Джиллиан Брэдшоу - Сердце рыцаря Страница 58

– Двадцать четыре года! – печально повторил он. – Двадцать четыре года, о Боже! И все мои дети родились в этом доме. Чтобы вот так из него уехать!

Юстин пришел в ужас. Он назвал Кенмаркока дядюшкой и стал умолять остаться.

– Мы потеряли маштьерна, – жалобно проговорил он. – Не уходите и вы тоже!

– Придется, придется, – ответил Кенмаркок, снова заплакав. – Если я сам не уеду, меня прогонят, и очень скоро. А я не допущу, чтобы эта шлюха и ее любовничек меня прогнали!

Тут Юстин тоже расплакался – и добропорядочные слуги господского дома и самые пропащие люди деревни расселись вокруг колодок, оплакивая ушедшее прошлое и не обещающее ничего хорошего будущее.

Кенмаркока освободили из колодок рано утром на следующий день, чтобы не оскорблять его видом жителей деревни. Он вернулся в господский дом бледным и поникшим и молча помог жене и детям закончить сборы. Когда все их имущество было увязано на повозке, уже наступил день. Лантиль-дис и старшие дети, уходя из дома, плакали, а малыши, ехавшие в повозке, выли от горя. Элин слышала их в своей комнате, где просидела все утро; она вышла из нее только тогда, когда эти звуки замерли вдали.

Когда она спустилась вниз, зал уже был чисто выметен – и лишился четверти всей мебели. Гральон стоял в дверях и озабоченно смотрел на серое, затянутое тучами небо. Элин подошла к управителю сзади – тот вздрогнул и тревожно обернулся.

– Я бы нашла Кенмаркоку новое место, если бы он дал мне время, – обиженно заявила Элин.

Управитель неопределенно хмыкнул.

– Он его сам себе найдет без особых трудностей, – сказал Гральон. – Он собирался отправиться ко двору. Раньше он работал в казначействе герцога, знаете ли. И у него есть рекомендательное письмо, по которому большинство людей будут рады его нанять. – Он немного помялся, а потом добавил: – Кенмаркок сказал, что прошлой ночью в деревне был волк.

Элин почувствовала, как живот у нее схватила привычная судорога.

– Волк? – прошептала она.

– Да. Он предупредил меня, когда уезжал. Он сказал, что при заходе луны в центр деревни вышел волк. Поначалу он принял его за собаку, но тот подошел совсем близко, так что ошибки уже быть не могло. Он позвал на помощь, и волк убежал. С ним оставались те слуги, которые посадили его в колодки, и еще кто-то из деревенских. Когда он закричал, они проснулись и тоже увидели волка. Управитель вопросительно посмотрел на Элин.

– Я никогда не слышала раньше, чтобы волк заходил прямо в деревню, – сказала она, чтобы только не молчать.

Она чувствовала тошноту и слабость.

– И я тоже, – согласился управитель. – Как и Кенмар-кок. Он счел это знамением. – Он перекрестился. – Молю Бога, чтобы оно не предвещало голода и холодной зимы.

Элин представила себе волка, неспешно идущего по узкой деревенской улице. Он искал ее: она в этом не сомневалась. Способен ли он проникнуть в дом? Она содрогнулась. Она вспомнила Алена и то, как прощалась с ним в Плоэрме-ле. До Рождества еще было долго.

– Нам надо установить капканы на волка, – сказала она. Гральон сразу же кивнул.

– Мы будем ставить капканы, пока не поймаем этого зверя, – пообещал он Элин. – И к тому же когда жители деревни его убьют, их это развеселит.

По мнению управителя, это было очень важно: таких мрачных и угрюмых крестьян он еще никогда не видел.

Элин вдруг представилась ужасающая картина: с тела волка, пойманного и убитого жителями деревни, снимают шкуру – и под ней оказывается тело Тиариана. Она прижала руку ко рту, пытаясь сдержать волну тошноты, поднимавшуюся в горле. Она пыталась убедить себя в том, что он не сможет снова превратиться в человека даже после смерти. И он не сможет пробраться в дом. Частокол здесь высокий и крепкий и хорошо заглублен в землю, а ворота и двери дома на ночь закрывают на засовы.

– В чем дело, госпожа? – спросил Гральон.

– Я боюсь волков, – прошептала Элин.

– Не бойтесь, – сказал он, забыв собственное беспокойство из-за знамений. – Мы его поймаем. Я велю крестьянам вдобавок вырыть волчью яму и положить в нее приманку. Они все ненавидят волков, так что это им понравится. На самом деле даже хорошо, что этот зверь здесь появился, леди Элин. Радуясь поимке волка, они забудут свои тревоги.

– Я... я рада, – прошептала Элин. – Скажите им, что я выплачу вознаграждение тому, кто его убьет. Я... я плохо себя чувствую и пойду прилягу.

Она вдруг почувствовала, что не останется в Таленсаке. Она уедет домой, в Компер, что бы ни думал ее отец. А на Рождество она поедет в Фужер и выйдет за Алена замуж там. Она ненавидит Таленсак. Она вообще не может здесь оставаться – без Алена.

И словно валун среди бурных вод ее мыслей возник голос Жюдикеля: «Все, что вы получите своим обманом, превратится в горечь, а страх перед тем, что вы совершили, отравит все, к чему вы будете прикасаться».

Но она сказала себе, что все снова будет хорошо, как только она выйдет замуж за Алена.

Глава 10

Волк осторожно вышел из леса и остановился, тревожно принюхиваясь. Он был еще в паре миль от Таленсака, но ему не нравилось находиться на открытом возделанном поле – даже сейчас, ночью. Ветер приносил запах дровяного дыма и человеческой грязи. Инстинкт говорил ему, что это сигнал опасности. Его инстинкты были сильны и всегда определяли почти все его поступки. Сейчас его личность пыталась их преодолеть, но логическое мышление было затруднено. Образы и воспоминания давались легче, но совместить мир воспоминаний с реальным, окружающим его миром было нелегко. Звуки и запахи стали другими, разнообразие цветов исчезло, глаза различали только оттенки серого.

Волк тихо заскулил и оглянулся назад, на лесное укрытие. А потом он опустил голову и быстро метнулся через поле к шедшей по его краю канаве. В канаве было лучше: она пахла влажной гниющей растительностью и еще чуть-чуть – кроликом. Волчьи инстинкты заставили его сделать паузу и проследить запах кролика до его норы. Но голод был не таким сильным, как гложущее чувство потери, которое испытывала личность. Волк быстро побежал по канаве, перешел через ручей и нашел другую канаву, чтобы двигаться дальше.

Примерно в миле от деревни он вышел к мельнице. Он обошел ее так, чтобы ветер дул от нее, а потом медленно пополз к ней. Его била дрожь от яростного конфликта между решением приблизиться и инстинктивным желанием убежать. Сначала по нему ударил удушающий запах муки, потом – запахи свиней, коров и дыма, людей и собак. Потом раздались голоса. Они пугали его, но он подполз еще ближе и лег на брюхо, дрожа и прислушиваясь. Усилия, необходимые для того, чтобы выудить из глубин сознания слова и сопоставить их с искаженным шумом, долетавшим с мельницы, были мучительными и отнимали много энергии. А потом ветер чуть изменился, собака в доме почуяла его и начала громко лаять.