Наталия Орбенина - Увядание розы Страница 55

Итак, господа, я прихожу к выводу о том, что истинным автором шедевров был не Извеков, а его первая жена!

Сердюков сделал паузу. Присутствующие молчали. Вера, бледная и сосредоточенная, нервно теребила край шали, Павел угрюмо смотрел куда-то в стену, мимо следователя. Вдова поджимала губы и, кажется, боролась с подступавшими слезами.

– Когда упавший листок исчез, я окончательно убедился в том, что вы, Ольга Николаевна, знали об этом. Знали и хотели скрыть. Вероятно, кроме вас, знал еще и Павел, так как выразил желание помогать вам. Вы решили, что необходимо, пока не поздно, изъять опасные бумаги, изобличающие Вениамина Александровича, и с дачи, если они там есть. Поэтому вы тайком отправились вслед за нами с Сухневичем, дождались, пока я обнаружу нужные рукописи, и забрали их. То, что похититель бумаг так хорошо знает дом и спокойно ориентируется в ночном саду, наводило на мысль, что это может быть кто-то из членов семьи. Вы убегали быстро и ловко, но Сухневичу удалось вас схватить, и вы невольно вскрикнули, чем себя и выдали. Но кто сообщник? Сначала я даже грешил на господина Трофимова. Но потом решил, что вы вряд ли захотите посвящать кого-либо в такую неприятную тайну. Однако пришлось сказать и господину доктору, так как раненому Павлу понадобилась срочная помощь, когда вы примчались назад. Тут-то вы и обнаружили визитную карточку Бориса Михайловича, напрасно прождавшего вас весь вечер накануне. Он явился как раз кстати.

За ним послали, и он помог раненому Павлу. Но пришлось ввести его в курс событий. Я правильно излагаю последовательность событий, господа?

Трофимов кашлянул и вопросительно посмотрел на Ольгу.

– Да, господин Сердюков, к сожалению, все сказанное вами правда! – тяжело вздохнула Ольга Николаевна.

– Нет! Это невыносимо! – простонала Вера и вскочила.

– Вера, сядь, ради Бога! – строго сказала мачеха.

Девушка нехотя повиновалась.

– Да, вы правы, я действительно знала, – продолжила Извекова. – И узнала я это случайно, накануне смерти Кирилла, когда в первый раз оказалась в незапертом кабинете мужа, куда до этого никому доступа не было. Там я и обнаружила бумаги, из которых поняла, что многое, вернее, самое лучшее, что издавалось под именем Извекова, написано фактически не им, а Горской. Он тоже писал, по все, к чему не прикасалась ее рука, оказывалось бледным и невыразительным. Поэтому ее смерть была и его, в некотором смысле слова, смертью. После нее осталось несколько набросков, идей, которые он вполне успешно реализовал, «Увядание розы», например. Зачем он хранил такие опасные компрометирующие документы, спросите?

Я думаю, что он пытался понять ее манеру, слог, ухватить суть ее литературной правки. И надо сказать, ему это в определенной степени удавалось. Но его честолюбие, его гордость протестовали. Вениамин Александрович мучительно переживал свою бесталанность и поэтому так страшно пил. Именно поэтому так мало произведений стало выходить из-под его пера в последние годы – закончились идеи, наброски, оставленные Тамарой. А свое достойное не получалось. Когда я нашла эти листочки, я была потрясена, мне было и жалко его, и стыдно за него. Увы, я решилась похитить часть бумаг, наиболее старых по времени, чтобы не сразу обнаружилась пропажа, и использовать их в борьбе за развод.

Ольга Николаевна покраснела от признаний. Вера смотрела на нее с ненавистью.

– Муж не обнаружил пропажи, не до того ему было, и я увезла бумаги в Лондон.

А потом, вернувшись за разводом, предъявила ему. Вениамину ничего не оставалось делать, как согласиться на мои требования, он боялся огласки.

– Ты подло шантажировала отца! И ты бы посмела рассказать об этом? – не вытерпела Вера.

– Честно говоря, не знаю, – тихо ответила Оля. – Не знаю, как бы я поступила, если бы он отказался дать мне развод. Но Вениамин согласился на все и сразу. И что мне оставалось делать? Что я получила взамен своей преданной любви, взамен моей умершей дочери, потерянного счастья? Взамен исчезнувшего кумира, божества, на которого я молилась? Измену, предательство, унижения! Нет, Вера, мне не стыдно своего поступка, Вениамин заслужил его! – На лбу Ольги Николаевны выступил пот.

Трофимов, слушая эти ужасные разоблачения, переминался с ноги на ногу. В отличие от полицейского, привыкшего копаться в чужих жизнях, ему было неловко.

– Это и был тот разговор, накануне его смерти? – поинтересовался Сердюков.

– Да, после очень эмоциональной беседы мы расстались. Я ушла к себе, а он остался в кабинете и, полагаю, сильно выпил от расстройства, как всегда.

– Но почему теперь вы стремитесь во что бы то ни стало сохранить тайну?

– Помилуйте, – вдова удивленно вскинулась. – А как же иначе! Ведь его имя, его наследие, все его творчество теперь под вопросом! Да и материальная сторона важна, ведь мы его наследники! Я понимаю, как отвратительно все это выглядит со стороны, но что делать? К тому же, поймите, как я могу смириться с мыслью, что почти десять лучших лет моей жизни, моя безумная любовь, моя всепоглощающая страсть, все мои жертвы, все это во имя кого? Великого и популярного писателя, властителя дум, кумира или жалкого пьяницы, ничтожного неудачника?

Оля закрыла заплаканное лицо руками.

– Я не отдам вам бумаг! Но ведь вы все равно разнесете новость по всему городу? – Она достала батистовый платочек и утерлась им.

– К сожалению, сочувствуя вашему самолюбию, я не могу не отразить в рапорте все, что связано с поиском и похищением бумаг. Впрочем, вы напрасно переживаете, насколько я могу судить, эта новость только подогреет интерес к творчеству вашего мужа. Представляю, какие жаркие споры возникнут на сей счет! Вы только выиграете на шумихе вокруг спора об авторстве, тем более что без подлинных бумаг все это скоро затихнет.

– Как вы циничны! – последовал раздраженный ответ.

– Но я не понимаю, зачем Тамара Георгиевна делала это? Почему она сама не печаталась, почему никто не знал о ее авторстве? И почему сам Вениамин Александрович не обнародовал истину, не взял ее в соавторы? – продолжал недоумевать Сердюков.

– Она делала это для него, потому что слишком любила, любила и жалела его гордость. Видимо, она хотела просто помочь, когда он только начинал, и неплохо начинал. Неплохо, но не так ярко, чтобы стать заметным. Вот она и придала ему яркости и блеску. А потом уже некуда было отступать. Да, она очень его любила, безумно, впрочем, как и я когда-то! – Оля покачала головой. – Теперь в это трудно поверить мне самой!

– Так любила, что довела отца до могилы! – зло вскрикнула Вера.

– Да, Вера Вениаминовна, любовь иногда претерпевает странные метаморфозы! – загадочно произнес Сердюков.