Сьюзен Виггз - Голос сердца Страница 61

— Откуда ты знаешь?

— Потому что хочешь заработать двадцать баксов.

— За нами движется именинник с толпой гостей, — предупредила всех Лили, оглянувшись через плечо и заметив приближавшуюся к ним группу. — Нам осталось всего две лунки.

Шон сделал знак Камерону.

— Ты выиграл предыдущую лунку, так что тебе начинать.

Камерон шагнул вперед и сделал нерискованный, но замечательный удар, который привел его туда, куда он рассчитывал: мяч оказался в двух ударах от лунки. Шон поставил свой мяч на метку. Отведя клюшку назад для патта, он почувствовал, как у него в желудке заурчало от голода. Помимо воли Шон вспомнил, как приятно было держать Лили в объятиях.

Мяч со звонким шепком упал в воду.

— У тебя штраф в два удара, — Чарли показала ему карточку.

— Ням–ням, — сказала Эшли.

Шон разозлился на себя. Для игры в гольф нужна прежде всего концентрация, и он знал это как никто другой. Стоило ослабить ее хоть на мгновение, и раунд был проигран.

Камерон сделал следующий удар, снова отличный, остановившись в одном патте от лунки. Преимущество Шона сократилось до одного очка, но он все еще был уверен, что выиграет эту лунку и сохранит свои двадцать долларов.

— Ах! — вырвалось у Чарли, и Эшли повторила за ней. Патт снова не удался, он ударил дальше лунки. Шону следовало сделать еще один удар, довольно длинный, чтобы загнать его туда.

Камерон легко забил мяч в лунку. Слишком опытный игрок, Камерон не выказал торжества, однако даже его осанка, когда он отходил от лунки, свидетельствовала о победе.

Шон подумал, что пока племянник еще не победил. Ему предстоял довольно трудный патт, но если все получится, счет сравняется, и они должны будут сыграть еще одну лунку. Занося клюшку, Шон услышал, как Лили шепчет Камерону: «Это всего двадцать долларов».

Камерон шепнул в ответ: «Дело не в двадцати долларах».

Потом все замолчали. Даже малышка притихла, словно проявляя врожденный интерес к игре.

Почему–то Шон снова отвлекся. Он размышлял том, как выглядит Лили без очков, а еще о том, почему она спросила, что происходит у них с Морой.

Патт не получился.

— Ура! — Чарли запрыгала от радости. — Камерон побеждает на один удар!

С серьезным видом Шон вынул кошелек и протянул Камерону двадцатидолларовую купюру. Они вышли из юрского парка и сдали взятые напрокат мячи и клюшки.

— Мне жаль, дядя Шон, — сказала Чарли. — Вообще–то, я болела за тебя.

— Тут не о чем жалеть. Камерон играл отлично, а мне не удалось собраться.

— Почему?

— Потерял концентрацию.

— Почему?

— Я думал о вещах, которые отвлекают меня.

— О каких вещах?

От любопытства ее глаза заблестели.

— Например, о том, что племянницы задают слишком много вопросов, и мне так и хочется пощекотать их! — Шутливо зарычав, Шон набросился на Чарли.

Она радостно завизжала и залилась смехом, когда он добрался до ее подмышек. Вслед за сестрой Эшли разразилась смехом и смеялась до тех пор, пока возня не прекратилась. Камерон посадил ее на плечи, и они все вместе направились к выходу.

Поравнявшись с Лили, Шон улыбнулся ей.

— Недурной получился денек.

— Я даже не знала, что играю так плохо. Мне очень стыдно.

— Брось!

— Почему то, что с виду совсем просто, оказывается таким сложным?

— Это гольф — вот почему, — объяснил он. — В любом случае, это была ненастоящая игра. Нужно научить тебя играть в настоящий гольф. — Шон и сам не знал, почему сказал это. Не знал, почему до сих пор не может забыть, как держал ее в объятиях.

— Я плохой игрок, но все же начинаю понимать, почему столько людей обожает гольф.

Шон никак не ожидал, что услышит это от нее. Он был заинтригован. Как только ему показалось, что он уже хорошо знает Лили, она снова удивила его.

— Камерон! Эй, Камерон! — послышался женский голос. К ним подбежала высокая девушка в безразмерной футболке с символикой «Парка юрского периода».

Шон и Лили обменялись взглядами. Шон взял Чарли за руку, чтобы она не вмешивалась в разговор. Все они смотрели на девушку — длинноногую, веселую, с каштановыми волосами, собранными в хвост, со скобками на зубах и в очках.

Камерона, похоже, не обрадовало ее появление.

— Привет, Бекки, — сказал он, снимая Эшли со своих плеч.

— Вот фотография, которую вы просили. — Бекки протянула ему снимок восемь на десять в целлофановой обертке. Она явно была влюблена в Камерона и не могла этого скрыть. — Я очень удивилась, узнав, что ты здесь. Хотела отдать это сама.

— Спасибо, — Камерон взял у нее фотографию. — Мы заехали, чтобы порадовать мою младшую сестру. Мы уже уходим.

— А! — она покачалась с носков на пятки, улыбаясь малышке. Потом посмотрела на Шона, Лили и Чарли, подходивших к ним. — Это твоя семья?

— Нет, — ответил Камерон. — То есть это Эшли, а это еще одна моя сестра, Чарли, мой дядя Шон и Лили.

— Я Бекки Пилчук. — Ее лицо вспыхнуло от радости.

— Ты здесь работаешь? — спросила Чарли.

— Ага. В ресторане, по выходным.

— Ничего себе! Здорово!

— Правда здорово, — согласилась Бекки.

— Нам пора. — Камерона явно смущала ее восторженность. — Увидимся.

Бекки бросила тревожный взгляд в сторону главного здания парка.

— Вы можете пообедать у нас в баре, — предложила она. — Там довольно неплохо, если, конечно, вы проголодались.

— Умираю с голоду, — трагическим тоном объявила Чарли. — Просто умираю!

— Я тоже, — сказала Эшли.

— Решено, — откликнулся Шон. — Поедим в баре. Я плачу. Я даже не заставлю тебя потратить те двадцать баксов, которые ты выиграл у меня.

— Супер! — воскликнул Камерон.

— Я приготовлю для вас столик, — сказала Бекки. — Увидимся в баре, Кам.

Она побежала к главному зданию. К нему был пристроен навес, накрытый тканью, имитирующей кору пальмы. Когда Бекки удалилась, Чарли начала дразнить брата.

— Ах, Кам! Я так люблю тебя, Кам! — пропищала она, хлопая глазами.

— А ну заткнись, дура! — Он взял Эшли за руку.

— Ах, я обожаю, когда ты так со мной разговариваешь, — ворковала Чарли. — Ты такой… такой… мужественный!

Шон и Лили не смели взглянуть друг на друга. Бекки ждала их у бара. Поверх футболки она надела фартук с птеродактилями на карманах.

— Столик на пятерых? — спросила она.

Шон посмотрел на Лили и на детей, потрясенный тем, что они впятером составляли сейчас единое целое, а не случайную группу людей. Они были семьей.