Тереза Медейрос - Грешная любовь Страница 51

— У нас есть всего лишь одно условие, — добавил Киран.

— Согласна, — откликнулась Катриона, радостно улыбаясь. — На любых условиях.

Предводитель горцев кивнул в сторону Саймона:

— Мы хотим выбрать его вождем. Улыбка сползла с ее лица.

— Саймона? Вы шутите, наверное. Да не может он стать вождем! Он ведь даже не из клана Кинкейдов.

— Ты также уже вне клана, поскольку замужем за этим человеком, — напомнил Киран. Затем он добавил со вздохом: — Пусть даже твой предок сам старик Эван Кинкейд, но нам никак нельзя, чтобы клан возглавляла девчонка. Нам нужен здесь мужчина. — Сложив жилистые руки на груди, он продолжил, с усмешкой глядя в сторону Уэскотта: — А этот парень однажды уже доказал, что ловко управляется с пистолетом.

Только после того, как Саймон сделал шаг назад и поднял руки к груди, будто готовился отразить удар, Катриона поняла, как он напуган прозвучавшим предложением. Да и у нее такой неожиданный поворот событий вызвал настоящее смятение чувств.

— Ну, уж нет! Бели вы воображаете, будто я поведу этот сброд грабителей и карманников на бой против батальона английских солдат ради права собственности на эту груду развалин, то вы все просто сумасшедшие!

— Он прав! Он вам совершенно не нужен. Вам нужна я! — закричала Катриона. — Я всю жизнь готовилась к этому моменту! Я знаю всю историю клана. Я столько часов потратила на изучение знаменитых сражений, произошедших именно здесь, в горах. Вам ведь ум и находчивость требуются не меньше, чем мускулы и геройская внешность.

Киран покачал головой. В его глазах были и жалость от разбитой надежды, и твердая решимость.

— Женщина, пойми, нам нужен мужчина. Если он согласится стать нашим вождем, то мы все поднимемся на борьбу. Если нет, то уже к вечеру соберем свои пожитки и разойдемся кто куда. Пусть Эддингем забирает себе эту груду развалин.

Мрачное лицо горца в эту минуту казалось высеченным из камней того самого замка. С болью и отчаянием Катриона осознала, что Кирана невозможно переубедить.

Тогда она повернулась к Уэскотту. Чувство безысходности становилось все сильнее.

— Мне нужно с тобой поговорить. — Ощутив на себе любопытные взгляды сородичей по клану, она добавила: — Наедине.

Ухватив Саймона за руку, Катриона увела его под арку у северной стены большого зала. Именно здесь прошлой ночью они стояли и вместе наслаждались волшебной песней волынки.

Убедившись, что другие не могут слышать их разговор, Катриона отвернулась от Саймона и стала смотреть в сторону залитой солнцем долины. В такую минуту она не хотела встречаться с ним взглядом, опасаясь выдать, насколько глубоко ранил ее отказ Кирана. Порывистый ветер развевал юбки Катрионы и хлестал прядями волос по щекам.

— Ты слышал, что сказал Киран? — начала девушка. — Я им не гожусь, а с тобой они готовы на все.

— Боюсь, мои военные способности уже утрачены. Меня ведь разжаловали, доверив лишь заботиться о женщинах, причем таких, которые слегка не в себе.

Катриона повернулась лицом к Уэскотту: — Если ты не согласишься стать их вождем, они попросту разбредутся на все четыре стороны. И тогда клан Кинкейдов и само их имя исчезнут навсегда.

— А с каких пор это вдруг стало моей проблемой?

Катриона шагнула к Саймону и положила обе ладони ему на грудь. Она чувствовала ровное сильное биение его сердца, и в этом была еще какая-то надежда.

— Разве ты не понял, Саймон? Это ведь и еще один шанс для тебя. Еще не поздно стать настоящим героем.

«Моим героем», — добавила она про себя.

Хотя последние слова Катриона не осмелилась произнести вслух, они должны были быть понятны по тому умоляющему взгляду, которым она смотрела на Саймона, по едва уловимому дрожанию ее нижней губы. Она сейчас предлагала ему не просто воспользоваться возможностью возглавить ее род. Катриона предлагала ему свое сердце.

Саймон долго смотрел на нее, затем взял за запястья и мягким движением убрал женские руки с груди.

— У меня шанс стать настоящим героем уже был однажды. Был и сплыл, моя дорогая. А я никогда не относился к глупцам или мечтателям, чтобы делать вторую попытку.

Отпустив ее руки, он повернулся и стал пробираться среди камней, спускаясь по склону холма и оставляя за спиной и разрушенный замок, и одиноко стоящую Катриону.

Саймон вернулся только с наступлением ночи, когда луна уже проплыла половину своего небесного пути. Никто не звал его вернуться. Оттуда не доносились веселые звуки волынки, пьяные голоса не подхватывали знакомые припевы песен. Не слышалось звонкого женского смеха, обычно отзывавшегося сладким томлением в его сердце, а часто и ниже пояса.

Замок лежал, уцепившись за край холма и представляя собой просто груду разбитых камней. Теперь это было лишь пристанище для крыс, шныряющих по его коридорам без крыш и по разрушенным подземным помещениям. Саймон посмотрел вверх, где виднелся парапет единственной уцелевшей башни, и почувствовал ноющую боль в сердце.

Неслышными шагами, словно привидение, он прошел через арку в развалины большого зала. Катриона сидела на широком камне, послужившем для нее сценой прошлой ночью. Она сидела, опершись подбородком на ладонь, и всматривалась в небо, как будто мерцающие звезды могли подсказать ей ответы на все вопросы. Даже на такие, которые ей не хватало смелости задать. Приблизившись, Уэскотт разглядел на ее щеках засохшие потеки от слез. Но теперь глаза Катрионы были сухими.

— Они ушли, — промолвила она.

Это был не вопрос, но Саймон кивнул.

— Мне очень жаль, — заговорил он необычно проникновенным тоном.

— Разумеется, тебе жаль, — холодно бросила Катриона. Она встала и смотрела теперь прямо в лицо Уэскотта. Было в этом взгляде что-то такое, от чего Саймону стало тревожно. Такая же твердость, как у этого горца, Кирана. — Тебе жаль, что ты фальшивый муж. Но еще больше ты должен сожалеть, что ты и мужчина ненастоящий.

Отец Уэскотта много раз бранил его намного более обидными словами, но на родительские замечания Саймон неизменно реагировал лишь пожатием плеч и нарочитым смехом. Но это ледяное презрение Катрионы оказалось для него чем-то наподобие жуткого заржавленного клинка, вонзившегося прямо в живот.

— А ты чего ждала от меня, Катриона? Чтобы я повел их, да и тебя в придачу, на верную погибель? Чтобы вас всех постреляли из пистолетов или сунули в петлю? И все это ради нелепой мечты, о которой вашему роду давным-давно пора позабыть.

— Это была моя мечта! — выкрикнула она, и на глаза у нее навернулись новые слезы. — И ты не смеешь разрушать ее только лишь из-за своей трусости. Из-за боязни, что один раз в жизни тебе нужно стать таким, каким тебя хочет видеть кто-то другой!