Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны Страница 63

– Я сочувствую детям Испании, – с нажимом ответил он. – Но больше меня заботит мой собственный брат, с которым нас разлучили насильно! – Он смотрел Варе прямо в глаза. – Меня больше заботят мои письма к брату, которые я отправляю, но которых он не получает, как, впрочем, и я не получаю от него. Я знаю, что он пишет! Не может не писать, но я не получаю его писем. Может быть, ты знаешь почему?

Варя невольно отпрянула от него на полшага, потому что его взгляд буквально толкал ее.

– Не знаю.

– И не лезьте ко мне со своими поручениями! Я не комсомолец! Меня исключили. Тебе лучше держаться подальше от таких, как я. Ясно?

– Ясно. – Варя наморщила лоб. Она не обижалась. Не позволяла себе обижаться. Давно ли она сама вела себя не лучше, чем Вадим? Каждый способен оступиться, а потом – исправиться. – Ты, наверное, думаешь, что я не понимаю? – спросила она. – А я понимаю тебя. У меня тоже мама… арестована. И сначала…

Вадим взглянул на нее по-новому. С проблеском интереса.

– Сначала меня тоже исключили из пионеров, и я злилась. Но потом я… изменила линию поведения, и меня приняли в комсомол.

Вадим очень внимательно смотрел на нее и слушал. Варе начинало казаться, что она вот-вот достучится до него. Еще немного – и лед тронется.

– А мне не нужен никакой комсомол, – тихо, но твердо сказал он. – Все это туфта.

Варя машинально отпрянула. Ей в лицо будто водой плеснули – показалось, должен разразиться гром, такие чудовищные слова не могут остаться безнаказанными.

Но ничего не произошло – в темном коридоре они были одни. В это время суток здесь никого не бывало. Внизу звонили на ужин.

– Это лишь политические игры, для того чтобы управлять молодыми людьми, как марионетками.

– Что ты такое говоришь! – задохнулась Варя. Она изумленно смотрела на Вадима.

– Ну иди, донеси на меня, – усмехнулся он. – Я говорю то, что думаю. А ты решила – раз тебя приняли, то тебе всё забыли?

– Что – забыли? – не поняла Варя. – Я ничего плохого не делала!

– Это не важно. На тебе, как и на мне, – пятно, понимаешь? Куда бы ты ни пошла после школы, за тобой последует твое личное дело с клеймом «член семьи врага народа». Тебе нигде не будет покоя! Поняла?

Варя с ужасом смотрела на Вадима.

– Каждый твой поступок, каждое слово будут под прицелом.

– Но я не сделаю ничего такого…

– А твоя мать делала… такое? – Спросив, Вадим не ждал ответа. Он продолжал: – Мой отец – самый честный и порядочный человек. Никогда не поверю, что он изменник. Мама всем делала только добро. Они – лучшие. Я знал многих в нашем доме, кого арестовали, они все были замечательные люди.

– Ты жил в Москве?

– Из нашего окна Кремль было видно.

– О-о-о… Ты видел товарища Сталина? – ахнула Варя.

– Несколько раз.

– Какой он?

– Человек как человек. Обычный.

– Какой ты счастливый! – выдохнула Варя.

Вадим спрыгнул с подоконника.

– Дура ты, Коммунарова.

И ушел.

И никакого шефства над новенькими не получилось. Вадим оставался сам по себе, и Варя, издалека наблюдая за ним, сделала заключение, что его слова не расходятся с делом. Он действительно не проявляет интереса к общественной жизни и предпочитает сидеть где-нибудь с книжкой или гулять в одиночестве в окрестностях замка. Это казалось ей в корне неправильным поведением, и она считала необходимым поговорить с ним, переубедить, да все как-то не получалось. Она вечно была занята.

Разговор случился только летом, перед самым выпуском. В «Красных зорях» намечались спортивные состязания. Варя участвовала в женском троеборье – бег, плавание, метание гранаты.

Гранаты, конечно, были не настоящие, деревянные, выточенные в столярных мастерских, но метнуть такую было ничуть не легче, чем настоящую. Нужно было попасть в цель.

Варя не забыла, что Вадим обозвал ее дурой. Нельзя сказать, что она затаила обиду – нет. Но ей ужасно хотелось доказать этому столичному выскочке, что они здесь тоже не лыком шиты и кое-что умеют.

Она пришла на состязания с решимостью во взоре и ни разу не взглянула в сторону зрителей, которые толпились вдоль песчаных дорожек, забранных веревкой с флажками. Когда она бежала, то не видела никого – все зрители слились для нее в единую живую полосу, до которой ей не было дела.

Дистанцию Варя прошла с хорошим результатом. Когда стояла на спортплощадке возле ящика с «гранатами», то позволила себе краем глаза коснуться зрительской массы и сразу же увидела Вадима – он стоял несколько на особице, сбоку – прислонившись к березе, наблюдал соревнование.

Одет он был, как все другие детдомовские парни, – в серый форменный костюм, но сразу же явно выделялся среди всех прочих осанкой, манерой собирать руки на груди и привычкой склонять набок голову.

Впрочем, ветер мимолетных замечаний лишь пронесся в Вариной голове и совершенно улетучился, когда она увидела поднятую руку физкультурника. Гранаты метнула точно – все до одной залетели за натянутую веревку – линию обороны воображаемого врага.

Оставался заплыв.

Он проводился на реке, недалеко от замка. Участники разделились на берегу, в самом широком месте, выстроились на расстоянии. По взмаху физкультурника бросились в воду. Варя плыла, чувствуя азарт и страстное желание победить. Она не торопилась, желая правильно распределить свои силы. Кто-то из девочек опередил ее, но она знала – спешить нельзя. Нужен запас сил на обратный путь, чтобы вернуться первой в исходную точку.

Вот участники повернули обратно. Варя видела впереди желтую полосу прибрежного песка, когда вдруг почувствовала резкую боль в ноге. Мышцу свело. Это была неприятность, которая могла все испортить. Варя попыталась ущипнуть себя за сведенную икру – не помогло. Она отстала. Случилось это на самом глубоком участке, теперь нужно было сконцентрироваться, собраться, чтобы просто благополучно доплыть до берега, не закричать беспомощно: «Тону!» Какой позор!

Когда Варя выбралась на берег, все участницы заплыва уже стояли возле физкультурника и вытирались.

– Что стряслось, Коммунарова? – спросил Федор Николаевич, едва сдерживая досаду.

– Ногу свело.

Физкультурник в сердцах махнул на нее рукой.

Толпа хлынула к замку. Варя осталась сидеть на песке. Ей никуда не хотелось идти. Слезы душили ее. Она повернулась спиной к замку и стала смотреть на воду. Она смотрела, как бежит река, и упивалась своим провалом, пока не услышала совсем рядом:

– Эй! Возьми.

Она обернулась. Вадим протягивал ей полотенце. Не дожидаясь, пока она что-нибудь скажет, бросил ей на колени льняную грубую ткань и сел неподалеку на поваленную корягу.

– А ты молодец, – небрежно бросил он и кинул в воду камушек. Камушек сделал несколько «блинчиков» и утонул, оставив круги на гладкой поверхности.