Элизабет Вернер - Архистратиг Михаил Страница 6

– Тебя зовут Михаилом?

– Да, – ответил юноша, не отрывая взора от высокой, повелительной фигуры графа.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Чему ты учился и что делал до сих пор?

Этот вопрос поставил Михаила в большое затруднение. Он молчал, и за него ответил лесник:

– Да, в сущности говоря, он ничего не делал до сих пор, только по лесу бегал, ваше сиятельство. Да и едва ли он многому научился тоже. У меня нет времени заботиться об этом. Сначала он бегал в деревенскую школу, потом его высокопреподобие занялся с ним. Только, наверное, из этого мало вышло добра, потому что, как ни бейся, Михель ничегошеньки не понимает!

– Но ведь он должен избрать себе какой-нибудь род деятельности! К чему он способен и чем он хочет стать?

– Ничем! Да и не годится ни на что! – лаконически ответил лесник.

– Однако тебе дают блестящий аттестат! – презрительно сказал граф юноше. – Целыми днями бегать по лесу – твоя работа, это во всяком случае не требует особенных трудов, ну, и учиться при этом много не нужно. Просто стыдно, что приходится говорить это такому здоровенному парню, как ты!

Михаил с удивлением взглянул на графа при этих словах, и мало-помалу лицо его стал заливать густой румянец.

А лесник поспешил подхватить:

– Да, я вот тоже думаю, что на Михеля надо рукой махнуть. Вы только посмотрите на него, как следует, ваше сиятельство! Из него по гроб жизни охотника не выйдет!

Видно было, что графу стоило больших трудов преодолеть свое отвращение, когда он коротко и повелительно сказал:

– Подойди ближе!

Михаил не двинулся с места, а стоял, словно не слыша приказания.

– Разве тебя не научили повиновению? – грозно сказал Штейнрюк. – Подойди ближе, говорю я тебе!

Михаил по-прежнему оставался неподвижным.

Тогда лесник счел необходимым придти на помощь. Он грубо схватил юношу за плечи, но натолкнулся на решительный отпор питомца, который резким движением освободился от него. В этом сказывалось одно лишь упрямство, но поведение Михаила можно было счесть трусостью, как это и принял граф.

– Вдобавок и трус еще! – пробормотал он. – Нет, довольно! – Он позвонил и сказал вошедшему лакею: – Пусть подают экипаж! – Затем снова обратился к леснику: – А с тобой мне надо поговорить еще, иди за мной!

Он открыл дверь в соседнюю комнату и пошел вперед. Следуя за ним, Вольфрам пытался оправдать поведение своего питомца:

– Он испугался вас, ваше сиятельство, парень-то не из храбрых!

– Это и видно! – сказал Штейнрюк с величайшим презрением, ибо трусость принадлежала к числу таких пороков, которых граф не прощал, в его глазах она была несмываемым пятном. – Ну, да оставь это, Вольфрам, я знаю, ты здесь ни при чем. Только тебе, конечно, придется еще подержать парня, так как он в лучшем случае годится для какого-нибудь горного лесничества. Пусть он там отупеет вконец, ни к чему другому в жизни он не годится!

Он ушел с лесником, не обращая больше внимания на Михаила, который неподвижно стоял на прежнем месте. Его лицо еще было покрыто густой краской, но оно уже не было теперь бессмысленным. Мрачно, со стиснутыми зубами, смотрел он вслед человеку, который так безжалостно осудил всю его будущность. Ему не раз приходилось слышать подобные речи из уст лесника, но слова Вольфрама не производили на него никакого впечатления. Совсем иначе звучали они из этих гордых уст, и презрительный взгляд графа болезненно пронзил его душу. В первый раз за свою жизнь он почувствовал, что обращение, к которому он привык с детства, было страданием и позором, пригибавшим его к земле.

Лакей ушел, чтобы отдать переданное ему приказание, и Михаил остался в комнате один. Сквозь широкое окно врывался поток солнечного света, ярко освещавшего письменный стол и всеми цветами радуги искрившегося на бриллиантах орденской звезды.

– Что ты здесь делаешь? – спросил вдруг детский голос.

Михаил обернулся. На пороге спальни, дверь которой оставалась открытой, стоял ребенок – маленькая девочка лет восьми, удивленно смотревшая на чужого.

– Я жду, – коротко ответил Михаил.

Должно быть, девочка – это была Герта, дочь скончавшегося графа Штейнрюка – удовольствовалась этим ответом, потому что она подошла к догоравшему камину и принялась дуть туда, любуясь, как от ее дыхания по головешкам пробегают искры. Наконец эта забава надоела ей, и она вновь обратила свое внимание на чужого юношу.

– Как ты попал сюда? – спросила она, подойдя к нему.

– Из леса, – также кратко, как и прежде, ответил Михаил.

– Далеко отсюда?

– Очень далеко.

– Тебе понравилось у нас в замке?

– Нет.

Герта с крайним изумлением посмотрела на него. Она задала вопрос только из снисходительности, а этот чужак вдруг заявил ей, что ему не нравится в графском замке! Девочка задумалась, как ей отнестись к этому. Но тут ее взгляд упал на шляпу, которую держал в руке Михаил: она была украшена веткой больших чудных подснежных роз.

– Что за прелестные цветы! – восторженно воскликнула она. – Дай мне их! – и, жадно протянув маленькую ручку, она отцепила ветку, прежде чем Михаил успел сказать что-либо.

Он, видимо, был поражен, что так бесцеремонно распоряжаются его собственностью, но не сделал ни малейшей попытки помешать ей.

Завладев цветами, девочка отошла к камину и уселась там в кресло. Это было очаровательное создание, нежное и стройное, словно эльф. Рыжевато-золотистые волосы густым каскадом ниспадали на черный креп траурного платья и окружали прелестное личико девочки своеобразным ореолом.

Усевшись, Герта принялась доверчиво болтать с Михаилом и рассказывать ему всякую всячину. И – странное дело! – мало-помалу Михаил подходил все ближе и ближе к девочке, стал все охотнее и охотнее отвечать на ее расспросы. От этого ребенка исходила какая-то неведомая сила, которой Михаил не мог противостоять.

Разговаривая, Герта играла с цветами. Наконец, они надоели ей, и маленькая ручка принялась небрежно ощипывать белые лепестки.

Увидев это, Михаил нахмурился и сказал просительным тоном:

– Не надо ощипывать! Цветы было трудно найти!

– А мне они надоели! – объявила Герта, не прекращая своего разрушительного занятия.

Тогда Михаил без всяких околичностей схватил девочку за руку и силой заставил прекратить ее занятие.

– Оставь меня! – гневно крикнула крошка, изо всех сил стараясь освободиться. – Мне надоели твои цветы, да и ты тоже. Уходи прочь!

Теперь уже не одно детское упрямство звучало в ее словах. Это «и ты тоже» было произнесено с таким презрением, что Михаил сразу выпустил руку девочки, но в тот же момент выхватил из ее рук цветы.

Герта соскочила с кресла, губы ее задрожали, словно перед взрывом рыданий, но глаза метали гневные молнии.

– Мои цветы! Отдай мне мои цветы! – крикнула она, топая ногами.

В этот момент из кабинета вышел Вольфрам. Должно быть, он был отпущен очень милостиво, так как казался весьма довольным.

– Ну, пойдем домой, Михель! – сказал он своему питомцу.

Герте был знаком лесник, который всегда появлялся в замке во время больших охот, и, зная, что он – служащий ее отца, она» сразу поняла, что с его помощью может добиться своего. Поэтому она сейчас же обратилась к нему.

– Я хочу получить мои цветы! – воскликнула она с резкостью избалованного ребенка. – Они – мои, он должен отдать их мне!

– Что за цветы? – спросил Вольфрам. – Эти подснежные розы? Ну, так отдай их ей, Михель! Ведь это – наша маленькая графиня, дочь наших господ!

Девочка с торжествующим видом тряхнула огненными кудрями и опять протянула руку за цветами. Но на этот раз Михаил был настороже и так высоко поднял руку с цветами, что Герта не могла достать их.

– Ну, скоро это будет? – нетерпеливо крикнул лесник. – Опять ты не понимаешь, что тебе толкуют? Ты должен отдать цветы маленькой графинюшке, сейчас же!

– Сейчас же! – повторила Герта, и теперь ее мягкий детский голос звучал резко и повелительно.

Михаил несколько секунд молча смотрел на маленького тирана, а затем неожиданно швырнул цветы в камин.

– Вон! Доставай их оттуда! – и он, повернувшись к ней спиной, вышел из комнаты.

– Ну, уж не поздоровится нынче парню! Дай-ка мне только домой прийти, уж проучу я тебя! – еле сдерживая бешенство, пробормотал Вольфрам, следуя за Михаилом.

Герта осталась одна в комнате. Она неподвижно стояла на месте и большими глазами смотрела вслед уходящим, но тут же спохватилась и быстро подбежала к камину. Пламя уже охватило нежные лепестки цветов, они на мгновение засверкали, словно какие-то сказочные растения, затем свернулись и рассыпались золой.

Сложив руки, девочка смотрела в огонь, мало-помалу ее глаза наполнялись слезами, и когда последний цветок обратился в золу, она вдруг разразилась тихими рыданиями.

Когда граф Штейнрюк вскоре после этого вошел в комнату, он никого не застал там. Взглянув на часы, он убедился, что пора ехать, и подошел к письменному столу, чтобы прицепить звезду. Футляр лежал на прежнем месте, но звезды там не было: должно быть, камердинер заметил, что ленты не хватает, и взял орден, чтобы исправить недостаток. Штейнрюк дернул за звонок.