Елена Арсеньева - Красавица и Чудовище (Иоанна Грудзинская – великий князь Константин) Страница 6

«Не утопиться ли?» – уныло подумала Жозефина. И вдруг (ну конечно!) чуть не столкнулась с какой-то барыней, разряженной в пух и прах по самой последней парижской моде. Жужу попятилась, однако дама вдруг бросилась ее обнимать, выкрикивая что-то восторженное на самом настоящем французском языке, который все же отличался от того французского, на котором говорили знакомые Жужу русские…

Жозефина пригляделась – и чуть не упала, узнав мадам Терри! Оказывается, теперь мадам жила в Петербурге и держала здесь процветающий магазин. В Париже она почти разорилась, а здесь нажила состояние! Услышав историю Жозефины, она немедленно залилась слезами и предложила Жужу работать у себя.

Та, конечно, согласилась! Мадам обзавелась замечательной приказчицей. Жозефина обладала подлинным парижским шиком и умением кружить головы всем покупателям, которые наведывались в магазин мадам Терри. Однажды среди посетителей оказался сам «флигель-адъютант» Фридрихс. Он покаялся в грехе, в который его якобы ввергла пылкая любовь к очаровательной девушке, и умолил Жозефину вернуться к нему. Ну, она пожалела его, конечно, однако этой жалости хватило ровно на неделю. Вскоре Жозефина сбежала из каморки, куда поселил ее супруг, и вернулась к своей подруге и покровительнице мадам Терри.

Увы, и это было ненадолго, ибо хорошенькую приказчицу заприметил не кто иной, как великий князь Константин.

Чертовка Жозефина, она была так очаровательна! Страстная, сильная, неутомимая, она воплощала в себе все те качества, которые пытался найти в женщине Константин. Прежде его поиски были бесплодны, но вот возникла Жозефина… А потом, в 1808 году, в его жизни появился еще и Поль – Павел Константинович, сын великого князя и мадам Фридрихс, которого крестил не кто иной, как император Александр. Поэтому ребенок получил фамилию Александров.

Конечно, Константин мог только мечтать узаконить свою связь с Жозефиной. Даже он понимал, что это невозможно: жениться на какой-то французской мамзельке… Однако он почти не расставался со своей любовницей и их сыном.

Семья следовала за ним во всех заграничных походах русской армии, а когда император Александр назначил брата главнокомандующим польской армии, все переехали в Варшаву.

И здесь произошло событие, которое стало роковым для Жозефины Фридрихс. Ее любовник, которого она считала вполне ручным, встретил Иоанну Грудзинскую и влюбился в нее так, что мгновенно забыл обо всем на свете.

Теперь Константин все время проводил только в доме графа Бронница – отчима княжны Иоанны Грудзинской, которого он сделал гофмаршалом своего двора. Причем приезжал Константин при всех регалиях и в парадном мундире, чтобы произвести впечатление на Иоанну.

Она же пока что больше боялась поклонника, чем восхищалась им.

Жозефина тем временем стала тяготиться неопределенностью своего положения. Свободная жизнь при армии, когда их с Константином запросто посещал сам император, канула в прошлое. Она никуда не могла сопровождать Константина, ей осточертело сидеть дома… В порыве обиды на любовника она как-то раз приняла предложение полковника Воласа составить его счастие. Константин, который со дня на день ждал официального извещения о разводе (Анна Федоровна наконец-то склонилась на личную просьбу Александра и подписала необходимые бумаги) и разрешения на брак с Иоанной, с легким сердцем отпустил свою бывшую подругу, поставив одно условие: сын должен остаться с ним.

Жозефина согласилась и вышла замуж, а через две недели после свадьбы узнала, что ее бывший любовник тоже женился.

Чудовище! Все-таки он был и остался истинным чудовищем, думала Жозефина в бессильной ярости.

Теперь она грызла себя, ела себя поедом, уверенная, что ей всего лишь надо было набраться терпения, и тогда Константин женился бы на ней, только на ней! Эта мысль стала для нее навязчивой идеей и впоследствии свела ее в могилу.

Варшава, 1820 год

– Люди? – настороженно спросил Константин адъютанта, и рука его невольно потянулась к шпаге. – Какие люди?

И в эту минуту он увидел их. Они шли через парк к королевскому замку, они запрудили все дорожки, они… они махали цветами, ветками сирени и выкрикивали приветствия!

– Боже мой, – сказала растроганная Иоанна, – да ведь они пришли нас поздравить!

Константин сначала не мог в это поверить, но вскоре пришлось. Оказывается, молва о том, что главнокомандующий венчается в королевском замке с княжной Грудзинской, с необычайной быстротой распространилась по Варшаве, и все улицы, ведущие из замка в Бельведер, наполнились толпами людей. Все кричали, махали руками, бросали в экипаж цветы, а уж когда новобрачные выехали на Краковское предместье, крики «ура» достигли, чудилось, самых небес!

Варшава – Санкт-Петербург, 1810—1831 годы

Конечно, поляки радостно встретили известие об этом браке прежде всего потому, что надеялись на влияние Иоанны, которое она будет оказывать на непоколебимого и сурового главнокомандующего, бывшего фактическим правителем страны. От бывшей княжны Грудзинской ждали протекций в пользу Польши и ее вольностей… Однако молодожены были слишком поглощены своим счастьем, к тому же Иоанна не желала вмешиваться в дела своего мужа. Она охотно опекала его сына и делала все, чтобы Константин был счастлив в семье. Больше всего на свете она была озабочена тем, чтобы ее не приняли за интриганку, которая всеми силами пытается пробраться к трону. Именно поэтому она всячески одобряла намерение мужа отказаться от права наследования и восприняла как нечто вполне естественное манифест Александра I, написанный 8 июня 1820 года и касающийся их брака.

В манифесте было сказано, что титул великого князя Константина Павловича ни в каком случае не может быть передан ни его супруге, ни детям, которые будут прижиты от этого брака. Затем объявлялось, что великому князю пожаловано имение Лович, и теперь Иоанна Грудзинская будет носить титул княгини Лович.

Скромность и красота Иоанны снискали ей расположение царской семьи. Александр был очарован ею и, когда приезжал в Варшаву, проводил целые вечера в оживленной беседе с невесткой. Иоанна была весьма образованна, своими познаниями в философии могла удивить любого. Мария Федоровна не узнавала своего среднего сына, который прежде доставлял ей столько неприятностей и которого не шутя называли чудовищем. Теперь он был полностью укрощен. Все перемены в его натуре она приписывала Иоанне, а оттого не переставала уверять ее в своей любви. В духовном завещании она отказала ей драгоценную бриллиантовую диадему и назвала своей дорогой невесткой.