Роксана Гедеон - Край вечных туманов Страница 6

Через пять минут мы были уже на другом берегу и, поспешно выпрыгнув из лодки, бежали вверх по склону холма.

– Во всяком случае, – заметила я на прощанье, – вы не можете сказать, что мы нанесли вам серьезный урон.

– Стерва! Ах, стерва! Прикончить тебя мало за такие дела! Рыбак проклинал нас еще долго, и мы слышали его брань до тех пор, пока не удалились от берега на добрую сотню туазов.

– Видите, мадам, как ловко! – кричал Брике, захлебываясь.

– Вот это приключение! А то – милостыня! Добрая женщина, подайте мне и моему брату! Тьфу! Когда есть пистолет, нечего унижаться.

– Пожалуй, ты прав, – проговорила я, с трудом переводя дыхание.

– Ну и переволновалась же я!

– Это оттого, что в первый раз. А потом вы привыкнете. И я вам помогать буду. Вы еще не знаете, что я могу.

– Ты незаменим, Брике, – произнесла я, целуя его в щеку. – И что бы я без тебя делала?

Я была благодарна мальчику, что он сопровождает меня. Без него, без его шуток и здравомыслия трудности дороги были бы невыносимы. Как кстати появился в моей жизни этот сорванец! Неунывающий, веселый насмешник Брике!

Мы кругами ходили вокруг таверны «Французский двор», зная, что ночевать нас не пустят. Для этого нужны деньги. Подошло время, когда трактирщик и посетители отправились спать. Тогда мы легко перелезли через забор и устроились на ночлег в хлеву, среди коров. Их теплое смрадное дыхание преграждало путь ночному холоду. А на рассвете, когда едва занималась заря, я легко надоила в крынку молока – это и был наш завтрак.

– Пойдем, Брике. До Ле-Мана уже недалеко.

Оказавшись во дворе, я из любопытства подошла к двери трактира. Там всегда вывешивались объявления и извещения о том, кто приговорен к смертной казни. Но теперь я увидела что-то новенькое. Декрет Национального Конвента о наборе в армию трехсот тысяч волонтеров. Набирать, вероятно, будут и в деревнях.

Крестьяне, идя мимо таверны, громко разговаривали именно об этом:

– Я не отдам своего сына!

– Слышали? Они объявили войну еще и Испании! Если так пойдет, во Франции останутся одни женщины и старики.

– Проклятье! Прогнали священников и аристократов, перевернули все вверх дном, а теперь еще набирают рекрутов!

– Кукиш им вместо этого!

– Я лучше зарежу чиновника, который будет проводить набор, чем отдам хоть одного из своих сыновей…

Я удивилась. Крестьяне проклинали Революцию. Но это было мне известно, я давно знала, что она им как кость в горле. Но крестьяне бранились открыто, громко, никого не опасаясь. И не было никого, кто бы возразил им.

– Что ты об этом думаешь? – спросила я у Брике.

Он пожал плечами.

– Пожалуй, будет бунт.

«Великий мятеж Вандеи, Бретани и Пуату?» – вспомнилось мне. – Об этом говорил маркиз де Лескюр… Неужели это случится сейчас, так скоро?

Задумавшись, я не заметила, как во двор вышел трактирщик.

– Что ты бродишь здесь, проклятая нищенка? Убирайся! Я ничего не ответила. Ведь он, бедняга, не знал, что мы уже попользовались его кровом и позавтракали молоком его коровы. Не могла же я возражать человеку, который так нас облагодетельствовал.

Через час мы были у ворот Ле-Мана. Солнце уже встало, и утренний туман рассеивался. Обилие света, затопившего город, обещало солнечный теплый день.

– Сударыня, не скажете ли вы нам, далеко ли до Ренна? Прачка, к которой я обратилась с вопросом, испуганно замахала руками:

– До Ренна? Очень далеко! Ведь идти туда можно только через Анже.

– Анже! – удивленно воскликнула я. – Это же совсем в другую сторону. Я хотела добраться до Ренна через Лаваль.

– Вся дорога от Ле-Мана до Лаваля охвачена грабежами. Разве вы не слышали? «Поджариватели» нападают даже на деревни. Я живу за городом, так даже за себя опасаюсь. Да еще этот набор в солдаты. Знаете, как все кипятятся! Того и гляди вспыхнет мятеж. Они, бретонцы, – народ дикий и горячий. А многие из участников мятежа могут и проститься с жизнью!

Она видела мой испуг и была довольна впечатлением, которое произвели ее слова.

– Так-то, милочка. Не ходите через Лаваль. Ступайте на Анже – туда дорога широкая, испытанная, ее солдаты охраняют. Лучше уж сделать крюк, чем потерять жизнь, не так ли?

Я была согласна с этим. Лучше пройти липший десяток лье, чем снова встретиться с кем-нибудь из банды виконта де Маргаделя или ему подобными. Теперь я знала, что нищета и отсутствие денег не предохраняют от нападения.

– В Анже, Брике. Мы пойдем в Анже.

На этот раз нам повезло. Недалеко от Ла-Флеш по дороге ехал крестьянин, перевозивший в телеге какие-то свои пожитки. Увидев нас – усталых, измученных, – он сам предложил нас подвезти. «Есть еще добрые люди на свете, – подумала я. – И тогда не нужен никакой пистолет.»

В Анже я, разумеется, заходить и не думала. Там заставы, полиция, республиканские патрули. Нынче революционные власти были очень встревожены. И на это были причины. Обстановка накалялась с каждым днем. Куда бы мы ни приходили – в любую деревню, селение, хутор или маленький городок, – жители проклинали Революцию. За насильственные реквизиции хлеба и ничего не стоящие бумажки, оставленные взамен. За надругательство над религией и казнь невинного мученика Людовика XVI. За изгнание священников, не принявших присяги, и бесконечные беспорядки. Но больше всего – за войну и набор рекрутов.

Никто из крестьянских сыновей не хотел идти воевать. Комиссары, на которых Конвент возложил ответственность за набор 300 тысяч волонтеров, стремились действовать с помощью жеребьевки. Но из тех, кто вытащил жребий, никто не являлся на призывные пункты. Когда их хотели забрать силой, крестьяне нападали на комиссаров, избивали их, а иногда и убивали. Ярость тлела в деревнях, и достаточно было искры, чтобы произошел взрыв.

Теперь я и Брике, приходя на деревенскую площадь, открыто говорили, что мы бежим из Парижа от преследований революционных властей. Я рассказывала о сентябрьских убийствах, о сотнях замученных ни в чем не повинных людей… Я даже называла свое настоящее имя, и мне не только верили, но и давали сколько угодно еды, благословляя на дорогу. В одной из деревень принцессу, то есть меня, крестьянин почтительнейше пригласил переночевать, и я впервые после кошмара в «Золотом погребке» вымыла волосы.

– Ну и ну, – бормотал Брике.

– Мы попали совсем в другую Францию, мадам!

– Нет, – с гордостью сказала я. – Просто мы почти в Бретани.

Но втайне и я удивилась. Безвыездно прожив в Париже целый год, я была уверена, что всякое сопротивление подавлено. Что роялисты слабы и большей частью уничтожены. И вот теперь я своими глазами видела пламенный, иногда до фанатичности страстный роялизм. И где же? Среди крестьян.