Елена Раскина - Под знаком Софии Страница 6

Гриша удивленно посмотрел на отца. Тот с самым серьезным видом кивнул головой, чем дал понять своему отпрыску, что приезжий мальчишка говорит сущую правду.

– Ну тогда и я буду запорожцем! – решил Григорий.

Через несколько минут кошевой атаман Антон Головатый, он же – полковой писарь, записал в реестр нового запорожца – Грицько Нечесу. Причиной подобного прозвища стали озорные вихры на голове будущего фельдмаршала Григория Александровича Потемкина…

– Грицу моему либо быть в чести, либо – не сносить головы! – прокомментировал это событие Потемкин-старший.

Андрей Коваль с сыном задержались в Чижово. Конечно, в первый же день их пребывания в усадьбе Александр Васильевич составил письмо, в котором подтверждал воинские заслуги Андрея. Тут-то гостям и следовало отправиться восвояси, но письмо оказалось только поводом для встречи. Старые друзья каждый вечер глушили «горзалку»[1], опустошая запасы хлебосольной жены хозяина – Дарьи Васильевны, и вспоминали о славном, канувшем в прошлое, времени. На второй день такого пьянства и буйства Дарье Васильевне показалось, что гости никогда не покинут усадьбу. Кто же еще сможет поговорить с ее неугомонным мужем о Полтавской баталии или о том, как он преследовал гетмана Мазепу и короля Карла XII?!

Пил козак Андрей с присказками и прибаутками, чем несказанно веселил хозяев усадьбы. «Горзалку» он называл по-казацки «горилкой» или «оковытой» и обращался к ней словно к живому существу.

«Хто ты?» – «Оковита!» – «А з чого ти?» – «Iз жита» «Звiдкиля ти?» – «Iз неба!» – «А куди ти?» – «Куди треба!» – «А квиток у тебе є?» – «Ні, нема!» – «Так отут тобі й тюрма»… После чего опрокидывал чарку.

Однажды утром хозяйка услышала громоподобный бас гостя из светелки: «Вонзым копия в души своя!». Вошла в светелку и увидела, что старые друзья, только продрав глаза, уже чокаются. Тогда Дарья Васильевне пришлось усовестить мужа словами из «Поучения апостолов»: «Горе воcстающим заутра и питье гонящим».

– Так, чоловік же не скотина, більш ведра не вип`є! – вмешался Коваль, и собутыльники расхохотались.

По вечерам обильные возлияния сопровождались нескончаемыми воспоминаниями об удалой молодости.

– Помнишь, Андрей, – в сотый раз напоминал разомлевший от горзалки Александр Васильевич своему старому другу, – дали мне приказ догнать изменника Мазепу и шведского короля Карла. Тогда я был молодой и красивый – не то что сейчас, и командовал отрядом драгун.

– А меня с хлопцами прислали тебе на подмогу, чтобы вы, москали, не заблудились в наших краях, – продолжал Коваль, расставляя на столе пустые бутылки. – И скажу я тебе – славное было время! Не понравилось братьям-запорожцам, что Мазепа привел на Украину шведов. Выбрали в Глухове нового гетмана – старобудского полковника Ивана Скоропадского.

– Что же дальше было, отец? Вы догнали Мазепу? – дрожа от нетерпения, спрашивал Гриц, которого Дарья Васильевна никак не могла увести спать. Антона хозяйка усадьбы и не пыталась уложить – было ясно, что мальчик останется с отцом, пока тот в сотый раз не расскажет историю о погоне за Мазепой.

– Скакали мы долго по Дикому полю, через Долину Мертвых до самых татарских пределов, – рассказывал Александр Васильевич, – до того места, где Великий Ингул в реку Бог впадает, и сделали привал. На другой стороне был вражеский лагерь. Когда стемнело, переправились мы на другой берег…

– Спешились мы, сынку, – продолжил Коваль, – и подошли к ним совсем тихо, так что все балачки их слыхали. Курган там рядом был какой-то, руины каменные… Тут бы и накрыть их, всех разом, но мало нас для поимки оказалось, вот и велел твой батько утра дождаться и за беглецами проследить.

– Узнать я хотел, – вмешался Потемкин-старший, – зачем они у кургана этого остановились и что дальше делать решат. Послал я гонцов к начальнику своему, князю Волконскому, за подмогой, и тут, видно, Лукавый решил нам помешать.

– Да как же помешать? – охнул Гриц.

– Волки тут завыли, сынку, – объяснил Коваль, – и туман на наши души лег.

– Я еще удивился: откуда здесь волки, – вспоминал Александр Васильевич, – а Коваль мне объяснил, что не волки это, а вовкулаки – оборотни…

– Сказывали мне казаки, – снова вмешался Коваль, – что курган этот – могила скифийского царя Сарда Артаферна. И царь этот в лютости своей равных не имел. Когда умирал, велел рядом с собой сотни слуг и воинов похоронить. Боялся, видно, один на тот свет отправляться. Вот с тех пор и бродят души невинно убиенных в этих краях, покоя не находят, в волков, когда стемнеет, превращаются и страшно воют…

– Господи, твоя воля! Страсти-то какие на сон грядущий рассказывают! Как я теперь спать-то буду! – запричитала Дарья Васильевна.

