Филиппа Карр - Роковой шаг Страница 56

Когда мы разговаривали, я понимала ее лучше.

Эмма страдала от того, что была никому не нужна. Можно представить, что ее появление на свет не очень-то обрадовало ее родителей. В жизни Хессенфилда было много женщин, и некоторые из них значили для него больше, чем другие. Я не сомневалась в том, что моя мать, несравненная Карлотта, красота которой стала легендой в нашей семье, являлась самой важной женщиной в его жизни. Женщиной, на которой, как он сказал своему брату, он бы женился, если бы она была свободна. Мать Эммы не была для него так важна, потому что, как я поняла, он мог бы с легкостью жениться на ней, если бы хотел, но он не сделал этого. Однако он любил детей, особенно своих, и не отказывался заботиться об Эмме.

Естественно, что такой человек, как Хессенфилд, не способен был думать о смерти. К тому же он был молод. Но в конце у него, вероятно, появилось какое-то предчувствие, и поэтому он подарил матери Эммы часы и кольцо и написал письмо своему брату, чтобы тот позаботился об Эмме.

Я чувствовала, что Эмма очень хочет быть нужной и ощущать себя с ребенком в безопасности. Она в какой-то степени подтвердила мои предположения, когда однажды перед возвращением домой мы расположились отдохнуть на поле примерно в миле от Клаверинг-холла, привязав лошадей к дереву.

— Я вышла замуж за Ральфа Рэнсома, — сказала Эмма, — отчасти для того, чтобы у меня был дом и обо мне кто-то заботился. Я никогда не любила его по-настоящему, но он был добр ко мне. Он овдовел, и у него были сын и дочь, которые жили со своими семьями в Мидленде. Я располагала деньгами своего отца, поэтому ни в чем не нуждалась, но возможность выйти замуж меня очень привлекала. У Ральфа был красивый дом, и я стала его хозяйкой. Но вскоре после нашей женитьбы я поняла, что Ральф запутался в долгах, и это принесло много волнений. Когда предоставился случай с «Компанией южный морей», Ральфу пришлось рискнуть почти всем, что у него было, в надежде получить в будущем большое состояние, которое помогло бы ему преодолеть трудности. Мы могли бы быть счастливы… — Она внимательно посмотрела на меня. — Не так романтично, как, должно быть, сложилось у вас с Лансом… но вполне приемлемо для девушки, у которой не так много преимуществ в этой жизни.

Она сорвала травинку и закусила ее белыми ровными зубами.

— О-о, тебе повезло, сестричка, — продолжала она, — ты богата, у тебя красивый муж. Ты одна из немногих, кому удалось избежать последствий краха.

— А у тебя есть Жан-Луи, — напомнила я ей.

— Да, это очаровательное существо. У меня есть Жан-Луи. Но у тебя он тоже есть… Он есть у всех.

— Все его любят, но ты его мать, Эмма. Она взяла меня за руку.

— Да, благодаря тебе он благополучно вошел в этот мир, но я не могу навсегда остаться здесь, мне следует подумать о том, что делать дальше. Что обычно делает женщина в моем положении, когда у нее нет средств поддерживать свое существование и существование ребенка? Может быть, обучать французскому детей, которые не хотят его учить? Быть старшей прислугой в каком-нибудь благородном доме?

— Не говори чепухи, — сказала я. — Это твой дом, и ты будешь жить в нем.

— Я не могу злоупотреблять твоей щедростью.

— Ты останешься здесь, потому что твой дом там, где твоя семья. Не забывай, что мы сестры.

— Единокровные сестры! Нет, я все-таки должна подумать.

— Может быть, ты встретишь человека, который станет твоим супругом. Мы будем чаще принимать. Здесь, за городом, у Ланса много знакомых.

— Брачный рынок? — сказала она.

Я заметила в ее глазах непонятный блеск. Как я теперь припоминаю, в Эмме было много такого, чего я не понимала.

— Это слишком грубое выражение. Люди знакомятся друг с другом и влюбляются.

Эмма посмотрела на меня и улыбнулась, а я подумала: «Поговорю об этом с Лансом сегодня же вечером. Мы должны почаще устраивать приемы. У меня достаточно денег для этого. Я должна подыскать мужа для Эммы».

Мы встали, потянулись и пошли к лошадям. Домой мы ехали молча.

Вечером я поговорила с Лансом об Эмме.

— Бедная девочка чувствует себя несчастной из-за своего положения. Должно быть, это ее тревожит. У нее были деньги — наследство от отца, но она их потеряла из-за этого злополучного краха. Она горда и тяжело переживает свою зависимость от нас. Если бы мы повеселее проводили время здесь, за городом, можно было бы подыскать ей мужа.

— Тогда, моя дорогая сводница, именно так мы и поступим.

Несколько дней спустя, когда Жанна расчесывала мне волосы, я сказала ей, что мы собираемся уделять больше времени развлечениям.

— Вы это одобряете? — спросила она.

— Сказать по правде, Жанна, я сама это предложила.

— Тогда опять начнутся карточные игры. Вы этого хотите?

— Нет, конечно же, я этого не хочу. Но мне кажется, что моей сестре нужны новые знакомства.

— Чтобы найти для нее мужа? — спросила напрямик Жанна.

— Я так не говорила, Жанна.

— Да, но вы не всегда говорите то, что думаете.

— Ну, если бы даже я так думала, это ведь неплохая идея, не так ли?

— Это было бы очень хорошо Мадам Эмма не та, за которую вы ее принимаете.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила я с некоторым раздражением.

Мне были неприятны частые недомолвки Жанны относительно Эммы.

— Понаблюдайте за ней, — прошептала Жанна. — Я полагаю, она понимает толк в мужчинах. А мужчины есть мужчины… даже лучшие из них.

Я понимала, что она имеет в виду Ланса, к которому она испытывала сильное чувство восхищения из-за его красивой внешности, элегантного стиля одежды, изысканных манер.

— Иногда ты несешь сущий вздор, Жанна! — воскликнула я.

Она чересчур сильно потянула за волосы, собирая их в узел, и я протестующе вскрикнула.

— Вот увидите, — сказала она мрачно.

Прошло немного времени, и я пожалела о том, что предложила устраивать приемы, потому что веселые собрания почти всегда заканчивались карточной игрой за круглым столом.

Ланс, который взялся было за ум после недавно постигшей его беды, снова с горячностью принялся за старое. Эмма тоже почувствовала вкус к игре. Ланс сказал, что она очень хорошо играет в фараон, и они иногда стали играть в карты по утрам. Я часто уходила от гостей, не дожидаясь окончания игры. Впрочем, никто этого не замечал: единственное, что заботило окружающих, когда ставились столы, была игра.

Ланс переживал полосу везения и был уверен, что со временем вернет все, что потерял.

— С везением всегда так, — говорил он. — Сегодня тебе везет, а завтра — нет.

Я снова оказалась в непростой ситуации, но мне не хотелось быть надоедливой женой; я давно поняла, что, несмотря на все мои усилия, Ланс останется игроком. Мне кажется, что я ничуть не меньше беспокоилась и об Эмме. Ланс, по крайней мере, мог заботиться о себе сам. Я уговаривала его не разжигать в Эмме страсти к игре.