Ромэн Сарду - Далекие берега. Навстречу судьбе Страница 6

— Утешьтесь. У нас есть оружие против этого Джона Ламара. Великий Дух любит мою дочь Китги, как прежде он любил ее мать и бабушку. Я видел, как горели глаза молодого бледнолицего. Китги сумеет передать ему свои прекрасные чувства, и этим она защитит йео лучше, чем наши воины. Нежность тоже может передвигать горы.

Члены Совета сделали вид, будто удовлетворены его объяснениями, но Сквамбо не питал на этот счет заблуждений. Он знал, что йео, воодушевляемые Таори, хотят подражать своим горным соседям и стать деревней воинов. Он закончил собрание мудрецов, чтобы нанести визит своей второй жене, матери Томогучи. Несчастная женщина собрала в горшок еще не остывший прах их юного сына. Сквамбо осыпал ее словами любви и утешения, потом взял горшок и вышел из вигвама.

Сквамбо покинул пределы деревни и спустился к реке Он сел в небольшую пирогу и поплыл по Саванваки в сторону острова, где англичане, как они утверждали, нашли тело Томогучи.

Вождь индейцев узнал колчан со стрелами и большой лук, которые его сын прислонил к можжевельнику.

На песчаном берегу острова еще сохранились следы его юного сына.

Томогучи обошел весь остров. Что он искал?

На земле Сквамбо заметил черное пятно.

Это была кровь Томогучи.

И отпечатки подошв белых людей, которые топтались вокруг, что, по его мнению, было непристойно.

Открыв погребальный горшок, Сквамбо развеял прах своего сына по пустынному острову. На веки вечные этот клочок земли, омываемый водами Саванваки, стал островом Томогучи.

Прежде чем сесть в пирогу, старый индеец немного постоял на восточном мысе острова, вглядываясь в горизонт.

В детстве он видел, как в широком устье Саванваки появился первый корабль европейцев. Он и его братья приняли тот корабль за «двигающийся остров». Для них мачта была деревом, паруса — белыми облаками, а пушечные выстрелы — раскатами грома.

Это был французский корабль, который потом потопили два испанских галеона. Сквамбо до сих пор помнил, какое волнение его тогда охватило. Он не терял надежду когда-нибудь увидеть, как с востока появится посланный провидением белый человек с открытым сердцем и дружески протянутой рукой.

На огромном чистом голубом небе солнце перекатилось через зенит. Животные спрятались, чтобы отдохнуть от летнего зноя, аллигаторы погрузились в илистые воды. На поверхности остались лишь их ничего не выражающие глаза, внимательно наблюдавшие за происходящим. Огромное дикое пространство между рекой Саванваки, рекой Алтамаха и горами Аппалачи сбросит с себя оцепенение лишь при наступлении вечера. Старый вождь индейцев чувствовал, что рядом витает дух его мальчика. Усиливалось ощущение его присутствия, которое становилось почти осязаемым, словно Томогучи обрел форму в обжигающем воздухе.

Уезжая с острова, Сквамбо пообещал:

— Я еще вернусь, сын мой.

Бэтманы

1691 год

Всю ночь с востока Ирландии мчались гонцы, стремившиеся как можно быстрее преодолеть пятьдесят лье, отделявшие их от Дублина. Время от времени они останавливались, чтобы утолить жажду, но не спешивались, настолько срочное сообщение они везли:

— Вчера около деревушки Огрим последняя армия ирландцев вступила в бой с англичанами.

— Она победила?

— Нет.

— Потерпела поражение?

— Да что ты мне толкуешь о поражении! Она была разбита в пух и прах, и теперь мы все потеряли…

Гонцы, которым удавалось добраться до Дублина, сразу же устремлялись в таверну «Старый Норруа», последний оплот католиков столицы.

Один из очевидцев разгрома прибыл в удручающем состоянии. Молодой человек был весь в крови и с ног до головы забрызган грязью. Его обмыли и перевязали, после чего он смог говорить. Молодой человек сорвал с себя нагрудник, и все увидели, что он был не солдатом, как они думали, а дьяконом.

Он принялся рассказывать о том кровавом дне, 12 июля.

— А ведь все началось как нельзя лучше, — заметил он. — Новый генерал нашей армии, французский маркиз де Сен-Рют, избрал местом будущего сражения теснину между болотами и торфяниками, над которой возвышается длинный хребет высотой метров в шестьдесят. Вчера английские войска под командованием генерала Гинкела подошли к нам, еще не осознавая, что их ждет. Из-за густого тумана ничего не было видно и в двадцати шагах. Тридцать тысяч солдат-протестантов вслепую приближались к двадцати тысячам солдат-католиков в полнейшей тишине. В первых атаках мы одерживали верх. Кровь отступавших англичан скапливалась в низине и смешивалась со стоячей водой. Наши солдаты пинали поверженных протестантов сапогами и топили их в болотах. Их засасывало в трясину под чудовищный грохот канонады. В тот момент нам казалось, что мы победили. Гинкел уже готов был сдаться, но удача дерзко улыбнулась ему. Внезапно канонада наших пушек стихла. Все оцепенели от ужаса. Поставленные нам новые английские боеприпасы не соответствовали калибру наших артиллерийских орудий! Сен-Рют, видя, что наши артиллеристы растерялись, бросился к ним на помощь, уверенный, что наступила решающая минута. Скача во весь опор, он кричал: «Это наш день!» Буквально через минуту вражеским ядром ему оторвало голову. Соотношение сил изменилось.

В таверне «Старый Норруа» стояла гробовая тишина. Три десятка католиков, находившихся в зале, слушали дьякона, испытывая невероятные душевные муки.

— Бог свидетель, — продолжал дьякон, — что только ночь спасла то, что осталось от пехоты маркиза Сен-Рюта. Англичане бросили поверх уже погребенных тел более сорока тысяч наших солдат на съедение бродячим собакам и воронам. Тем, кто остался в живых, удалось окопаться в местечке Лимерик. Но о победе нечего и заикаться. Они вскоре сложат оружие. Англичане ликуют. Мы потерпели поражение…

Дьякон перекрестился.

— В настоящее время Бог на стороне протестантов.

Во время его рассказа зазвонил колокол собора Святого Патрика. Вскоре раздался звон колоколов и других церквей. Протестанты Дублина праздновали победу над сторонниками Папы. Были слышны выстрелы из мушкетов и бой барабанов.

Разгром при Огриме поставил крест на годах борьбы ирландцев против захвата их земель соседями англичанами, годах вооруженного сопротивления и духовной борьбы — ирландцы отказывались обратиться в протестантскую веру оккупантов.

В «Старом Норруа» среди католиков, которых рассказ дьякона заставил содрогнуться от ужаса, были Гарри и Лили Бэтманы.

Ему было шестнадцать лет, ей — девятнадцать. Молодые люди, накануне тайно обвенчанные по католическому обряду, сидели за столом в углу. Перед ними стояла непочатая бутылка вина. Потрясенные, растерянные, они держались за руки.