатанными письма от королей, герцогов и принцев со всего мира с просьбами написать их парадные портреты и послания с предложением новой работы в Риме. Все это время Микеланджело был во Флоренции, вместе с Себастьяно Лучиани строя планы свержения Рафаэля с пьедестала.

– Вы готовы, синьор?

Голос широколицего чумазого рабочего вывел его из задумчивости.

– Готов, насколько к этому можно подготовиться, – ответил он. Ему предстояло погружение в темное и тесное пространство, где в воздухе клубилась густая смесь пыли, песка и гари. Он собирался взглянуть на историю, когда-то разрушенную, утратившую величие и похороненную без почестей.