Серж Голон - Анжелика в Новом Свете Страница 6

– Матушка, я умираю от жажды. Оставьте мне хоть капельку этой замечательной воды!

Ах, этот Флоримон! Ну что за чудесный мальчик!.. Анжелика с облегчением протянула ему чашку, но Мопунтук остановил ее полным возмущения возгласом. Чтобы выяснить, в чем дело, пришлось обратиться к помощи Никола Перро, их постоянного переводчика.

– Если я правильно понял, – сказал Флоримон, – Белый Клюв не достоин напиться из того же сосуда, что и его уважаемая мать…

– Да… это так…

– Странно, а у меня создалось впечатление, что великий вождь в душе с презрением относится к женщинам, – сказала Анжелика.

– Напротив! Предложив вам воды, самой лучшей, какую он мог здесь найти, сагамор хотел оказать вам уважение как женщине и матери. У индейцев женщина в большом почете.

– Неужели? – удавилась Анжелика, взглянув на индианку, которая, смиренно опустив глаза, стояла позади вождя.

– Да, сударыня, все это действительно довольно сложно. Надо побывать в Священной долине ирокезов, чтобы понять все до конца… – сказал траппер.

Он вернул чашку индейцу с таким славословием, что, кажется, тот наконец был удовлетворен.

– А теперь, друг мой, почему бы нам не искупаться?

– Ура! – радостно закричал Флоримон.

И они исчезли в зарослях ивняка, плакучие ветви которого спускались до самой воды. Уже через минуту Анжелика увидела, как их темные головы и сильные руки мелькают над сверкающей поверхностью озера.

Анжелике казалось, что она отдала бы сейчас все на свете, если б могла последовать их примеру.

– Я тоже буду плавать, – решила Онорина и начала сбрасывать свои нехитрые одежды.

К озеру подошли и друзья Анжелики. Детям, к их великой радости, разрешили искупаться.

Раздевшись, ребятишки с визгом прыгали около воды.

Огромные голенастые птицы, оскорбленные этим шумом, хлопая тяжелыми крыльями, вылетели из кустов. Утки с оранжевыми и лиловыми хохолками на голове недовольно закрякали и удалились, оставляя за собой след на воде. Анжелика вздохнула от зависти, глядя на прохладную воду. Жертва долга, она не могла оставить свою лошадь.

В это время на узкой полоске песчаного берега появился граф Жоффрей де Пейрак.

Глава 2

Граф де Пейрак передал секстант, которым он только что определял местность. Октаву Малапраду, следовавшему за ним с кожаной чернильницей и свитком пергамента в руках. Малапрад остановился у скалы и стал убирать приборы и карты в небольшой дорожный секретер.

Анжелика смотрела на приближающегося к ней мужа. В ярком солнечном свете его высокая худощавая фигура выглядела более плотной. Видимо, бесстрастность чужой величественной природы, которая так подавляла Анжелику, его совершенно не трогала. В лучшем случае, он воспринимал ее как пышные театральные декорации.

Он шел, тяжело ступая, и песок скрипел под его высокими сапогами. «А ведь он все-таки слегка прихрамывает, – подумала Анжелика. – На „Голдсборо“ из-за качки это совсем не было заметно».

– Отчего вдруг вспыхнули ваши глаза? – спросил, подходя, де Пейрак.

– Я заметила, что вы еще немного хромаете.

– И вам это доставило удовольствие?

– Да!

– Поистине женщины существа непостижимые! Невозможно предугадать, что им понравится… Выходит, все мои старания усовершенствоваться были напрасны. Они вызывают у вас лишь сожаления. Вы даже готовы заподозрить что-то неладное… подумать, что, возможно, произошла какая-то подмена… Ведь у нас на родине рассказывают столько занятных историй подобного рода… Да! Нелегко играть роль воскресшего из мертвых. Кончится тем, что я начну сожалеть о своей хромой ноге!

– Я так вас любила в ту пору!

– И вы не уверены, что будете любить меня сейчас, когда я перестал хромать?

Он хитро улыбнулся. Затем отошел к Мопунтуку. Граф де Пейрак, как обычно, с подчеркнутой церемонностью приветствовал индейского вождя. Он снял свою мягкую шляпу с пером, и под лучами солнца его густые иссиня-черные кудри сверкнули, как будто по ним пробежали отблески металла. В ослепительном свете дня его лицо уроженца Юга, в чьих жилах, должно быть, текла мавританская и испанская кровь, казалось таким же темным, как и у его собеседника. На скулах кожа была светлее, оттого что он иногда еще носил маску. Густые брови резко оттеняли его горящие глаза. С той стороны, где лицо де Пейрака было изуродовано страшными шрамами, в гибкой линии его чувственного и властного рта было что-то вызывающее.

Таким ртом наделяли античные скульпторы лица богов, даже не подозревая, что под их резцом оживают черты, воплощающие всю жажду жизни и наслаждений, свойственную средиземноморским цивилизациям. Когда Анжелика, глядя на суровое, обезображенное шрамами лицо мужа, видела его рот, у нее всегда возникало желание прильнуть к нему губами.

Так было и сейчас, когда он стоял совсем рядом и на языке пантомимы объяснялся с вождем металлаков. Вдруг, отвернувшись от него, он стал пристально всматриваться вдаль, как будто пытался взором проникнуть в то, что ожидало их на противоположном берегу.

Он словно застыл, углубившись в свои мысли, возможно, его встревожил разговор с индейцем. Он что-то обдумывал, и губы его слегка вздрагивали. Анжелика смотрела на него и не могла удержать расходившегося в груди сердца. Она пожирала его глазами. Его лоб был в испарине, и капельки пота, блестевшие на висках, струйкой скатывались по шраму. Анжелике хотелось нежно отереть это изувеченное лицо, но она не осмеливалась. Она не решалась еще на такое. Ей казалось, что Жоффрей слишком долго жил без жены, слишком долго ничем не был связан. Он привык к полнейшей свободе во всем. И она боялась докучать ему своими заботами.

Сейчас, когда они продвигались вперед среди безлюдных просторов, она еще сильнее, чем на корабле, ощущала независимость этого человека, окружавшую его, как световое кольцо окружает солнце. На его долю выпало прожить несколько жизней. Под внешней простотой таилась сложная и глубокая натура. Отныне ей предстояло найти свое место рядом с ним, с этим человеком, достигшим полного расцвета сил, умудренным огромным жизненным опытом, человеком, гармонически развитым, единственным, неповторимым, не ведающим ни страха, ни сомнений, закаленным судьбой, пережившим на своем веку смерть, пытки, кровавые битвы и всепоглощающую страсть. Когда он замирал вот так, даже невозможно было уловить его дыхание. Анжелика ни разу не видела, чтобы дрогнула эта грудь, ни в те времена, когда ее облегал черный бархат, ни теперь , когда ее перетягивал широкий кожаный ремень. И это казалось ей непостижимым. Она не могла вспомнить, была ли у него раньше эта манера, свойственная крупным хищникам, – застывать, готовясь к прыжку. Но в те времена из-за шрама, внушающего ей такой ужас, она не разглядывала его лицо, не присматривалась к нему. Поэтому, когда Жоффрей исчез, она так быстро забыла его черты. О, как она была тогда легкомысленна! Позднее жизнь научила ее читать по лицам, она постигла тайны физиогномики, научилась по чуть заметному движению лица улавливать мелькнувшую мысль. Когда знаешь, что твоя жизнь зависит от воли другого человека, быстро начинаешь разбираться в подобных вещах…