Линда Ли - Пурпурные кружева Страница 56

– Вы знаете о картине? – спросила она сдавленным голосом.

– Да, Лили, знаю.

То, что Моргану известно ее прозвище – Пурпурная Лили, было достаточно неприятно, но при мысли о том, что он слышал, почему ее так назвали, девушка пришла в ужас.

Если она когда-либо и сомневалась в том, что он считает ее самой презренной из женщин, то теперь сомнений не осталось. Конечно, в его представлении она всегда была падшей и безнравственной особой.

– А еще я знаю то, – продолжил Морган, – что эту картину приобрел Клод.

Перемена, произошедшая с Лили после его слов, поразила Моргана. Девушка пошатнулась и судорожно ухватилась за дверной косяк.

– Клод купил картину?!

– Если бы вы не уехали из города, то, несомненно, узнали бы об этом первой. Теперь вы убедились, что брат действительно любил вас, Лили?

Лили гневно обернулась к нему.

– Вы ошибаетесь. Он никогда не любил меня. Не любил! – громко воскликнула она.

Морган внимательно смотрел на девушку – на ее лице отражалась целая буря чувств. Лили закрыла глаза и надолго замолчала. В тот момент, когда Морган подумал, что едва ли услышит от нее еще хоть слово, она неожиданно заговорила:

– После того как из-за этой картины разразился скандал, Клод кричал и проклинал меня. Он сказал, что больше не желает меня видеть. – Девушка подняла глаза. – Так что относительно Клода вы заблуждаетесь, – повторила она. – Я не собиралась убегать и прятаться. Я и не думала уезжать – мне отчаянно хотелось остаться. Но брат потребовал, чтобы я покинула город.

Морган ожидал, что Лили будет жаловаться на несправедливость Клода, но никак не рассчитывал услышать это. Зачем же Клод купил картину, если не для того, чтобы защитить свою сестру? Зачем ему понадобился портрет обнаженной Лили? Ответ мог быть только один, и этот ответ никак не устраивал Моргана.

– Он даже не позволил мне приехать в Блэкмор-Хаус, когда умерла Абигайль, его жена. Не разрешил мне проводить ее в последний путь. Ему не нужна была моя помощь, и он не хотел, чтобы я увиделась с детьми. Как будто уже одно мое присутствие могло запятнать их.

Поток слез вновь хлынул из глаз девушки, словно это признание принесло ей нестерпимую боль. Но на этот раз, когда Морган вновь приблизился к ней, она не оттолкнула его. Он бережно обнял ее, такую маленькую и хрупкую, и прижал к своей груди. От ее слез его рубашка промокла, но он не обращал на это внимания, а лишь нежно поглаживал ее по волосам и еле слышно шептал ей слова, смысл которых сам едва понимал.

Как он хотел помочь ей и как долго подавлял в себе это желание! Но больше он не будет противиться властной силе, овладевшей его сердцем. Если раньше его удерживали от сближения с ней мысли о Джоне Крэндале, о злополучной газетной статье и о той картине, то теперь, когда он вновь чувствовал тепло ее тела, все это показалось Моргану мелким и незначительным.

Они сидели рядом на полу в узком коридоре, и солнечные лучи, лившиеся из спальни, освещали их. Почему ему так хорошо, когда он держит эту женщину в своих объятиях? Неужели только потому, что она смогла сразу понять его?

Морган вновь мысленно перенесся в ночь их первой встречи, когда он ощутил удивительное спокойствие в окружавшем его мире бурь и гроз. Сейчас, как и тогда, на него вновь снизошел покой. Удивительно, подумал Морган, он чувствует себя умиротворенным, только когда обнимает женщину, которую весь Нью-Йорк называет Пурпурной Лили.

С каким-то неистовством он привлек девушку еще ближе к себе и зарылся лицом в ее волосы. Он целовал шелковистые пряди, желая успокоить и утешить ее. Затем его губы коснулись ее лба, и Морган снова ощутил восхитительную нежность ее кожи. Он поцеловал ее висок, потом щеку, делая это так бережно и так медленно, словно хотел поцелуями осушить ее слезы.

И Пурпурная Лили исчезла. Перед ним осталась только Лили. Его Лили, подумал он неожиданно. Его Лили, за которой всякие подлецы шпионят в ее собственном доме и которая беспечно выбрасывает отличную кухонную утварь.

Он поцеловал ее в губы и сразу почувствовал, как она сжалась.

– Лили, – выдохнул Морган, – позволь мне целовать тебя.

Когда он стал ласкать языком ее губы, она приоткрыла их. Поймав ее свежее дыхание, Морган застонал от наслаждения. Не требовательно и властно, а бесконечно нежно он проник в ее рот, словно моля ответить на поцелуй.

– Да, – прошептал он, когда она нерешительно попыталась отстраниться. Все его тело отяжелело от желания.

Нежно и осторожно, чтобы не испугать Лили, он продолжал ласкать ее и вдруг почувствовал, что в ней начинает разгораться страсть – она словно стала таять в его объятиях. Он опустил руки ниже и прижал ее к себе.

Они словно открывали себя заново. Как будто искали дорогу друг к другу. Морган провел языком по ее нижней губе, слегка потянув за нее, затем обеими руками приподнял подбородок Лили, чтобы проникнуть в нее еще глубже.

Их поцелуй был долгим и страстным. Он запустил пальцы в волосы девушки, и они свободно рассыпались у нее по плечам.

Она вдруг отступила от него, а ее рука взметнулась к волосам – от прически не осталось и следа.

– Нет, – прошептала Лили с неожиданной горячностью, и краска стыда залила ей щеки.

– У тебя такие чудесные волосы! – пробормотал Морган, вновь притягивая ее к себе.

Девушка уперлась рукой ему в грудь.

– Волосы, которые я не покрываю, как все настоящие леди, – сказала она, делая ударение на каждом слове.

– Ш-ш-ш… Перестань! Не говори о себе таким тоном.

– Почему же? Ведь только так все обо мне и говорят.

– Нет, не все. – Он вздохнул. – Больше никто не посмеет так говорить о тебе.

И это было правдой. Отныне все для него изменилось. Морган пообещал себе: чтобы упрятать Крэндала за решетку, он больше не будет пытаться добыть какую-то информацию об этом мерзавце за спиной Лили. Он и так уже достаточно долго обманывал девушку, выдавая себя за другого.

И вновь Морган мысленно приказал себе покинуть Блэкмор-Хаус, хотя, держа Лили в объятиях, прекрасно понимал, что не сможет уйти. Однако к чему их все это приведет? Сможет ли он продолжать жить во лжи? «Нет, – подумал Морган, – с обманом пора кончать». Но как признаться во всем? Как сказать Лили, что он совсем не бедный рабочий, не слесарь, что он богат, возможно, даже значительно богаче ее?

Он не знал, как следует поступить в этой ситуации, – пока не знал. И он лишь еще крепче прижал девушку к своей груди. «Придется еще некоторое время скрывать от нее правду», – подумал он.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– Думаю, как избавиться от некоторых воспоминаний, – ответил он, удивляясь своей неожиданной откровенности.