Жюльетта Бенцони - Недостойные знатные дамы Страница 51

Рошета в ту ночь не было дома, но на свободе он оставался недолго: злосчастная судьба сама привела его в руки правосудия. Возвращаясь домой, парень встретил жандармов, позади которых плелись его хозяева. Он бросился бежать, однако было поздно — через несколько минут убийца, ударивший обухом старика Анжольраса, был связан и доставлен в ближайшую тюрьму.

Арест супругов Мартен наделал много шума, зато многие вздохнули с облегчением. Как бы то ни было, языки развязались, и Лоран Шаз первым рассказал о том, что он видел. Гостиницу тем временем еще раз подвергли самому тщательнейшему обыску. Следы человеческой крови были обнаружены повсюду, подозрительные бурые пятна были и на колуне Рошета. А еще нашли сваленные в кучу вещи: чемоданы, дорожные мешки, плащи, походные ботинки — словом, все, что осталось от несчастных убитых и ограбленных путников.

К судье Ларжаньеру, которому было поручено ведение этого дела, свидетели шли непрекращающимся потоком. Среди них была вдова Бастидон. Однажды ночь застала ее рядом с гостиницей Мартена; она уже готова была постучать в ее дверь, чтобы попросить ночлега, как вдруг услышала возглас хозяина:

— Куда бы нам его оттащить? Канавы вокруг дома уже переполнены, надо закопать его где-нибудь подальше… Мари-Брес, посмотри, сколько у него там в кошельке. А ты, Рошет, в следующий раз действуй осторожнее: слишком много крови.

Перепуганная женщина убежала, но так и не решилась донести на владельцев гостиницы.

Явился также и чудом спасшийся Андре Пейр из Лафайета: когда его собрались убивать, к хозяевам неожиданно прибыли новые постояльцы. Пейр бежал, оставив в гостинице все свои деньги.

Пришел и Мишель Югон. Этот человек однажды задержался в гостинице выпить стаканчик, а потом пошел дальше — по дороге, указанной Мари-Брес. На него напали, и он спасся только благодаря собственной силе.

Все, кто чудом вырвался из лап преступников, почему-то предпочли промолчать и никому не рассказали, что с ними произошло.

Следствие велось одиннадцать месяцев. Слушание дела в суде присяжных города Прива было назначено на 18 июня 1833 года.

Система защиты, избранная супругами Мартен, была проста: они отрицали все и утверждали, что ни в чем не повинны, их просто оклеветали завистники. Даже самые вопиющие улики их не смутили, а уж тем более рассказ старика Шаза, которого пригласили в суд для дачи показаний. И только одной женщине удалось поколебать невозмутимость преступной пары.

Среди разложенных на огромном столе вещественных доказательств некая мадам Венсан узнала большой синий плащ: эта удобная накидка, подбитая мехом, некогда принадлежала ее супругу, исчезнувшему прошлой зимой. Мартен, недоумевающе глядя на нее, заявил, что путешественник, очевидно, забыл свой плащ у него в гостинице.

— Забыть свой плащ в разгар зимы — да еще с тем, что было зашито у него за подкладкой?! — воскликнула мадам Венсан.

И она рассказала, как перед отъездом мужа зашила в плащ большую часть их состояния: тридцать тысяч франков в векселях на предъявителя. Разумеется, судья приказал немедленно принести ножницы, вспороли подкладку и нашли векселя. Увидев их, Мари-Брес потеряла сознание.

Однако обморок с ней случился вовсе не от напоминания о совершенном ею злодеянии. Она не могла себе простить, что столько времени, сама того не зная, спала рядом с целым состоянием! Даже смертный приговор не произвел на нее столь сильного впечатления.

25 июня 1833 года, в полночь, присяжные вынесли свой вердикт и были на редкость единодушны. Супругов Мартен и Рошета приговорили к смерти; казнь должна была состояться там, где они совершали свои преступления.

Кассационная жалоба была отвергнута; преступники воззвали также к милости короля — безуспешно. И вот 1 октября в пять часов утра выложенная соломой телега в сопровождении жандармов со всего департамента подъехала к зданию тюрьмы, чтобы забрать троих осужденных.

Путь преступников к смерти занял два дня. Всю дорогу Мартен и Рошет бормотали молитвы, но Мари-Брес не молилась и не плакала. Полным бессильной ярости взором смотрела она на толпы людей, выбегавших навстречу телеге в каждой деревне. А по мере того, как они приближались к Пейребелю, народу становилось все больше. Супругам Мартен не могли простить не только совершенные ими убийства, но и беспримерное лицемерие, и бессердечную ложь: они сумели обвести вокруг пальца целую округу! Люди считали, что таким преступникам место только в аду — не нужно им ни причастия, ни покаяния.

Было решено заночевать в Мере, в пяти лье от Пей-ребеля. приговоренных разместили в одном из залов мэрии и дали им ужин, однако мужчины не смогли проглотить ни куска. Только Мари-Брес согласилась поужинать и сделала это с большим аппетитом.

На следующий день в пять утра телега вновь тронулась в путь; последний его участок пролегал по горным тропам, поэтому для преодоления расстояния всего в пять лье понадобилось целых шесть часов.

Проезжая через деревню Шавад, Рошет отдал свой плащ нищему:

— Возьми, он мне больше не нужен. Только помолись за меня!

Даже стальные нервы Мари-Брес не выдержали. Упав на выстланное соломой дно телеги, она разразилась истерическими рыданиями, и успокоить ее было невозможно.

Наконец на краю нагорья показалась гостиница; сейчас, когда перед ней вытянула вверх свои красные руки гильотина, она казалась еще более мрачной и зловещей. Вокруг уже стояла толпа. Никогда еще в этом пустынном и уединенном уголке не собиралось столько народу.

Мартен, с самого утра пребывавший в глубоком оцепенении, наконец очнулся и перестал бормотать молитвы.

— А вот и наша смерть! — произнес он.

Солдаты окружили эшафот, и к гильотине подошли братья Рош, один из которых был палачом в Ардеше, а другой — палачом в Лозере.

Преступников высадили из телеги. Первой предстояло умереть Мари-Брес. К этой минуте она уже успокоилась, и когда священник, кюре из Тюйе, протянул ей распятие, она отвернулась и умерла без покаяния.

Мартен умер последним, а через два часа кровавая гостиница опустела. Отныне это безлюдное место было проклято навсегда.

КОГДА НА СЦЕНУ ВЫХОДЯТ ДЕТИ. ВЕСЕЛЫЕ САЛЕМСКИЕ ДЕВЧУШКИ…

Салем был обозначен на всех картах штата Массачусетс, однако никто не решился бы назвать его городом или даже деревней. Окруженные густым лесом фермы отстояли далеко друг от друга, ядро же Салема составляли четыре дома: ратуша, жилище пастора Парриса, дом начальника местного ополчения Джонатана Уолкота и, наконец, трактир, который держал помощник пастора Натаниэль Ингерсол. Изо всех щелей салемских домиков сочилась скука: здесь никогда ничего не происходило. Все жители как на подбор ходили в черном, все волей-неволей были набожны и исповедовали принципы суровой добродетели. Таков был Салем в 1692 году: замкнутый мирок богобоязненных людей, слепо верящих в дьявола и прочую чертовщину…