– Тут-то Мазепа с солдатами в путь собрались. Курган обогнули – и дальше на юг. Прямиком к мысу Четик-Дересси, что супротив Бозавической крепости, султану принадлежащей. А мы за ними… – Александр Васильевич вскочил и рубанул кулаком по столу, как будто снова решил отправиться в погоню.

– Что же, батюшка, вы их не пленили? – удивился Гриц.

– Мало нас было, сынку, – ответил за Потемкина-старшего Андрей Коваль, – батько твой за подмогой послал, но не пришла вовремя подмога. Москали сами в Диком поле заблукали. Решили мы за мазепинцами дальше следовать. Лиман самовольно переплыть они бы все равно не смогли – для этого разрешение султанского наместника требовалось. Стали они днем на мысу у старой казацкой переправы, а мы – рядом… Отправили мазепинцы гонца в Бозавическую крепость – чтобы впустил их султанский наместник, а сами остались ждать.

– Было это на мысу Четик-Дересси, по-нашему – на Валашской косе, откуда путь через лиман шел прямехонько в Валахию… – добавил Александр Васильевич. – Враги наши лагерем стали, и по всему видно было – к бою приготовились. Верно, нас ждали! Но мы пока себя не показывали – ждали подкреплений от князя Волконского. Турецкие суда в бухте этой на рейде стояли, и турки товар всякий в лагерь к Мазепе возили.

– А что же шведский король? – вмешался Антон. – Ты говорил, батьку, он – славный воин…

– Славный-то славный, но москали сильнее оказались, – объяснил Андрей. – Отправил шведский король своего секретаря к коменданту Бозавической крепости…

– А Мазепа – польского генерала Понятовского к нему присовокупил, – добавил Александр Васильевич. – Но комендант этот не дурак оказался и решил принять у себя только шведского короля и его ближайших советников. Тут и понял Мазепа, что нет ему пути в Бозавическую крепость. Но король и гетман сами о себе позаботились – велели своим людям захватить турецкие корабли, что на рейде стояли. Перестрелка началась, а тут и наши подоспели – четыре конных полка под командованием генерала Волконского и бригадира Кропотова.

– Так, значит, не удалось бежать Карлу с Мазепой?! – обрадовался Гриц.

– Нет, сынок, удалось… – вздохнул Потемкин-старший. – Один корабль они все-таки захватили, взошел на него шведский король со своей свитой… И изменника Мазепу с собой прихватили. Но не все погрузиться успели – удалось солдатам Волконского перышки беглецам пощипать. Пустились они врассыпную, а мы за ними… Доскакали мы до Широкой балки и увидели: два десятка лошадей у горы пасется, а всадников – нет как нет.

– И куда ж они делись? – охнула Дарья Васильевна. – Сквозь землю провалились, что ли?

– В том-то и дело, хозяйка, что сквозь землю, – рассмеялся Андрей Коваль. – Мне потом местные жители сказывали, что пещер в этих местах много. С древних времен остались… Вот мазепинцы в эти пещеры и ушли…

– Что за пещеры такие? – спросил любопытный Гриц.

– Какие нерукотворного свойства, а какие людьми сделаны. С древних времен остались. Одни турецкие, а другие – постарее будут, – объяснил Андрей Коваль.

– Оставил я пятерых драгун беглецов караулить, – как ни в чем не бывало продолжал Потемкин-старший, – а с остальными за мазепинцами в пещеру отправился. Сделали мы себе из лоскутов одежды и сабель факелы – горзалкой облили и подожгли.

– А разве горзалка горит? – удивилась Дарья Васильевна.

– Еще как горит, – снисходительно объяснил ей муж. – Наверное, потому казаки ее горилкой называют. А делается она из чистого погона хлебного вина, родниковой водой не разбавленного.

Из чего делается горзалка, Дарья Васильевна лучше мужа знала, и рассказов о ней слушать не стала. Так что Александру Васильевичу пришлось продолжить повествование о пещерах.

– Так вот, – снова начал он, – полчаса под землей шли, пока пол под ногами не стал ровным, словно камнем тесаным вымощенным, а проход – узким. Гуськом друг за другом идти пришлось, а беглецов все нет. Долго бродили по лабиринтам. Заблудились. Потом вдруг вошли – словно в огромную залу. Факелами посветили – и обомлели. Посреди залы этой – сокровищ словно в казне императорской! Оружие старинное, монеты золотые, украшения серебряные, шлемы, доспехи… И на стенах – надписи на непонятном языке. Правда, отец Иннокентий, священник чижовский, объяснил мне потом, что надписи эти на старом греческом были…