Марша Кэнхем - Ветер и море Страница 63

– Капитану Шо об этом что-нибудь известно?

– Он знает об этом все, – спокойно ответила Кортни. – Мы с ним говорили вчера, и он...

– Капитан Шо сейчас на корабле янки. – Дэви сплюнул из уголка рта струю маслянисто-желтой слюны. И словно это послужило сигналом к окончанию разговора, повернулся и пошел прочь от Кортни.

– Когда он вернется?

– А? Не знаю.

– Что ж, раз его здесь нет, полагаю, вы просто должны поверить мне на слово, развязать узника и доставить ко мне под мою ответственность.

Он ненадолго задумался, перекатывая во рту табачный шарик. Тьфу!

– Нет. Нет – пока не скажет капитан. И тем более нет – если вы говорите о том, о ком, я думаю, вы говорите.

– И о ком же, по-вашему, я говорю? – Кортни уперлась руками в бедра.

– О Красавчике Зазнайке, о том, кого мы вздернули на ванты. – Он помолчал и обнажил в ухмылке желтые зубы. – О том, про кого капитан Шо сказал, что он может висеть там, пока его член не сморщится и не унесется с ветром.

– Очень хорошо. – Кортни поняла, что так ничего не добьется. – Значит, кто-нибудь должен проводить меня на «Орел», чтобы я смогла поговорить с капитаном.

– Нет.

– Но почему нет? – Кортни стиснула зубы. Нагнув голову, Донн возобновил поиски упрямой вши, но, уловив раздражение в голосе Кортни, поднял на нее взгляд.

– Потому что он приказал его не беспокоить. Никто не должен беспокоить его. Он не спал уже два дня, а последний раз, когда я его видел, он лежал здесь на палубе, как пьяница. И не сомневайтесь, что он поднимет шум, если его разбудят из-за какого-то желтопузого пресмыкающегося сына шлюхи вроде этого Красавчика Зазнайки. А-ах, попалась, паршивая тварь! – Он поднял жирную вошь и раздавил ее большим и указательным пальцами, а затем вытер руку о рубашку.

– Тогда мне остается лишь два варианта. Или вы развязываете лейтенанта по моему приказу, или я вплавь добираюсь до «Орла» и капитану станет известно, что мне пришлось это сделать из-за вашего упрямства.

– Похоже, вы собираетесь нажить себе кучу неприятностей просто ради того, чтобы задать ему несколько вопросов? Что за вопросы -вы хотите задать?

«Не доверяй никому, – предупреждал Сигрем, – ни другу, ни любимому, ни мужчине, ни женщине, ни трещине в стене». Кортни знала, что из всех людей только Дэви Донну можно доверять, и все же что-то удержало ее от того, чтобы открыть ему больше, чем ему нужно было знать в данный момент. Она задержалась с ответом, который прозвучал довольно холодно и вызвал у Донна еще больше недоверия.

– Вопросы личные. Если ответы будут касаться вас, я вам сразу сообщу.

К изумлению моряков, стоявших неподалеку и слышавших их разговор, они целую минуту смотрели друг на друга. Низкое мнение Донна о женщинах было общеизвестно, и видеть его защищающимся от Кортни Фарроу – и, похоже, проигрывающим – было необычно.

– Итак, – сердито заявила Кортни, – вы отвяжете его и приведете ко мне в каюту, или...

– Я его отвяжу, – ворчливо буркнул Донн. – И незачем так раздувать ноздри. Я его отвяжу. Я даже лично приведу его к вам. Но если я узнаю, что ваши вопросы имеют какое-то отношение к тому, что спрятано в его модных бриджах, я сам выпорю вас!

Чтобы сгладить грубость шутки, Донн быстро ушел, оставив ее стоять с открытым ртом посреди палубы. Она поняла, что совершила ошибку, уклоняясь от ответов на его вопросы. Почему она не посвятила Дэви в свои секреты? Почему не рассказала Шо о предупреждении Сигрема? И почему продолжает лгать, защищая Баллантайна?

