Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува Страница 61

А потом…

Через неделю после рождения Ванды Томас впервые ударил ее. И не только ударил. Даже сегодня, спустя несколько месяцев после того вечера, Рут с содроганием вспоминала о случившемся.

В тот день у нее воспалился левый сосок, и кормить дочь было так больно, что на глаза ей наворачивались слезы. Никакого утешения от Томаса она не получила – никаких нежных объятий. Вместо этого он, не обращая внимания на Ванду, уставился на ее обнаженную грудь так, словно увидел ее впервые. Когда около семи часов измученная молодая женщина собралась прилечь, он зашел в спальню вслед за ней.

– Теперь нам твое толстое пузо не помешает! – заявил он и расстегнул штаны.

В первое мгновение Рут не поняла, чего он от нее хочет. Не собирается же он заниматься с ней любовью именно сегодня, когда ей так плохо?

Но Томас как раз это и имел в виду.

Рут была слишком слаба, чтобы сопротивляться.

Ее неподвижность взбесила его.

– У меня жена или безжизненная кукла? – заорал он, входя в нее.

Закрыв глаза, Рут сцепила зубы, надеясь, что скоро все закончится, а в глубине души обливалась горькими слезами.

К ударам она была не готова. Сначала он хлестнул ее по правой щеке, затем по левой. Хлоп! Хлоп! Без стеснения. Она в недоумении распахнула глаза, и на миг ей показалось, что он испугался так же сильно, как и она.

– Сама виновата! – закричал он на нее. – В следующий раз будешь смотреть на мужа, когда он выполняет свой супружеский долг! А нос задирать будешь в другом месте!

С тех пор он бил ее постоянно. Не так сильно, чтобы оставались какие-то следы, боже упаси! Томас Хаймер не хотел, чтобы пошли слухи, будто он бьет жену.

Рут невольно коснулась синяка за ухом, появившегося сегодня вечером после удара кулаком.

Она ничего не успела объяснить ему насчет кроватки, как он уже ударил ее по щеке.

– И как тебе только в голову приходят такие дурацкие идеи? – орал он, словно она была невоспитанной школьницей.

Молодой женщине все еще не верилось, что все это происходит именно с ней. С ней, дочерью Йооста, для которого честь женщины всегда была превыше всего.

Ей было так стыдно, что она не могла заставить себя рассказать обо всем Иоганне или Мари. Да и какой в этом прок? Никто не заставлял ее выходить замуж за Томаса. Она добровольно, от чистого сердца сказала ему «да». А вместе с ним и семье Хаймер, ни один член которой не счел нужным прийти на крестины Ванды. Именно в тот день у каждого нашлись дела поважнее! Если бы не ее сестры, она стояла бы перед священником одна.

Рут до сих пор испытывала огромное разочарование, сжимавшее ей горло, при одной мысли о том дне. Еще чуть-чуть – и тогда, в те первые недели, она позволила бы убедить себя в том, что не справилась. Но всякий раз, заглядывая в кроватку или поднося Ванду к груди, она чувствовала, как ее захлестывает горячая волна счастья. Она любила своего ребенка. А как этот ребенок любил ее! Малышка была из Штайнманнов, так же, как она и ее сестры.

Думая о своих сестрах, Рут улыбалась. Они наперебой пытались сделать для Ванды все, в чем отказывала ей родня со стороны отца: малышке была всего неделя от роду, когда Мари нарисовала ее первый портрет. С тех пор она фиксировала каждое достижение девочки четкими штрихами грифеля. Рут не осмеливалась вешать рисунки на стены, хотя они были прелестны, но время от времени доставала их из ящика стола и рассматривала. А Иоганна! Каждые выходные она приходила к ней в гости с очередной обновкой для ребенка. А на прошлой неделе она принесла детское кольцо из чистого серебра, хотя у малышки еще даже зубы не начали резаться!

Рут нахмурилась. Если бы все было так, как хотелось ей, Иоганна могла бы баловать девочку сколько угодно! Вскоре после рождения Ванды она приняла решение гордиться дочерью так же, как гордился Йоост ей самой и ее сестрами. У Ванды всего должно быть в достатке. Она – ее маленькая принцесса.

На полу, на верстаке Йооста и на старых рабочих столах – повсюду лежали рисунки и эскизы. Зимние пейзажи, лица ангелов, миниатюрные ясли – мотивы, подходящие для рождественских украшений. Но вместо того, чтобы радоваться такому количеству набросков, Мари едва ли не с отвращением смотрела на царивший в мастерской беспорядок. И это прогресс? Смешно.

Взгляд ее упал на книгу, которую подарил ей Петер на Рождество. «Художественный эскиз: руководство». Иногда она жалела, что вообще заглянула туда! Книга стала ее библией, ее другом. И врагом. Особенно в последнее время. «Неужели искусство нужно понимать так, как там написано?» – снова и снова спрашивала себя девушка. Можно ли разделывать рисунок, словно гуся на Рождество, обнажать кости, а затем радоваться его наготе? Неужели в этом и заключается смысл творчества?

В этом Мари сомневалась.

Конечно же, изложенная в книге логика форм звучала соблазнительно: нарисованный круг представлял собой увеличенную точку. Несколько точек, выстроенных в ряд, составляли линию. Четыре одинаковые линии – и вы получаете квадрат, в который вписывается круг, а в центре круга можно нарисовать крест, который разделит стороны квадрата… В книге все делилось на линии и углы. Тот факт, что творчество можно свести к такой точности, стал для Мари новостью. Она принялась проверять свои эскизы на предмет описанных в руководстве закономерностей, но результат оказался плачевным: в книге Петера нигде не упоминались шары. У шара нет начала и конца, его нельзя разделить на квадраты или точки. Мари не могла сказать, где у него верх, а где низ, где правая сторона, а где левая. Шар не состоял из углов. Так же, как и мыльные пузыри, которые когда-то выдувал для нее Йоост, стеклянные шары представляли собой отдельные миры. Они были самодостаточны, и именно это обстоятельство подкупало Мари.

Она видела в шарах идеальную форму. Меру всех вещей, которая позволяла оценивать эскизы: если рисунок нельзя было нанести на шар, она считала, что он никуда не годится. Если форма не имела ничего общего с шаром, она была девушке безразлична.

Мари уверенно отложила книгу в сторону. С нею каши не сваришь. Нужно поговорить с кем-нибудь, кто имеет представление о стекле. И о шарах.

Единственное затруднение заключалось в том, что такого человека не существовало.

К старику Хаймеру с новыми эскизами можно было даже не подходить: его сыновья с утра до ночи трудились над заказами от скупщиков. Кроме того, Мари сомневалась, что он разделит ее восторг по поводу стеклянных шаров.

Но с кем же еще поговорить? Рут и Иоганна относились к ее рисункам, как к милым безделушкам. Кроме того, обе были так заняты собой и своей жизнью, что не могли найти времени на то, чтобы осознать, как далеко продвинулась Мари. И даже если бы они заглядывали ей через плечо всякий раз, как она делала новый шар, Мари этого было мало. Тот, кто будет заглядывать, должен разбираться в искусстве!