Анна Дэвис - Шкатулка с драгоценностями Страница 61

Грейс тяжело сглотнула.

— А ты подумал, почему я сбежала? Ты хотя бы потрудился встать и обнаружить, что я ушла?

Он издал звук, который мог быть как смехом, так и криком боли.

— Хочешь знать, что всегда потрясало меня? Однажды можешь испытывать к человеку сильные чувства… я имею в виду, те большие сильные чувства, которые господствуют над всем твоим миром, затмевая все остальное… а затем, на следующий день, просыпаешься, и эта невероятная любовь, которую ты чувствовал день, год, сколько там еще, исчезла. Пфф, как дым. И ты ничего не можешь сделать, чтобы вернуть ее. — Он положил полотенце и принялся мыть руки.

— Я знаю. Ты сказал это для того, чтобы причинить мне боль, — сказала Грейс. — Но мне тебя жаль. Ужасно, наверное, быть таким одиноким и опустошенным, как ты. Играть в твои глупые, бессмысленные игры с головами и сердцами людей.

О'Коннелл по-прежнему потирал руки под струей воды, от которой уже поднимался пар.

— Ты влюблена в Джона Крамера, Грейс?

Она вздохнула.

— Надеюсь, тебя ждет приятная поездка в Нью-Йорк. Не обижай Маргарет. Она будет стараться изо всех сил и заслуживает хорошего отношения.

— Конечно, я буду добр с ней. Почему я не должен быть добр к своей новой секретарше? Тебя слишком далеко заносит в твоей теории относительно меня. — Он по-прежнему мыл руки, от воды поднимался пар, и его кожа начала краснеть. Когда вода стала кипятком, он наконец выключил кран. — Знаешь, было так восхитительно увидеть сегодня твою сестру. Я не ожидал, что она настолько занятна. После всего, что ты рассказывала о ваших отношениях с Джорджем и Стивеном, мне следовало бы догадаться. А теперь бедняга Крамер. Вы двое как пара драгоценных камней в его шкатулке. Мне бы хотелось познакомиться с ней поближе.

— Как тебе не стыдно, О'Коннелл?

Он отряхнул воду с рук. Осмотрел в зеркале свое распухшее лицо.

— В Нэнси есть редкое и прекрасное достоинство. Это можно даже назвать благородством. Она… сногсшибательна!

Дамская комната была слишком маленькой, или он слишком большим. Грейс захотелось поскорее уйти оттуда.

— Снова убегаем, да?

Она заставила себя взглянуть на него в последний раз.

— Ухожу! Есть разница. До свидания, Дьявол. Желаю тебе удачно закончить новый роман!

Глава 8

Грейс проснулась от шума. Стук молотка, сверление, громкий лязг металла отражались в ее голове и доходили до корней зубов. В воздухе стоял запах пыли и кошек. Открыв глаза, она долго не могла сообразить, где находится. Она лежала одна на узкой металлической кровати, в одном нижнем белье. Ничего знакомого. Загроможденный туалетный столик, покрытый шелковыми салфетками, огромный, несколько зловещего вида платяной шкаф, обои на стенах, когда-то, наверное, кремовые, а сейчас ставшие бежевыми.

Ей понадобилось мгновение, чтобы все вспомнить. Тогда она встала и завернулась в совершенно не идущий ей желтый халат, лежавший на постели.

Возле спальни располагалась крошечная кухонька, где Маргарет, полностью одетая, в очках, наполняла старенький чайник и ставила его на одну из двух конфорок. Насыпала заварку в заварочный чайник.

— Доброе утро, Грейс. Болит голова?

— Не то слово! — Грейс опустилась в единственное невзрачное коричневое кресло и сразу глубоко погрузилась в продавленные пружины. — Спасибо, что позволили мне остаться. Это было очень мило с вашей стороны. Вчера вечером, после всей этой выпивки, я не могла смотреть в глаза сестре… Если уж на то пошло, я не уверена, что смогу посмотреть ей в глаза и сегодня!

— Что ж, боюсь, на следующую ночь я не смогу приютить вас. Я не собираюсь снова спать в этом кресле.

— О господи! Простите! — Грейс закрыла лицо руками. — Я не хотела выживать вас из вашей постели.

— И все же вчера вечером вы прямо прошли в единственную спальню и легли на единственную постель, даже не спросив разрешения!

Грейс поморщилась. Но Маргарет говорила весело. Оживленно жужжа, она вынула из небольшого буфета две чашки с блюдцами.

— Все в порядке! — сказала она, наконец. — У меня появился шанс немного выровнять ситуацию.

— Что вы имеете в виду?

— Что ж! — Маргарет пожала плечами. — На одной стороне уравнения ваши отношения с Декстером О'Коннеллом, выбивающие меня из колеи. А на другой стороне — вы воспользовались моим гостеприимством. Значит, мы квиты!

Грейс не была уверена в правильности этого уравнения, но решила не спорить.

— Так вы действительно едете с ним?

— Конечно! Не думаете же вы, что я откажусь от работы своей мечты только потому, что мой будущий работодатель плохо вел себя со своими любовницами? Он известный хам.

Я всегда это знала. — Она улыбнулась. — Я не собираюсь заставлять его влюбляться в меня. Об этом не может быть и речи!

— Ну, если вы так смотрите на это…

Они обе знали невысказанную истину. Грейс наивна: она предпочла проигнорировать то, что всем известно об О'Коннелле. Для того, кто читает газеты, не тайна, что он хам. Вероятно, в этом вся загвоздка; причина, по которой она это проигнорировала, — очевидна. Уж слишком много она знала о газетах, чтобы верить всему, что пишут о человеке.

— Я предназначена для большего, — продолжала Маргарет. — Дело даже не в любви к его книгам. Я посмотрю мир, встречусь с незаурядными людьми. Сейчас мой мир не простирается дальше поездки на автобусе до Баттерси и обратно.

— Так вот где мы сейчас! В Баттерси?

В ответ Маргарет прошла к грязному окну и открыла створки.

— Это не самый худший уголок Лондона. Если не считать шума. Столько шума! А будет еще хуже. Здесь собираются построить огромную электростанцию, достаточно большую, чтобы вырабатывать столько энергии, сколько вырабатывают все остальные станции Лондона. Можете себе представить, сколько будет дыма и копоти? Это позор, правда?

Грейс посмотрела на низкий дом из желтого кирпича с террасой… а в конце дороги строительный участок. Люди в комбинезонах, стальные балки, канаты, блоки и булыжники.

— В Баттерси живут люди со всех уголков империи. Так много потрясающих жизней, опытов и религий. Много коммунистов. Наш член парламента коммунист, хотя он маскируется под члена независимой рабочей партии. Вы, наверное, слышали о нем — Шапурьи Саклатвала? Он из Индии. Так вот. Я говорю, что он «наш» член парламента, но, конечно, мне не довелось проголосовать за него или кого-либо другого, поскольку мне двадцать семь.

Чайник засвистел.

— Вообще-то я тоже коммунистка. — Это было сказано робко, гордо, но без хвастовства.