Роберта Джеллис - Гобелены грез Страница 6

Пока эти мысли проносились в голове Одрис, она, не осознавая того, смотала с веретена всю пряжу. Веретена, игравшие радугой, подобранные в строгом порядке по цвету и яркости, были готовы для работы и уложены на полках справа. При необходимости они перезаполнялись пряжей, изношенные веретена заменялись, но место, в котором располагался тот или иной цвет, не менялось никогда. По многолетней привычке Одрис даже не смотрела, откуда брала веретено с нужным оттенком пряжи.

Ее пальцы бегали по ткани, находили место, где требовался определенный цвет, и закрепляли уточную нить. Затем ее левая рука поднимала нити основы, а правая вращала веретено.

По мере того как веретено разматывалось, ее пальцы уже нащупывали следующую часть узора того же цвета и снова поднимали очередные нити основы. Веретено крутилось и крутилось, ее запястье неустанно шевелилось, выпуская нить каждый раз на необходимую длину. Дойдя до правого края основы, Одрис сменила руки, взяв веретено в левую. Не присматриваясь к только что завершенному ряду, она стала поднимать и опускать нужные нити основы правой рукой, а левой двинула веретено в обратную сторону. Она выткала еще два ряда, затем оборвала уточную нить и вставила в свободный конец основы гребень из слоновой кости, чтобы уплотнить ткань.

Все еще занятая своими мыслями, Одрис продолжала пристально взглядывать на закрытый постельный занавес, меняя одно веретено и выбирая другое. Она часто испытывала наслаждение, следя за тем, как прирастает прорисовываемый ею узор, хотя на самом деле не могла его видеть: ведь готовое полотно было обращено к ней тыльной стороной. Но столь же часто менялись и ее замыслы, а ее руки, как бы вторя ее собственной судьбе, выткали картину, которая могла бы удивить саму Одрис.

На следующий день перед большой северной стеной появился рыцарь, несущий знамя Дэвида, шотландского короля. Его сопровождал небольшой отряд. Люди были вооружены однако явно не имели ни возможности, ни намерения атаковать. Джернейв был слишком мощной крепостью. Рыцарь ехал даже не на боевом коне, а на сильной верховой лошади. Как только отряд стал виден, сэр Оливер вышел из башни на наружную стену и окликнул прибывших, чтобы узнать, кто они такие и какое дело их привело.

— Нет ли у вас гостя, который прибыл прошлой ночью на красивом гнедом коне с седлом, отделанным серебром, и с богато расшитым чепраком? А если этого человека видели, то остался ли он у вас или уже ушел?

— Нет, — ответил сэр Оливер, придав голосу тон удивления, хотя, как думал он, Бруно был прав. Этот отряд кого-то разыскивал. Сэра Оливера заинтересовал человек, за кем так неотступно охотились, но он продолжил: — Я точно знаю что такого гостя не принимал, и если его видели, то мне об этом не докладывали Коль вас сюда привело именно это, то добро пожаловать, сами поговорите с моими людьми.

Заметная нерешительность овладела рыцарем, как будто в нем происходила какая-то внутренняя борьба, но, наконец, он вскинул голову.

— Это пустяки, — произнес он сдавленным от гнева голосом, — пропажу сына какой-то кобылы и разговор с сыном какой-нибудь сучки можно отложить. Я Вильям де Саммервилль, вассал короля Дэвида. От его имени и от имени государыни Матильды, законной королевы Англии, я приказываю присоединиться к нам для свержения узурпатора, Стефана из Блуа, который присвоил королевские права и назвал себя королем с помощью лжи.

