Анастасия Туманова - Княжна-цыганка Страница 61

– Вы уверены?

– Полагаете, такую разбойничью морду можно забыть?

– Он сам вел допрос?

– Нет, другой, некто Наганов.

– Гениально они себе выбирают псевдонимы, ничего не скажешь… Вы были раскрыты?

– В таком случае мы бы с вами сейчас не разговаривали. Разумеется, нет. Я изображал солдата-дезертира, сбежавшего из белой армии москвича, который пробирается к семье.

– Вы рисковали.

– Да, но так было проще дать им возможность завербовать себя. Их разведка работает топорно… впрочем, и наша тоже, нечего сказать. Двойные агенты за сомнительную плату – частые и печальные случаи. Полковник Батюшин, отправляя меня в Москву, предупреждал, что в случае подозрения или даже полного провала всегда есть возможность поддаться на перевербовку. Разумеется, если б во мне открыли деникинского офицера, ничто бы меня не спасло.

– Не открыли?

– Как видите… – Бардин усмехнулся. – Правильно мне еще в кадетском прочили сцену Императорского театра…

– Итак, этот Прохарин присутствовал на допросе. Почему? Его вызвали специально?

– Нет, он вошел сам. Я помню, что Прохарин сел у стола, лампа осветила его лицо сбоку. Я еще тогда подумал: или бессарабец, или цыган. Наганов назвал его по фамилии, и я убедился, что все-таки цыган.

– Поясните, пожалуйста.

– Видите ли, в Москве я жил в Грузинах, это цыганское местечко… ну, и все москвичи оттуда более-менее разбираются в цыганах. Прохарями, если я правильно помню, у них называют разного рода несерьезную шваль. Возможно, отсюда и фамилия. К тому же у бессарабца такой наверняка не было бы.

– Та-а-ак… Далее.

– А далее ничего. Он меня ни о чем не спрашивал, долгое время слушал допрос, иногда улыбался. Потом вдруг задал довольно дельный вопрос о передвижениях артиллерийских частей на Кубани…

– А вы?

– А я, поскольку изображал пехотинца, только хлопал глазами и отвечал: «Не могу знать, потому не положено». Он, помню, усмехнулся и сказал следователю: «Да киньте вы его, товарищ комиссар, сявка мелкая. Дело у меня к вам». Наганов ему сказал, чтобы подождал, Прохарин вышел… и я еще помню, как он запел в коридоре. Ничуть не стесняясь и очень громко.

– По-цыгански?

– Нет, по-русски. Причем какую-то блатную песню и… м-м… довольно хорошо. Вот, собственно, и все. Больше я его не видел, да меня и выкинули из ЧК на следующий день. Но если подумать…

Закончить Бардин не успел: вошедший штабс-капитан доложил:

– Господин полковник, к вам княжна Дадешкелиани и Надин Белая.

– Надин?.. В этот час? – Полковник невольно бросил взгляд на внушительные напольные часы, несколько минут назад отбившие восемь вечера. – Странно… Впрочем, приглашайте немедленно.

Бардин поспешно притушил папиросу в тяжелой пепельнице на столе и всем телом повернулся к двери. Инзовский наблюдал за ним с усмешкой.

– Признайтесь, Володя, что вы имели у Надин успех.

– Рад бы признаться, Иван Георгиевич, но не в чем. – Бардин шагнул навстречу входящим дамам. – Здравствуйте, Дина! Добрый вечер, мадемуазель… Боже мой, Мери?! Мери, ЭТО ВЫ?! В самом деле вы?! Вы живы, вы смогли выбраться из Москвы? Я… я глазам своим не верю! И все это время вы были здесь, в Крыму?!

– Добрый вечер, Владимир Николаевич, – с улыбкой ответила Мери, протягивая ошеломленному Бардину руку в кружевной перчатке для поцелуя. – Я… да… действительно была здесь.

Перчатку по всем правилам хорошего тона следовало снять, но тогда пришлось бы продемонстрировать исцарапанную, со сломанными ногтями и сбитым большим пальцем руку. Пренебрегая общепринятыми приличиями, княжна чувствовала себя очень неуютно. Кроме того, проклятая шляпа грозила вот-вот свалиться на пол, а шпильки, удерживающие косы, немилосердно кололи затылок. Стараясь не обращать на это внимания, Мери отважно продолжала:

– Добрый вечер, господин полковник, простите нас с сестрой за столь поздний визит. Поверьте, причина для этого весьма серьезна.

– Вы – сестры? – опешил Бардин.

Дина посмотрела прямо ему в лицо.

– Летом семнадцатого года я обвенчалась в Москве с кузеном Мери, поручиком Зурабом Дадешкелиани. За день до его отъезда на фронт. Я вдова поручика.

– В-вот как?.. – неопределенно протянул Бардин. Похоже, он хотел добавить что-то, но Инзовский, выйдя из-за стола, поцеловал руки обеим дамам, сказал несколько вежливых слов Мери, упомянув, что знал по службе ее отца, предложил присесть. Когда гостьи устроились в жестких креслах, полковник вернулся за стол.

– Итак, милые дамы, чем я могу быть вам полезен? Может, чаю?

– Благодарю, господин полковник, не стоит. Мы не хотели бы вас задерживать надолго. – Мери взглянула на Дину, и та, улыбнувшись, сказала:

– Дело в том, Иван Георгиевич, что произошло явное недоразумение.

– Что вы имеете в виду, Надин?

– Понимаете, вчера почему-то казаки забрали нашего Митьку… Это один цыган из табора, который стоит сейчас на лимане. Возможно, я упоминала, что эти цыгане – мои родственники, я с ними бежала из красной Москвы. Так вот, вчера Митька болтался, как обычно, по базару… и его, вообразите, внезапно арестовывают ваши орлы! Прямо на глазах у жены! Она рассказала мне, что его приняли за красного комиссара! – Дина снова улыбнулась, и Мери, которая знала, чего стоила подруге эта улыбка, закрыла глаза. – Возможно, наша Юлька что-то перепутала, она ведь совсем неграмотная, дикая цыганка… Но она примчалась ко мне и подняла страшный крик. Когда я узнала, в чем дело, то сначала просто смеялась! Как это возможно?

– Надин, ваша Юлька ничего не перепутала. – Инзовский посмотрел на Бардина, который стоял у окна и переводил испытующий взгляд с Мери на Дину. – Прохарин задержан как красный комиссар и шпион.

Мери художественно фыркнула и скосила глаза на Дину. Та смотрела на полковника с великолепным изумлением на лице.

– Кто комиссар? Митька?! Господь с вами, господин полковник… – Дина пожала плечами. – И давно ли он Прохарин? Мы всю жизнь были Смоляковы, вся мамина таборная семья. Он сын моего деда, тоже Смоляков, весь табор может это подтвердить! Господин полковник, поверьте, я отвечаю за то, что говорю! Я Митьку знаю с детства, это самый обычный таборный цыган! Ну, разумеется, воровал иногда по мелочам, но… политика, шпионаж?! Увольте… Цыгане просто не знают, что и думать! Его мать плачет второй день, у жены с перепугу начались роды! Я даю вам слово, что он не большевик, а просто жулик! Ну нельзя же расстреливать человека за кражу поросенка на рынке!

– Надин, вы… – Инзовский был настолько озадачен, что, глядя в глаза Дины, не сразу нашелся что ответить. – Вы уверены, что ничего не путаете?