Джоанна Линдсей - Когда правит страсть Страница 6

— Верно, — кивнул он.

— Но почему?!

— Я всегда знал, что настанет день, когда мне придется сказать правду. Но я думал, что у меня больше времени, несколько лет по крайней мере. Что твой дебют состоится, что в обществе ты найдешь друзей и сможешь повеселиться и весело проводить время, не помышляя о браке. Ты так усердно трудилась все эти годы и заслужила небольшой отдых. При этом я шел на немалый риск.

— Риск? В том, что я немного развлекусь? Но это как-то странно...

— Нет, риск в другом: несмотря на все мои заверения, что тебе пока можно не думать о замужестве, на одном из балов какой-то молодой человек может привлечь твое внимание. И тогда я попал бы в безвыходное положение, потому что замужество слишком важный вопрос, чтобы бездарно растратить здесь такие возможности.

— Здесь? — ахнула Алана. — Но ты любишь Англию! И растил меня англичанкой! Я всю свою жизнь провела здесь, где же еще мне выходить... — Не договорив, она тихо охнула: — Неужели Лубиния! Не может быть!

Он не подумал отнекиваться. Алана, не веря происходящему, напомнила:

— Когда я расспрашивала о нашей родине, ты уверял, что это отсталая страна со средневековыми обычаями и что нам повезло сбежать оттуда. Ты предупредил, чтобы я никому не открывала, где мы родились, что если спросят, должна назвать Австрию, потому что, если скажем, что мы лубинийцы, на нас начнут смотреть сверху вниз. И я послушалась тебя, потому что один из наставников, упомянувший о Лубинии, слово в слово повторил сказанное тобой. Подтвердил, что это отсталая страна, прогресс которой замедлила ее изолированность. Не можешь же ты желать, чтобы я вышла замуж там? — с презрением спросила она.

Поппи качал головой, но она знала: это лишь потому, что он разочарован высказанным ей отвращением к их родине.

— Крайне сомнительно, чтобы тебе пришлось сделать это, но не нам решать... — Он осекся и взмахнул рукой. — Ты меня поражаешь. Ты воспылала такой ненавистью к родной стране всего лишь из-за нескольких брошенных мной фраз?

— Это несправедливо! Ты в свое время не захотел даже, чтобы я называла ее своей родиной. Что же еще мне подумать?

— На это была причина, и не та, которую я тебе открыл. Но мне хотелось, чтобы когда-нибудь у тебя появилось собственное мнение, особенно когда узнаешь кое-какие факты, прочитаешь о красоте и культуре страны, в которой царят не только грубость и невежество. Очевидно, это моя ошибка. Я виноват в том, что не внушил тебе гордость за свою страну. А там есть чем гордиться.

— Наверное... я слишком горячо среагировала, — пристыженно пробормотала она.

Он с легкой укоризной улыбнулся племяннице:

— Да, причем на вопрос, который еще даже не обсуждался. Тебе нет нужды думать о замужестве, которое еще даже на горизонте не маячит. Я всего лишь упомянул о нем, чтобы объяснить, что именно послужило причиной этого разговора. Но недавно случилось нечто такое, что стало главным предметом размышлений.

Она не хотела слушать дальше, инстинктивно понимая, о чем пойдет речь. Он только что сказал ей, что умирает. Поппи никогда не одевался достаточно тепло, когда выходил из дома, а выходил он часто: в приют, в винную лавку, которой владел. И раз в неделю, в любое время года, вел одного из сирот на прогулку. О Боже, что же за болезнь он подхватил и что теперь его убивает? Он не выглядит больным...

— Я люблю тебя, принцесса, никогда не сомневайся в этом. Но мы с тобой не семья. И даже не родственники.

Ее паника немедленно улеглась. Да, новости невеселые, даже шокирующие. Но не настолько плохие, как она только сейчас вообразила. Может, она и была первой сироткой, которой он помог? С тех пор их было так много... неудивительно, что одну он вырастил.

— Мне обязательно это знать? — спросила она.

— Это лишь малая часть того, что я должен тебе сказать.

О Боже, это еще не все?!

— Почему бы нам сначала не поужинать? — поспешно предложила Алана.

Он понимающе усмехнулся:

— Успокойся и не делай поспешных выводов. У тебя чересчур живое воображение. Можно подумать, ты забыла, чему тебя учили.

Алана покраснела. Дядя всегда повторял: сначала факты, а интуиция должна использоваться в качестве последнего прибежища. А он излагает факты. Это она не хочет ничего слышать!

Очевидно, он подумал о том же.

— Прежде чем приехать сюда, я подумывал стать фермером.

Алана от неожиданности потеряла дар речи. Он пытается отвлечь ее, чтобы успокоить? Это помогло... немного. Но потом до нее дошло:

— «Фармер» не твое настоящее имя, верно?

— Абсолютно. Но когда мы приехали в этот людный город, я понял, что лучший способ скрываться — это остаться здесь, на виду у всех. Поэтому я оставил планы на ферму и принял это имя. На слух оно не кажется иностранным. Приличное, солидное имя. И оно подошло нам. Точно так же, как мы вписались в этот город. Правда, я попытался заняться садоводством. И наслаждался безмятежностью и покоем, но через несколько месяцев решил, что это не для меня.

— Слишком скучно по сравнению с тем, что ты привык делать?

Она подумала о войнах, в которых он участвовал на континенте. Алана столько раз читала о войнах, когда изучала историю Европы!

— Ты все верно поняла. Вот и прекрасно. — Он снова устремил взгляд в пол. — Когда-то я признался, что убивал людей. Тогда ты была совсем маленькой и, возможно, не помнишь этого, а мне не хотелось бы повторяться.

— Почему же, помню. Но по какой причине ты мне это рассказал?

— Ты была прелестным ребенком. Милым, любознательным. А я слишком к тебе привязался. Вот и обронил ту фразу, чтобы ты подумала над ней и, может, немного меня испугалась. Но ничего не вышло. Между нами не появилось никакого барьера. Ты была очень доверчива, а я уже слишком к тебе привязался. И полюбил тебя, как дочь, которой у меня никогда не было.

— Я тоже люблю тебя, Поппи. Ты это знаешь.

— Да, но сегодня все изменится.

Тревога вернулась снова с куда большей силой. Господи, что он может ей сказать, чтобы ее любовь умерла? У нее не находилось слов для вопроса, а мысли беспорядочно метались, но в голову не приходило абсолютно ничего такого, что могло бы объяснить сказанное.

А дядя не спешил с объяснениями. И вместо этого задумчиво заметил:

— Я не собирался растить тебя таким образом. Хотел, чтобы мы стали отшельниками, для твоей же безопасности, и чтобы ты училась не зависеть от других. Но потом не мог лишить тебя нормальной жизни. Конечно, это могло оказаться ошибкой, с которой мне пришлось бы жить. Но пока все не уладится, я требую, чтобы ты никому не доверяла.

— Даже тебе?

— Думаю, я исключение Я никогда бы не мог причинить тебе зла, принцесса. Поэтому ты здесь и со мной.