Сэр Оливер на мгновение стиснул зубы. Когда его спрашивали, кто же все-таки украл власть, он надеялся, что от Джернейва не потребуют заявления о лояльности Матильде или Стефану. Теперь эта надежда исчезла. Сэр Оливер знал, что план короля Генриха, заставившего своих баронов принести клятву возвести его дочь Матильду на престол, рухнул. Когда король был жив, он заставлял баронов повиноваться. Как только Генрих умер, некоторые сочли свою вынужденную клятву не более чем обременительным пустяком — никто из них не был ярым приверженцем Матильды, высокомерной и глупой. Шотландский король Дэвид приходился Матильде дядей, и ей, несомненно, следовало ожидать от него поддержки; но он также был дядей Мод, жены Стефана. На чью бы сторону ни склонился Дэвид, сэр Оливер понимал, что замки Нортумбрии, которые сейчас завоевывались во имя Матильды, останутся во владении Дэвида как подарок за его помощь.

Теперь, думал Оливер, и он сам, и подвластный ему Джернейв попали между молотом и наковальней. Независимо от того, как он поступит, та или другая сторона назовет его изменником, а Джернейв объявит конфискованным. Если шотландцы втянутся в борьбу между Матильдой и Стефаном за английскую корону, то война охватит и земли Джернейва. Все, что мог сделать Оливер, — это попытаться сохранить разумное равновесие, надеясь на то, что ни одна из сторон не станет атаковать его, пока будет полагать, что он может присоединиться к ней. Еще оставалось молиться, чтобы война за право наследства побыстрее закончилась.

Поэтому сэр Оливер понизил свой голос настолько, чтобы его мог услышать только Саммервилль, и вежливо ответил:

— Не мне решать столь важный вопрос, кому править Англией. Когда Стефан Блуасский и Матильда, дочь Генриха, а также их достопочтенные лорды решат, кому носить королевскую корону, я буду рад принять их вердикт.

— Король Дэвид говорил мне, что ты выскажешься именно так, — сказал в ответ Саммервилль. — Он приказал разъяснить тебе, что теперь этого недостаточно. Если ты не с нами, он будет считать тебя врагом.

— Прошу меня извинить, — вежливо ответил Оливер, пытаясь дать понять, что угроза его не испугала. — Я восхищаюсь королем шотландцев, я уважаю его и хотел бы всегда поддерживать с ним добрые отношения. Сэр Вильям, передайте ему от меня со всей учтивостью, что, несмотря на эти жестокие слова, я буду считать его своим другом, пока он не причинит мне вреда.

— Разве ты не слышал, что весь Север выступил за короля Дэвида и императрицу? — прокричал Саммервилль, и в его голосе послышались нотки гнева. — Лишь несколько глупцов в Уорке отклонили мой призыв, но и они скоро сдадутся.

Сэр Оливер поднял и опустил руки, сделав жест, означавший сомнение, ибо движение его плеч Саммервилль вряд ли заметил бы.

— Я считаю, что сэр Вальтер Эспек остается недовольным, так как Уорк принадлежит ему. Но Эспек может сам решить, на чью сторону ему встать. Что до меня, то, насколько вам известно, я берегу Джернейв для своей племянницы, демуазель Одрис. Поэтому я не могу поступить так, как мне вздумается, а должен прежде всего думать, как будет лучше ей.

Последовало короткое замешательство, затем конь под Саммервиллем внезапно отступил назад и пошел боком. Очевидно, рука его хозяина дернула за узду. Сэр Оливер знал причину беспокойства, которая ничего общего не имела с тем, что он не является владельцем Джернейва. Саммервилль мог расценить этот факт как ничего не значащий. Неудовольствие Вальтера Эспека — совсем иное дело. Эспек был одним из выдающихся людей в этих местах, бароны называли его dux et pater [7], хотя он и не носил высокого титула. По-видимому, замок Уорк легко капитулировал, из чего Саммервиль сделал вывод, что Эспек либо склонен перейти на сторону Матильды, либо отдать предпочтение Дэвиду, как покровителю и Матильды, и Стефана. Оливер не мог не заметить, что его замечание вызвало сомнение у Саммервилля. Сэр Вильям знал, что если Эспек поддержит Стефана, то на борьбу за нового короля Англии поднимутся и Йоркшир, и Дарем, и Нортумберленд, а это для Дэвида сильно осложнит, если не сделает вовсе невозможным, удержание Нортумбрии под своей властью.