Барбара Картленд - Черная пантера Страница 53

— Да, конечно, — согласилась я. — В противном случае я пришла бы в ярость. Я хочу, чтобы ты добился успеха в своей работе, Филипп.

Я разговаривала в очень спокойном тоне, чтобы он не догадался, насколько я честолюбива в отношении него. Я всем сердцем стремилась помочь ему и делала все от меня зависящее для того, чтобы он был достоин славных традиций своих предков. Я знала, что премьер-министр был очень высокого мнения о нем и что окружающие предрекали ему блистательную карьеру. Но я мечтала о большем. Я хотела, чтобы Филипп воплощал в себе все лучшее и верное, что есть в демократии; чтобы он представлял не только взгляды своей партии, но и волю народа; чтобы он стал борцом за славу, единство и идеалы Англии.

Филипп редко рассказывал мне о своей работе. Но на основе нескольких брошенных им фраз я пришла к выводу, что он очень близко к сердцу принимает необходимость наладить более близкие отношения между колониями и доминионом, а так же все, что связано с деятельностью нашего Правительства. Я уже начала изучать общественное устройство Индии, чтобы к тому моменту, когда Филипп будет полностью доверять мне, не показаться ему полной невеждой. Но я не рассказывала ему об этом, поэтому сейчас мое замечание, как мне показалось, удивило его.

— Спасибо, Лин, — сказал он. — С твоей помощью мне будет намного легче. Я рад, что ты понимаешь, как много значит для меня работа.

— Естественно, — ответила я. — А как насчет вечера?

— Полагаю, прием устроят в помещении, — сообщил он. — Это будет не так интересно, но мы ничего не можем поделать. Как бы там ни было, давай подождем — уверен, что они заранее предупредят нас.

Мне стало страшно тоскливо. Я с неохотой поднялась и побрела в ванную, где провела гораздо больше времени, чем обычно, намазывая лицо различными кремами и полируя ногти. Я послала повару записку, в которой сообщала, что буду обедать дома. Я надеялась, что Генри составит мне компанию, хотя меня и одолевали сомнения по этому поводу: он очень редко приезжал домой на обед.

Генри обедать не приехал, зато приехала госпожа Уотсон, чтобы повидать Джеральда. Она прибыла в час дня в сопровождении молодого человека, Питера Браунинга. Госпожа Уотсон выглядела еще более фантастично, чем всегда. Ее волосы были выкрашены в новый цвет и стали теперь ярко-красными с золотистым оттенком. На самой макушке сидела совершенно невообразимая шляпка с вышитыми на ней двумя голубями. На лицо свешивалась вуаль, украшенная белым плюшевым горохом величиной с голубиное яйцо.

— Дражайшая моя Лин! — бросилась она ко мне. — Ты выглядишь просто божественно! Я даже и подумать не могла, что нам выпадет такая честь. Где же твой жених? Только не говори, что он уже бросил тебя.

— Он обедает с премьер-министром, — коротко ответила я.

— Потрясающе! — проворковала госпожа Уотсон. — Ты, должно быть, просто в восторге от того, что в последнее время вращаешься в обществе таких интересных людей. Приятное разнообразие после деревенской жизни в Мейсфилде, не так ли?

— Позвольте поздравить вас, — сказал Питер Браунинг, протягивая мне свою влажную и горячую руку.

— Ты все сделал неправильно! — опередила меня госпожа Уотсон. — Никогда нельзя поздравлять женщину, к тому же Лин, которая стала сенсацией сезона — только мужчину.

Мне стало противно от ее вульгарности и от совершенно очевидной зависти. Я изо всех сил старалась оставаться спокойной и держать ее на расстоянии. Когда объявили, что обед подан, я сказала, что тороплюсь, так как на вторую половину дня у меня назначена встреча.

— Уверена, что ты не заставишь нас гадать с кем, — потупив взор, проговорила госпожа Уотсон.

— С портнихой, — ответила я.

— Фу, как неромантично! — воскликнула она. — Не сомневаюсь, что если бы я была на твоем месте, я проводила бы с Филиппом каждую свободную минуту.

— Жаль, что Генри не удалось прийти домой пообедать, — сказала я, чтобы перевести разговор на другую тему.

— Я хотела видеть его, — заявила госпожа Уотсон. — Что это за болтовня по поводу домика в деревне? Одна сорока на хвосте принесла, что они с Анжелой как раз подыскивают себе что-то в этом роде. Интересно, что все это значит?

— Они решили, что детям будет хорошо проводить каникулы в деревне, — ответила я.

— Слишком много времени прошло с тех пор, когда они в последний раз уделяли столько внимания детям, — заметила госпожа Уотсон. Она улучила момент, когда слуги вышли из комнаты, и, наклонившись ко мне, тихо спросила: — У них была ссора?

— Ссора? — переспросила я. — Из-за чего?

— Естественно, из-за Дугласа Ормонда, — прошептала она.

— Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите, — надменно ответила я, испытав при этом огромное удовольствие.

— Да все ты понимаешь! — рассердилась госпожа Уотсон. — Не строй из себя дурочку, Лин. Скажи мне, я хочу знать.

— Я не сомневаюсь в этом, — проговорила я. — Мне придется спросить у Анжелы.

Госпожа Уотсон пришла в ярость.

— Да-а, — обратилась она к Питеру Браунингу, — некоторые чересчур быстро привыкают к своему новому положению в обществе.

Я знала, что мне следовало бы ответить на ее выпад. Но вместо этого я рассмеялась. Госпожа Уотсон выглядела ужасно комично, когда произносила эту многозначительную фразу, она была похожа на рассерженного попугая.

После обеда я поднялась из-за стола и собралась уходить. Когда я была у самой двери, я услышала, как она принялась жаловаться на меня.

“Не обращай внимания, — подумала я. — Она жуткая женщина. Я могу только сочувствовать Анжеле, что ей досталась такая свекровь!” Одно из достоинств Филиппа заключалось в том, что его многочисленные родственники не будут вмешиваться в наши отношения. Это меня радовало: я чувствовала, что и без искусственно созданных сложностей наша семейная жизнь будет нелегкой.

Я поднялась в свою спальню, и вовсе не для того, чтобы собраться и уйти — просто я не решилась остаться внизу после того, как сообщила госпоже Уотсон, будто бы у меня назначена встреча. Все еще шел дождь. Капли с шумом шлепались на листву, сквер на площади производил гнетущее впечатление. Движимая желанием хоть немного развеять овладевшую мною тоску, я включила электрокамин. Подойдя к ящику, в котором хранила всякие безделушки, я достала книгу о Лонгморе с портретами предков Филиппа, на которых он был очень сильно похож.

Как странно, сказала я себе, что у меня нет его фотографии. Мне почему-то не хотелось просить у него. А у него была моя фотография — один из снимков, сделанных известными фотографами. Это был самый обыкновенный портрет. Мне он не нравился, но Филипп выбрал его из десятка других, сделал для него большую серебряную раму и поставил на письменный стол. “Он до сих пор так и не допустил меня в свою спальню”, — подумала я. Для него мое вторжение в его святую святых было осквернением памяти Нади, даже несмотря на то что ее портрет исчез, — для его мысленного взора место над камином не пустует.