Жюльетта Бенцони - Графиня тьмы Страница 52

— Ну, — пожал плечами Питу, — ее можно понять. У них сейчас не все гладко. Прошлогодний успех Тальма остался в прошлом, а сейчас у него, похоже, голова занята другим. Да и сердце тоже…

— У Тальма? Так он что же, больше не любит свою жену?

— Не знаю, любит или нет. Во всяком случае, он свое время посвящает очаровательной молодой актрисе, гражданке Пти-Ванов. Он страстно увлечен…

— О, тогда начинаю понимать. Бедняжка Жюли! Надо будет заходить к ней почаще. А я-то думала, что этот союз на века!

— Ну, он ее никогда не оставит. Ведь у них дети. Хотя не стоит забывать, что Жюли на семь лет старше мужа…

Питу умолк и рассмеялся:

— Да что это я разболтался! Подумаете еще, что я тут превратился в старую консьержку-сплетницу!

— Я подумаю, что вы хороший журналист и осведомленный человек, — с улыбкой произнесла Лаура.

Наутро разразился сильнейший мартовский дождь с градом, его плотные струи не только напоили сады и парки, но и вогнали в растерянность горожанок, не понимающих, как правильно одеться. Но Лаура все же решила выйти на улицу. Было уже не так холодно, и она надела легкое пальто, прочные туфли, захватила зонтик. Увидев свою хозяйку уже на пороге дома, Бина тут же вызвалась сопровождать ее, а Жуан собрался за фиакром. Лаура решительно отвергла их помощь, добавив:

— Запомните! Если бы все сложилось так, как я предполагала, вы оба сейчас уже ехали бы по дороге на Бретань, а я осталась бы на улице Шантерен. Это означает…

— Что мы вам мешаем, — закончил за нее Жуан. В тоне его послышалась горечь.

— Пока нет, но я немедленно отправлю вас обратно, если вы не перестанете стремиться во что бы то ни стало контролировать мою жизнь…

— Мы просто делаем что положено… — чуть не плача возразила Бина.

— Я знаю, но мы живем не в обычное время и находимся не в обычных обстоятельствах. Вам известно, что у меня в Париже важное дело. Возможно, настанет день, когда мне потребуется ваша помощь, и я сразу вам об этом сообщу. А пока я хочу действовать самостоятельно. И сегодня намереваюсь выйти в город одна.

— В такую погоду, пешком? — обиделась Бина.

— В такую погоду и пешком! Если мне будет нужен фиакр, я сама его найду. Так что давайте больше к этой теме не возвращаться, и мы все останемся в хороших отношениях!

Возражений не последовало, и Лаура вышла из дому, укрываясь от дождя под большим зонтом и радуясь внезапно обретенной свободе. Она добралась до бульваров и спокойно зашагала пешком, отказавшись от экипажей из соображений осторожности и принимая во внимание цель своего путешествия: Тампль. А на обратном пути можно будет взять фиакр.

Почти через час она добралась до внутреннего двора с нависающей большой серой башней, что навсегда останется у нее в памяти. И обнаружила, что охрана у ворот стала гораздо более многочисленной. К сожалению, только через эти ворота можно было попасть к внутренней стене, опоясывающей башню. Сердце Лауры сжалось. Это проклятое место так не охранялось даже во времена заключения всей королевской семьи, а теперь от нее осталось только двое детей! Она старательно обошла часовых и нырнула в лабиринт узких улочек, где в старину находили убежище те, кто скрывался от правосудия или сборщиков налогов. Она хорошо знала эти места, ведь здесь они с мадам Клери прожили несколько месяцев. Ее муж, лакей короля, тоже находился в заточении, а сама она была любимой арфисткой королевы. Женщины вдвоем снимали квартирку в ротонде, высоком здании, выходящем окнами на так называемый сад у башни. Именно эту квартиру Лаура надеялась снять и теперь. Оттуда она бы следила за всеми, кто посещает тюрьму, и кто знает, быть может, ей удалось бы завязать дружбу с охранниками. Для этой цели она взяла с собой ассигнации, но поскольку цена их была теперь невелика, запаслась на всякий случай и золотыми монетами.

Пока она дошла до ротонды, дождь прекратился, и на улице показались прохожие. Она обошла здание вокруг, с грустью отметив, что народу тут сейчас стало значительно больше, чем раньше. Из труб вился дымок, и на веревках перед окнами кое-где сушилось белье. И вздрогнула: вдруг послышались звуки арфы, они доносились как раз из облюбованного ею жилища.

С сердцем, бьющимся в бешеном ритме, Лаура начала подниматься по лестнице. Звуки приближались, и ноты светлой музыки падали вокруг, как капли чистой воды, это был целый водопад звуков, который Лаура не решалась прервать. Она знала только одну музыкантшу, способную извлечь из музыкального инструмента такое обилие утешительной красоты.

Наконец под умелыми убаюкивающими руками струны затихли. Лаура постучала в дверь, вспоминая их потайной код: четыре коротких, три длинных стука. Дверь сразу же открылась. За ней стояла Луиза Клери, такая же, как и два года назад, и гостье показалось, что время повернулось вспять.

— Лаура! — воскликнула она. — Да каким чудом? Обе упали друг другу в объятия, прослезившись от радости, а потом мадам Клери поспешила затворить окно, широко распахнутое, несмотря на непогоду. Арфа стояла к нему совсем близко, и ее уже начал заливать вновь зачастивший дождь.

— Вы играли для нее? — удивилась Лаура.

— А для кого же еще, раз она там осталась одна? Совершенно одна! Появиться на свет в Версале, где весь мир был у ее ног, вращаться в самом утонченном дворе Европы, иметь матерью самую прекрасную из королев и теперь гнить в средневековой башне, испытывая нужду во всем! Какая чудовищная несправедливость! Какой ужас!

— Мне говорили, что после 9 термидора ее содержание немного улучшилось…

— Это так. Насколько мне известно, они наконец-то согласились выдать ей более или менее приличную одежду, у нее теперь топят и дают нормальную еду. Даже появились кое-какие деликатесы: чай, цветы апельсинового дерева, лакрица, но разрешения увидеться с братом ей так и не дали. Ну не позор ли на головы всех этих мужчин! Что они с ним сделали! А теперь, говорят, он хворает! Не лучше было бы позволить родной сестре заботиться о нем, сидеть у изголовья?

— Откуда вам все это известно? Ведь ваш супруг уже не в башне?

— Нет. Он сбежал, не выдержав террора, и теперь пишет мемуары в Брюсселе. Я осталась с детьми, чтобы не попасть в список эмигрантов. Поэтому нам сохранили дом в Жювизи: там живет моя старая подруга мадам де Бомон, она и занимается детьми. А мне необходимо было вернуться сюда. Неутешная тень моей дорогой повелительницы звала меня…

— И все-таки, Луиза, кто вас снабжает информацией?

Она хихикнула, как нашкодившая девчонка, и сморщила нос, отчего уголки ее губ, которым судьбой уготовано было смеяться, поползли еще выше: