Джойс Майерс - Искушение Страница 6

Ингри посмотрела на него синими глазами, смутилась и уткнулась розовым улыбающимся личиком Дженни в плечо. Девушка вздрогнула, и волна негодования захлестнула ее. Еще одна колкость. Несомненно, говоря о добродетели, Габриель намекал на ее легкомыслие. Его слова бессердечны.

– Трудно сохранить добродетель. Она сама по себе награда, мистер Ангел, – безразлично сказала она, стараясь не выдать свои чувства. Ее взгляд и мысли бродили по его красивому лицу и гибкому стройному телу. С тревогой Дженни поняла, что снова ощущает вкус его губ, чувствует его руки, ласкающие ее и… Она сердилась на себя и понимала, что никогда ни один мужчина не волновал ее так сильно. «Габриель нежный, смелый любовник, но и очень опасный. Боже, пожалей несчастную женщину, ту Фиамму, о которой он говорил. Бедная влюбилась в темноглазого, медоточивого бродягу, – подумала девушка. – Привлекательный, соблазнительный мотылек с ласковыми сильными руками, с чувственным, вкрадчивым голосом, немного поэт. Подобное сочетание – грозное оружие в руках мужчины, – предостерегала себя Дженни. О господи, пощади несчастную женщину, которой нужен друг, кормилец, надежный трудолюбивый мужчина, хлебопашец, отец ее детей, женщину, полюбившую Габриеля Ангела».

Должно быть, Габриель прочел ее мысли, отразившиеся в глубоких синих глазах. Легкая улыбка тронула его губы. Он взял Дженни за руку, но она резко вырвала ее.

– Cara,[6] – мягко произнес Габриель, как бы пробуя на вкус это слово. – Не надо расстраиваться, cara. Есть мужчины, как я, например… и даже женщины, возможно, такие как ты… созданные для любви, а не для семейной жизни. Конечно, я одинок, но я не знаю, почему? – Он лгал. Он уже тосковал по Дженни, стоило только подумать о близкой разлуке. Агнелли широко улыбнулся и осторожно коснулся ее щеки. Над волнами с криком носились чайки. Все пассажиры, даже Джоко, притихли, когда пароход проплывал мимо статуи Свободы, четко обозначившейся на фоне ясного голубого неба. Насколько хватало глаз, остров Манхэттен был застроен домами. Теряясь вдали, они узкими каньонами уходили за горизонт. Дженни и Ингри наблюдали за маневрами маленького решительного буксира, тащившего «Принца Вильгельма» в порт. Портовые рабочие с криком и топотом готовились ловить швартовые. Пароход подходил к причалу.

– Я забыла в каюте вещи! – воскликнула вдруг Дженни. Вокруг одновременно на десятках языков взволнованно и возбужденно загалдели пассажиры, добравшиеся, наконец-то, до земли обетованной, полные розовых надежд на будущее. – Я оставила внизу ступку и пестик моей матери. Это единственная память о родном доме, ступка очень тяжелая… латунная. Я боялась, что она упадет во время качки и ушибет кого-нибудь, и поставила ее под койку… в уголок. И вспомнила только сейчас…

Толпы людей устремились вперед. Каждый хотел ступить на землю новой родины. Расстроенная Дженни пыталась отыскать среди взбудораженной массы народа друзей и знакомых.

– Корин, подожди! – крикнула она. – Подержи Ингри, а я сбегаю в каюту за маминым подарком. – Но толпа протащила женщину мимо. Корин видела Дженни, но не расслышала ее слов среди гула и гама всполошившихся иммигрантов. Смеясь, она помахала девушке рукой.

– Поторопись, если тебе нужно сходить в каюту, – Габриель забросил на плечо палку, на конце которой болтался узел с вещами.

– И не потеряй бирку с именем Дженсин Лангансдатер. Без нее тебя никогда не впустят в Америку. Эй, красавица Дженни Ланган, чао. Я тебя никогда не забуду, – сказал Габриель тихо, глаза его искрились смехом. Он притронулся пальцем к своим, потом к ее губам и пошел сквозь волнующуюся вокруг него толпу. Дженни замерла на мгновенье. Она чуть не окликнула его. Потом покачала головой.

– Прощай, Ангел Габриель.

Никто, кроме Джоко, не услышал ее.

– Давай подержу малышку, Дженни, – предложил он.

Она доверчиво протянула Ингри едва знакомому человеку. Девушка прикрепила бирку с именем к верхней пуговице вязаного капюшона ребенка.

– Стойте здесь, пожалуйста. Никуда не уходите, – попросила она. Джоко кивнул, и Дженни бросилась в каюту, пробиваясь сквозь сплошной поток толкающих ее плечами, бедрами, чемоданами, детскими кроватками, головками сыра, свертками и узлами попутчиков.

На пороге Дженни помедлила, собираясь с духом перед тем, как отважиться снова войти в затхлое, душное помещение без окон и вентиляции, которое десять дней служило домом трем сотням женщин и детей.

– Мы добрались! Добрались! – сказала она громко, удивляясь и радуясь. Она вспомнила о тех, кто ехал в Америку до нее, как живой груз, запертый не на десять дней, а на пять-шесть недель в душной глубине трюмов, в гораздо худших условиях, чем сейчас. Старый моряк-датчанин из Копенгагена рассказывал ей, как это было. Мужчины, женщины, дети разных национальностей и обычаев теснились в трюме все вместе. Когда у них кончалась провизия, они вынуждены были покупать ее у капитанов, бесчестных людей, обиравших бедных иммигрантов и богатевших за их счет. У пассажиров с нижней палубы всегда немного денег. Для некоторых единственной пищей служила речная вода, которой они запаслись перед отплытием. Ею заполняли пустые бочки, какие были под рукой: из-под уксуса, скипидара, или даже нефти. Несвежая вода вызывала отравления, лихорадку. Не всем посчастливилось дожить до конца пути. Одних унесли болезни, других смыло за борт волной, захлестывавшей трюм во время шторма.

– Мы выдержали. Прошлое осталось позади, – подумала Дженни.

Ее глаза постепенно привыкли к полутемной каюте, и девушка двинулась к своей койке. Она уже была совсем рядом с заветной ступкой, стоило только руку протянуть, как за спиной раздался приглушенный вскрик. Дженни застыла на месте, разрываемая противоречивыми чувствами, – бежать к Ингри… в Америку… или за маминым подарком, будто ничего не произошло. Схватив ступку и затаив дыхание, она прислушалась. К ее ужасу и отчаянию в каюте снова послышался неясный звук.

– Кто здесь? Есть здесь кто-нибудь? – выкрикнула она и бросилась бежать по узкому проходу, прижимая к груди драгоценный сверток. Пустые койки мелькали перед глазами, как кадры фильма, который она видела однажды. Из-за Ингри душа у нее была не на месте. И как это ее угораздило оставить ребенка с малознакомым чужим человеком! Дженни была уже почти у выхода, когда ужас приковал ее к месту.

На нижней койке, вцепившись в железную раму побелевшими пальцами, полусидела женщина.

«Совсем юная, почти девочка», – подумала Дженни. Из-под цветастого платка выбились прядки влажных от пота русых волос. На коленях, на вышитой домотканой юбке, лежал маленький, хилый, только что родившийся ребенок. Непроизвольно Дженни уронила сверток, со звоном покатившийся по полу, взяла малыша, перевернула вниз головкой и похлопала по ягодичкам. Лишь тогда послышался слабый писк. Женщина устало улыбнулась и заплакала. Потом взяла ребенка и прижала к груди.