Кортни торопливо вернулась в капитанскую каюту. Очищенный от последствий сражения пол представлял собой широкий простор для движений, и она довела себя до такого состояния, что уже готова была отказаться от встречи с Баллантайном, но в этот момент услышала медленные шаги в коридоре.

Она распахнула дверь и увидела измученную, промокшую тень мужчины.

– Вот он, – без всякой необходимости доложил Донн и, не ожидая от Кортни кивка, втолкнул Баллантайна в дверь. – Образцовый янки, гордость нации, лучший из всех, кого я когда-либо знал.

Разорванная в клочья, мокрая одежда Баллантайна обтягивала мускулы, которые свело судорогой от внезапного тепла; его волосы прилипли ко лбу и шее; запястья были ободраны, и свежая кровь пропитывала веревки, связывавшие их вместе. Еще один кусок веревки тянулся от кистей рук к цепям на лодыжках, не давая Баллантайну возможности отвести руки больше чем на дюйм от туловища и позволяя передвигаться только маленькими шаркающими шажками. Хотя он стоял не поднимая глаз, Кортни чувствовала, что он просто сдерживает ярость, а вовсе не признает свое поражение.

«Как чувствуете себя, Янки, когда вас унижают и заставляют стоять в собственном дерьме, а кто-то чистый и сытый злорадно торжествует?» – хотелось спросить ей.

– Благодарю вас, Дэви, – тихо проговорила Кортни. – Можете оставить нас.

– Одних? – Седеющие брови взлетели вверх.

– Да, одних! Если хотите, можете встать снаружи и прижать ухо к двери, но я буду разговаривать с ним одна!

Несколько мгновений Донн яростно жевал и, скривив рот, уже собрался выплюнуть табак, но строгий взгляд Кортни остановил его, и он с шумом проглотил слюну, а потом пристально посмотрел на Баллантайна.

– Чертовски верно, мисс, я буду за дверью. И если только я узнаю, что вы валяете дурака, я доберусь до ваших потрохов, как голодная акула.

Баллантайне поднял головы, а Донн зашагал к двери и, бормоча проклятия, захлопнул ее за собой.

Кортни медленно выдохнула. Баллантайн наконец встретился с ней взглядом, и она поняла, что ее мнение было верным. Его веки покраснели от боли и усталости, под глазами лежали свинцово-серые тени, но в глубине глаз горела яростная ненависть.

Она не могла понять, насколько серьезно он ранен. Кроме многочисленных синяков и царапин, у Баллантайна была рана над глазом – отвратительная глубокая борозда до самой кости, которая, должно быть, причиняла ему адскую боль. Его лицо горело то ли от ярости, то ли от лихорадки, Кортни не могла сказать точно, и ей пришлось побороть инстинктивное желание развязать ему руки, усадить на стул и обработать раны.

– Мы, Янки, похоже, по-разному провели ночь, – тихо произнесла она, заставляя свой голос звучать самодовольно.

Баллантайн никак не отреагировал, и только по едва заметному дрожанию веревки, связывающей его кисти, Кортни поняла, что он слышал то, что она сказала.

– Очевидно, вы не в состоянии оценить юмор всего происшедшего, – снова заговорила она и подошла к разбитому иллюминатору. Ей хотелось, чтобы ветер принес в каюту немного прохлады. Ее щеки горели, кровь кипела, но будь она проклята, если даст возможность Янки заметить у нее хоть один признак слабости. – Мне кажется весьма забавным, что теперь наше положение диаметрально противоположно тому, которое было всего несколько коротких дней назад. Я победитель, вы побежденный. Неужели вам совсем нечего сказать? Нет желания просить пощады у отчаянных корсаров-головорезов, над которыми вы совсем недавно глумились? Я предупреждала, что вы недооцениваете нас, Янки. Я предупреждала вас, что мы отомстим, чего бы это нам ни стоило.